От осознания этого Блайю затрясло ещё сильнее.

— Он не оставит нас в покое! — Она толкнула Сигурда в грудь, вскочила на ноги. — Господи, он обращался со мной, как с вещью, и он издевался над тобой, Сигурд!

Блайя снова разрыдалась, зло и горько, схватила с тумбочки стеклянную пепельницу и швырнула её в противоположную стену. Осколки со звоном осыпались на пол, но легче не стало. Блайя дрожала от одной мысли, что могла сейчас ехать с Осбертом в его дом, и… Боже, если он действительно забил свою жену до смерти, то…

Она всхлипнула.

— Я не знаю, что делать… Что делать с тем, что он натворил, и зачем он устроил весь этот цирк, и в итоге я его руками купила какие-то дурацкие казино, и он хотел меня отдать Осберту, Сигурд, он хотел меня продать… — бормотала Блайя, обхватив себя руками, и по её щекам текли слезы, черно-серые от полусмывшейся туши. — Пожалуйста… — Она подняла на него заплаканное лицо. — Скажи, что ты не знал… Скажи! — Она опустилась перед ним на колени, стукнула кулаком в плечо. — Скажи, что ты не знал!

Потому что если он знал, она убьет его, а потом уйдет от него, или наоборот, и пусть Ивар её прикончит, хоть живьем кожу сдерет, но если он обо всем знал, то, значит, он предал её, и…

Сигурд перехватил её запястья и, наплевав на сопротивление, притянул Блайю к себе, заставив уткнуться лицом в его рубашку. Он держал её в объятиях и легонько раскачивал, шепча на ухо успокаивающие слова, напевая, целуя её, пока Блайя не успокоилась. Постепенно её рыдания затихли, и Блайя уткнулась носом ему в шею. Её дыхание выровнялось.

— Я ничего не знал, — Сигурд взял её лицо в ладони. — Правда.

Блайя кивнула. Конечно, он не знал. Его реакция была бы совсем другой, если бы Ивар открыл ему свои планы. В горле у неё было сухо после истерики, и во рту будто разлили банку с кислотой. Она облизнула губы.

— Я знаю. Прости меня, — она водила кончиками пальцев по его лицу, будто запоминала его черты. Сигурд смотрел на неё, закусив губу, и гладил по спине, посылая тепло вдоль её позвоночника.

Вся его рубашка была вымазана в её косметике, и старания Торви ушли в небытие. Блайя боялась представить, что творится с её лицом, и что она никогда больше не сможет повторить такой макияж, и, черт возьми, о чем она вообще думает? Рубашка Сигурда наверняка стоила целую кучу денег, и надо бы её постирать…

В голове было пусто и гулко.

— Я испортила тебе… — Блайя провела рукой по испачканной ткани. — Как думаешь, это можно отстирать?

«Не думать об этом вечере, — приказала она себе. — Не думать об Иваре. Не думать о том, что будет дальше».

Иначе она не сможет прийти в себя.

Сигурд молча расстегнул рубашку, стащил её, смял и бросил куда-то к кровати. Блайя смотрела на него, не отводя взгляда, и ей казалось, будто её зрение стало гораздо острее, чем было, раз она даже странную отметину рядом с его зрачком смогла разглядеть. Сигурд смеялся, что эта метка должна была делать его особенным, но Блайя думала: разве он и без неё — не особенный? Она видела светлую щетину, пробивающуюся у Сигурда на подбородке, и крошечные трещинки на его нижней губе, и засос, который она оставила у него под ключицей вчера, и каждую линию его татуировки, и что-то вновь изменилось в ней самой, в который раз за день.

Сигурд обладал поразительным умением переворачивать её мир и излечивать её душу. Пять минут назад она задыхалась от истерики, но он был рядом, и теперь ей легче, намного легче, и…

— Я люблю тебя, — прошептала Блайя. — И это правда.

Сигурд моргнул, и светлые ресницы на миг опустились на щеки, пряча вспыхнувший взгляд.

— Знаешь, — медленно произнес он, глядя ей прямо в глаза, — у нас есть традиция: жених дарит невесте подарок. Первый, но не последний. Строго говоря, он делается родителям, но… Это значит, что он делает ей предложение, — дотронувшись до змея на её шее, он улыбнулся: — Ивар в чем-то был прав.

