— Тогда удачи, — и скользнула к выходу, не взглянув на Торви. Так, будто та уже и вовсе была мертва.

Раннхильд последовала за ней. Лагерта молчала несколько минут, обдумывая слова Уббе, потом поднялась из своего кресла, взяла пиджак, небрежно брошенный на его спинку.

— Ты не сдержала своего обещания, Торви, — произнесла она. — Я хотела пощадить тебя и Эрлендура и позволить вам уехать — на моих условиях, разумеется, — но Ивар Бескостный всё ещё жив, и я знаю, что ты просила у него помощи. Ты предала не только моего сына, но и меня. Сама знаешь, что я делаю с предателями.

Она врала, разумеется. Ни за что и никогда она не оставила бы их в живых.

«Нет, нет, нет, нет… Я должна, должна сделать хоть что-то…»

Ради Эрлендура. Для сыновей. Ради себя, она должна попытаться спастись, только как? Торви хорошо понимала, что оружия у неё нет, а без оружия её подстрелят прямо здесь. Да и с оружием тоже. Она умела драться и умела стрелять, но это бесполезно, когда у тебя нет ничего, а у Бьерна, Уббе и Лагерты — есть огнестрельное оружие

— У тебя нет доказательств, что я предала тебя, Лагерта! — Торви всё ещё пыталась бороться, хотя понимала, что это бесполезно. Пыталась выцарапать, выгрызть свободу… хотя бы жизнь. — Откуда мне было знать, что Ивар лжет?!

— Дело не в этом, — Ингстад царственно повела рукой. — Ты обратилась к нему за помощью. И ты до последнего была уверена, что Ивар тебе поможет, иначе не была бы так спокойна всё это время.

— Я не обращалась к Ивару! — Торви хотела бы возразить ей твердо, уверенно, однако понимала, что панические нотки выдают её с головой.

Лагерта ничего не ответила. Судьба Торви была уже решена, и её с головой накрыло волной безнадежного ужаса. Ещё сильнее, чем прежде, ведь теперь она слышала свой приговор, и обжалованию он не подлежал. Она впилась ногтями в ладони, собирая все силы, чтобы справиться с этим страхом.

Не сразу, но у неё получилось. Однако дыхание близкой смерти у Торви на затылке было ледяным, как воздух в горах Норвегии зимой. Она прикрыла глаза. Значит, всё будет так. Значит, надежды у неё нет. И, быть может, если бы она оставалась на стороне Лагерты…

Нет. Для Лагерты она в любом случае была бесполезна, зато знала слишком много. Торви поставила не на ту карту, и партия оказалась проиграна. Всухую. Слеза скатилась у неё по щеке, а внутренности опять скрутило холодной рукой так, что впору было согнуться пополам и проблеваться на пол от боли. Но Торви не собиралась доставлять Лагерте или Бьерну удовольствия видеть её слабой.

Ни за что. Хватит. Они уже достаточно видели.

Она зажмурилась на мгновение, а потом распахнула глаза. Перестань, Торви, ты уже выплакала все слезы и достаточно несла на себе груз вины за то, что втянула Эрлендура в свою жизнь. Всё это не могло закончиться хорошо, правда? Только всё равно её раздирало изнутри болью, а где-то на задворках сознания слепой летучей мышью билась мысль, что всё могло закончиться по-другому. И они могли бы… выжить.

Вкус крови мазнул по вкусовым рецепторам, и Торви поняла, что зубами содрала нежную кожицу на нижней губе.

— Уходи, как только закончишь всё, Уббе, — Лагерта перебросила Уббе ключи от одной из машин, и тот ловко их поймал. — Избавься от оружия. И забери их документы, их нужно уничтожить.

Не слишком ли быстро она согласилась? В чём здесь подвох?

Торви вцепилась пальцами в кожаную обивку дивана. Она могла представить, что будет дальше: Бьерн через какое-то время подаст заявление в полицию о её пропаже. Семья Эрлендура сделает то же самое, только более искренно. Разумеется, полиция не сможет их найти. Какое-то время они будут числиться пропавшими без вести, а потом их объявят мертвыми — какими они и будут, только гораздо дольше. Бьерн убедит Эрика и Рефила, что их мать сбежала с любовником или просто сбежала от них. И если ему не удастся убедить Гутрума, это всё равно ничего не будет значить. Гутрум не сможет ничего доказать, даже если у него будут какие-то догадки.

