Я спрыгнул со стола и, обернувшись львом, позволил Птолемею облокотиться на свою спину. Так я вёл его до самого паланкина, который после этого нес на своих плечах.

***

Бесы, фолиоты, джинны и африты — двадцать штук этих злобных тварей сейчас рвали и метали за стенами ветхого храма, который служил нам с Птолемеем укрытием, и пытались всеми возможными способами пробраться внутрь. Стены шатались под их Взрывами и Судорогами, потолок сотрясался от многочисленных тяжелых ударов. Все говорило о том, что долго вся эта конструкция под таким давлением не протянет. Даже моя Печать еле сдерживала тот ужас, который пытался прорвался сюда снаружи, и каждую секунду грозилась сломаться, оставив нас на произвол судьбы. Впрочем, чего это я? Мы уже оставлены на произвол судьбы, а судьба к нам сегодня не очень благосклонна.

Я стоял над истекающим кровью Птолемеем, и судорожно пытался придумать, как защитить своего хозяина, когда барьер наконец лопнет. Его из всего произошедшего, похоже, больше всего волновал потерянный во время облавы на рынке свиток.

— Я не завершил свой рассказ, — прошептал он. — В моих комнатах не осталось ничего, кроме фрагментов.

Не будь ситуация столь печальна и безысходна, я бы картинно закатил глаза. На кону его жизнь, а он за свои записочки волнуется! Но в этом был весь Птолемей и поделать я с этим ничего не мог. Мне давно пришлось принять его приоритеты. Поэтому сейчас я постарался говорить проникновенно и спокойно.

— Птолемей, это не важно.

— Важно, Бартимеус! — Он был при смерти, но его глаза сверкали все так же ярко, как и во время наших старых споров на одну и ту же избитую вдоль и поперек тему. Даже в таком состоянии Птолемей был готов отстаивать свои позиции.

Вокруг раздавался чудовищный грохот, стены ломились от наваливающейся на них мощи, а я продолжал препираться со своим ослабевающим с каждый секундой хозяином, не желая слышать его возражений. Мне казалось, что я сосредотачиваю больше внимания на его тяжелых вдохах, чем на произносимых им словах.

— Я отсюда выбраться не могу, но ты-то можешь! — Птолемей протянул окровавленную руку ко мне и провёл пальцами по грязной гриве, испачканной в вытекающей из меня сущности в том месте, где мне оторвало крыло.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, к чему он клонит. Он хочет отослать меня, а сам героически погибнуть от рук духов, за права и свободу которых он так долго сражался в одиночку. Ну уж нет! Никаких подобных геройств в мою смену! Я попытался возразить, но Птолемей меня не слушал.

— Формально, я твой хозяин, не забывай, — напомнил мне он. — Я говорю, что ты можешь уйти. — Я отрицательно мотнул головой, и его брови свелись к переносице. — Я говорю, что ты уйдешь! — Он старался, чтобы его голос звучал громко и властно, но на деле он был тихим и хриплым. Птолемей выплюнул на пол лужицу заполнившей рот крови.

Вместо ответа я вышел на середину зала и испустил вызывающий рев, стараясь припугнуть мечущихся снаружи демонов, а заодно и дать хозяину понять мою позицию. Мой впечатляющий протест ни капли не поколебил железную волю Птолемея Александрийского. Мальчик лишь криво усмехнулся и сел на дрожащих локтях. Я вновь склонился над ним.

— Прислони-ка меня вон к той стенке, — попросил он. Заметив, как я с сомнением покосился на его окровавленное тело, он решил меня поторопить. — Давай, давай! Неужели ты хочешь, чтобы я умер лежа?

Я подумал про себя, что в нем, слабом, истекающим кровью четырнадцатилетнем мальчишке было больше царственности, чем во всех Птолемеях в его роду вместе взятых. Чести ему прибавляло и то, что моего хозяина никогда не интересовал престол. Он жаждал знаний и только их. И сейчас он медленно умирал на моих руках вопреки первому и во имя второго. Скрепя сердце, лев сделал, как было приказано. Когда я усадил его подле стены, я заметил, как принц с большим усилием подавил в себе болезненный стон. Я обернулся назад.