Блайя непонимающе смотрела на него. Ивар был прав? В чем? А потом она вспомнила: младший Лодброк прикрылся помолвкой, когда соскочил со сделки с Осбертом. Он сказал, что Сигурд предъявил на неё свои права, и он, Ивар Лодброк, не может противостоять воле Одина.

— Ты… О чем ты? — выдохнула она.

— Момент не самый подходящий, — Сигурд запустил пальцы в её прическу, вытянул шпильки и заколки; те, что еще остались. Волосы упали ей на плечи. — Он даже самый неподходящий. И ты можешь врезать мне прямо сейчас. Но я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Блайя онемела.

Голос разума твердил ей, что замуж выйти за него она не может, потому что она знает его всего ничего, и он вообще-то убил её отца, и его брат — самое сумасшедшее чудовище на свете, и ей нужно держаться подальше от Лодброков, и нужно бежать прямо сейчас. Но где был этот разум, когда они занимались любовью впервые под сухой треск огня в камине? И где он был, когда она решилась войти в эту семью, где у каждого руки были по локоть в крови?

Отголоски прошедшей истерики грозились вновь превратиться в новую, но Сигурд перебирал её волосы одной рукой, а вторая оглаживала её талию через ткань платья, и истерика заткнулась, не начавшись.

И где был голос разума сейчас, почему не действовал на неё? Блайя обнаружила себя, сидящей на Сигурде, и её колени сжимали его бедра, а сама она внимательно смотрела ему в глаза. Её сердце знало ответ, и признаться в нем оказалось проще, чем она предполагала.

Пусть он всегда будет рядом. Пусть его спокойствие и его любовь утихомиривают штормы в её душе так же, как он сделал это сейчас. Пусть он прячет её от боли и страданий, от страхов и кошмаров, и призрак отца больше никогда не побеспокоит её ночами, потому что она будет спать в объятиях Сигурда Лодброка, и пусть не будет для неё иного места. Никогда больше.

Со всем остальным они как-нибудь справятся. Сейчас, когда в её голове немного прояснилось, Блайя подумала: она знает, что делать с отцовским наследством и с казино Осберта, которые ей навязали так грубо. Ивар умел шокировать людей.

Идея пока не сформировалась в её голове до конца, но…

Но.

Она справится. Они справятся. Вместе.

А потом Блайя коснулась губами уха Сигурда и прошептала едва слышно:

— Да.

========== Глава пятая ==========

Ивар ненавидел юридические вопросы почти так же сильно, как ненавидел, когда что-то шло не по его плану. Но если план он мог подкорректировать при необходимости (что он и сделал, когда Сигурд одарил элловскую девчонку помолвочным подарком, и возможность тихо и незаметно убить Осберта после его свадьбы с Блайей пришлось похоронить), то сухие канцелярские формулировки договоров не поддавались его живому, но совершенно не юридическому мышлению. Перечитав протокол внесения изменений в контракт уже раз в десятый, Ивар шмякнул его об стол.

— Чертовы хитрожопые твари, — пробормотал он себе под нос. — Никогда не знаешь, где они могут подложить тебе свинью.

Будучи подозрительным от природы, он не доверял даже тому юристу, которого сам нанял в компанию. Рагнар всегда говорил, что юристов нужно держать в ежовых рукавицах, но как сделать это, если за их любимыми сухими формулировками может скрываться ловушка, которую трудно разгадать?

Ивар, впрочем, знал, что справится и с этим. Должен справиться. Только сначала ему нужно выпить кофе. Больше кофе. Он позвонил секретарше:

— Кофе. Черный, без сахара и сливок.

— Да, мистер Лодброк. — Даже по телефону голос этой овцы (как её зовут, йотун ее побери?) дрожал, будто он поставил её к мишени и собирается выстрелить промеж глаз. Идиотка.

Ивар прикрыл глаза, позволяя темноте, скрывающейся под опущенными веками, окутывать его сознание. Но мысли, вившиеся у него в голове, не отпускали. Еще четыре месяца всему семейству предстояло сосуществовать под одной крышей во имя наследства Рагнара, которое состояло из нескольких домов, одного стороннего небольшого бизнеса в Калифорнии, никак не связанного с игорным, нескольких счетов и банковских ячеек с ценностями. Еще четыре месяца ему предстояло видеть довольную рожу Сигурда и тупую физиономию Бьерна, которые не были в состоянии понять даже самых простых логических ходов. Еще четыре, мать их, месяца…