Но Торви знала, что ничего бы в своих поступках не изменила, даже если бы могла. Она была счастлива, хоть и немного. И всё это время у неё была надежда, что всё ещё будет хорошо, а надежда — это всегда маяк. Даже если в итоге его свет приведет на рифы.

По крайней мере, закончилось это мучительное, выжирающее душу ожидание. Норны щелкают ножницами. Норны привели её и Эрлендура друг к другу, они же и разведут. Только будь милостив к ним, Всеотец, будь милостив к ним обоим…!

— И путь, по которому я пойду, будет так холоден… — шептала Торви, когда Уббе, осторожно подталкивая в спину, вёл её коридором туда, где Лагерта держала Эрлендура. Невольно она всё равно осматривалась в поисках любой сокрытой возможности сбежать… и не находила её. Гладкие стены коридора не предполагали ни одной двери, а единственное оружие — небольшой нож — «девы» забрали у Торви ещё на входе.

И она понимала, что всё равно не воспользуется возможностью сбежать, даже если обнаружит её. Она не хотела… не желала спасаться в одиночестве. А ещё Торви очень давно жила в семье Лодброков, и, как бы ни хотела сохранить себя, всё равно впитала некоторые их черты. Например, умение встречать собственную смерть с гордо поднятой головой. Она помнила, как смеялся Рагнару в лицо её первый муж, Борг, и знала, что у неё хватит мужества поступить так же.

Уббе молчал почти всё время. Он не пытался подгонять Торви, тыкая пистолетом ей в поясницу, но она и так знала, что стоит ей хотя бы попытаться метнуться в сторону — и Уббе расстреляет её без сожалений.

— Отдай мне свою сумочку, — спокойно произнес Уббе, когда они приблизились к подвалу, где Лагерта держала Эрлендура.

Ну, разумеется. Лагерта ведь приказала не оставлять никаких следов. На мгновение Торви сжала в руках сумку, но потом всё же кинула её Уббе. Он поймал вещь одной рукой. А затем выудил из кармана её телефон. Протянул ей и одними губами шепнул:

— Разблокируй.

Торви моргнула.

«Что?»

Уббе огляделся, внимательно рассмотрел стены и потолок, приложил палец к губам.

— Разблокируй и отдай мне.

Торви тупо наблюдала, как он набирает в телефоне что-то в поле для сообщений. Голова у неё шла кругом: если он хочет пристрелить её и Эрлендура, почему не сделает этого? Что он задумал? Это какой-то план Лагерты? Что происходит?

Он протянул ей смартфон обратно. Черные строчки на белом поле вкладки сначала расплывались у Торви перед глазами, но потом она смогла прочитать: «Лодброки держат свои обещания, Торви».

Сообщение казалось бессмысленным.

Уббе отпер дверь, впустил Торви внутрь. Эрлендур по-прежнему находился в подвале. Он сидел на полу, окровавленный и измученный, и Торви, забыв обо всем, бросилась к нему, обхватила его руками и уткнулась лицом в слипшиеся светлые волосы.

— Ты жив, — шептала она, целуя его лицо. На губах оставался привкус пота и засохшей крови. — Ты жив, ты жив…

— Видимо, ненадолго, — пробормотал он. — Ты должна была меня послушать…

Рядом с ними упал небольшой ключ, явно от наручников. Торви подняла на Уббе взгляд. Тот мотнул головой, провел пальцем по горлу: времени мало. Нужно спешить. Почему он вообще им помогает? Что происходит? Или это очередной план Лагерты, которая хочет загнать своих жертв прежде, чем убьет?

Видя, что Торви не понимает, Уббе приблизился к ним и присел на корточки. Очень тихо, практически шепотом, он произнес:

— Оставь мне свои личные вещи, Торви, вытащи Хорикссона, и бегите. Я помогу вам. Лодброки, знаешь ли, держат свои обещания, — он пожал плечами. — Я знаю, что Ивар обещал вам свободу.

— Лагерта убьет тебя, — в голове у Торви гулко звенела пустота. Она почти приготовилась к смерти и смирилась с ней, но боги, кажется, подарили ей ещё один шанс на жизнь?

— Лагерта не узнает, — покачал головой Уббе. — Сегодня она отключила все камеры здесь, чтобы записи не попали в руки Бескостному. В коридоре я не мог говорить лишь потому, что не был уверен в наличии «жучков» в стенах. В подвале «жучков» точно нет, я уже проверял раньше. Уходите. Никто не увидит вас. Я покажу вам путь. Такси уже ждет.