Дверь, еле сдерживаемая моей Печатью, разгорелась докрасна от посылаемых в неё Взрывов. Еще немного и она разлетится на мелкие кусочки вместе с прогибающимеся внутрь стенами. Я приготовился к тому, что сейчас мне придется отбивать сразу по дюжине атак за раз, еще и стараясь не подпустить никого из этих тварей к Птолемею. Я прикинул, что так я продержусь не больше пяти минут. Я тряхнул головой, стараясь отогнать от себя эту мысль. С таким настроем в бой вступать нельзя.

Я расслышал, как Птолемей что-то прошептал мне сзади. Не отрывая взгляда от готовящейся взорваться двери, я ответил:

— Даже и не проси. Никуда я не уйду.

— Я и не стану просить, Бартимеус, — хрипло откликнулся мой хозяин.

Не понравилось мне то, как он это произнес. Когда я обернулся к нему, я успел лишь заметить, как Птолемей болезненно улыбнулся мне и поднял вверх правую ладонь. Я вскинул лапы в попытке его остановить.

— Не надо!..

Он щелкнул пальцами и произнес слова Отсылания. В тот же миг дверь взорвалась дождем расплавленного металла, и три высокие фигуры ворвались в храм. Я почувствовал, как мою сущность все настойчивей дергают мелкие крючки, против моей воли стараясь утащить меня из этого места. Мир стал размываться перед моим взором, и я успел заметить лишь то, как Птолемей мягко кивает мне, а его губы беззвучно произносят: «Прощай, друг мой». Его голова неестественно тяжело привалилась к стенке, а после я обнаружил себя движущимся вперед среди бесконечных потоков Иного Места…

«Кто это?» — раздался в моей голове очень усталый и тем не менее заинтересованный голос Ната. Он как раз смотрел в спину уходящей Китти и, видимо, чтобы попытаться отвлечься от боли в боку, решил подслушать, о чем я думал. Хозяин. Все такие.

«А?» — Я как всегда блестал своим красноречием.

«Тот мальчик, обличие которого ты всегда принимаешь, — пояснил Натаниэль. — Он был твоим хозяином?».

«Ну да, был, — недовольно признал я. Посвящать Ната в подробности моих отношений с Птолемеем я не планировал и сейчас проклинал себя за то, что позволил себе отвлечься, а мальчишке — подсмотреть мои воспоминания. — А тебя не учили, что подслушивать чужие мысли очень неприлично?».

«Кто бы говорил», — хмыкнул у меня в голове голос хозяина. Он перевел взгляд на в данный момент громящего аппарат для сладкой ваты Ноуду. Я тоже сосредоточил внимание на нем.

«И чего ты вдруг о нем задумался?» — вновь проскользнула в его сознании мысль, адресованная мне, когда он поудобнее перехватил в руках посох Глэдстоуна.

«У меня просто от того, что мы с тобой собираемся сделать, вся жизнь перед глазами проносится, ничего особенного, — отмахнулся я. — У тебя, вон, у самого также».

Это было правдой. Я как раз наблюдал обрывки из его воспоминаний, в основном — из детства. Большинство из них были мне незнакомы, но после стали появляться фрагменты вроде улыбающегося лица миссис Андервуд, какой-то женщины, сидящей в саду с мольбертом, обозлившейся шестнадцатилетней Китти. Я даже пару раз уловил среди этих обрывков себя — в обличьях Птолемея и горгульи. Меня даже охватила ностальгия по старым добрым временам.

Но время, отведенное нам на то, чтобы попрощаться со своими жизнями, почти исчерпалось. Нам наконец удалось привлечь внимание Ноуды и сейчас он с диким ревом приближался к нам. Натаниэль начал читать заклинание.

«Бартимеус…», — эта мысль не громче шелеста листьев пронеслась у меня в сознании.

«Да?».

«Ты был мне хорошим…».

Другом.

«Ты был мне хорошим слугой».

Я не знал, что ему ответить на такое заявление. Уж слишком громким оно было. Разумеется, я уловил эту его короткую осечку, которую он, скорее всего, из гордости поспешил исправить. Я ощущал странное чувство дежавю и все никак не мог придумать вразумительного ответа.

«Нат…».

Заклинание Отсылания разнеслось в моем сознании громче самого чудовищного взрыва — оглушающе и страшно. Я изо всех сил сопротивлялся, стараясь удержаться за этот мир, пытаясь докричаться до Ната словами о том, какой же он болван.