— Нам нужно поговорить, — начал Анхель, и я закусила губу, пока он не видит моего лица, чтобы не закинуть голову и истерично не рассмеяться.
— Разве нам есть о чем разговаривать? — поинтересовалась я, придавая голосу ноты небрежной скуки, а рука продолжала порхать по бумаги; нажим становился всё сильнее, и казалось, что бумага вот-вот порвётся.
Почему он преследует меня? Что ему нужно? Что он еще не сломал? Что не испортил?
— Я клянусь, что я никогда не обещал на ней жениться. Я люблю… — запальчиво начал Анхель, прикоснувшись к моему локтю, и рука с ручкой замерла, а я натянулась, как тетива отцовского лука. Это была самая гнусная ложь, самая мерзкая и самая жестокая. Он не мог придумать ничего более изощренного, даже если бы это принесло ему больше удовольствия.
Во мне вскипела ярость. Он играл тем, что было для меня священно. Он пытался добить меня теми словами, за которые еще позавчера я отдала бы все, что у меня было. Я повернулась, вырывая руку из его хватки. Он не ждал этого, не ослабил нажим и чуть выше локтя обязательно останется синяк, но я почувствовала себя лучше, увидев на его лице отпечаток разочарования. Я хотела причинить ему боль, но я ненавидела то, что это невозможно, не причинив её себе.
— Не смей врать мне! Не говори мне о любви! — выкрикнула я ему в лицо, и гнев, разлившейся по венам месте с кровью, не дал привычным слезам вырваться наружу. Я смотрела в его прекрасные и чистые, как горное озеро, глаза и видела всё, что раньше заставило бы меня трепетать и таять рядом с ним, а сейчас я удивлялась, насколько же умело он пытается выдать ложь за правду.
Анхель хотя бы раз послушал меня. Он перестал говорить, но решил действовать. Испанец резко притянул меня к себе и поцеловал. Жар его сильного спортивного тела, пламя его ловких губ не помогло мне скрыть то, что я по-прежнему хотела его, хотела его поцелуев и любви. Прошло мало времени, чтобы я забыла всё; слишком мало мало времени, чтобы я научилась управлять собой рядом с ним.
Я ответила на поцелуй потому, что мое сердце, истерзанное последними днями, искало тепла, потому, что мое тело помнило его и предало меня, как только появилась возможность и потому, что несмотря ни на что я любила его.
Анхель одновременно был и нежным и страстным, сплетая хрупкое полотно поцелуя из противоречивых эмоций. Мне он показался таким искренним и честным, что я не отстранилась и позволила сладкому туману спутать мои мысли. Я снова растворилась в нем, в поцелуе и даже, когда он отстранился, я сама потянулась за ним следом.
— Бланка, — прохрипел он после следующего глотка воздуха, и тут меня словно ударили по голове.
Он предал меня, посмеялся с моих чувств, а я позволила ему целовать меня. Запоздало я поняла, что его ладонь сейчас лежала на моем бедре под юбкой, а вторая была на затылке. Я опустила взгляд вниз и увидела, как замысловатый бант моей шелковой кофты развязан, и меня сковало оцепенение, а потом дикое разочарование в себе. Я ведь позволила ему всё это, а он воспользовался. Бант красноречиво показывал, что от меня хотел Анхель, всегда хотел.
Вот что ему нужно от меня — моё тело, а на мою душу ему плевать.
Я потянулась к пуговичкам кофты и стала расстегивать одну за другой.
— Бланка, — уже вопросительно окликнул меня испанец.
Я не замечала изменившегося поведения Анхеля: сначала он убрал ладонь с плеча, затем с бедра, а потом схватил меня за руки, останавливая, но кофта уже была расстегнута, полы ее сами разошлись в стороны, открывая ему мою грудь обтянутую тонким слоем белого кружева.
— Остановись, — прикрикнул он, с осуждением смотря на меня. Ему противно? Почему? Если он хотел мое тело, почему тогда останавливал меня? Я не понимала его.
— Разве это не то, что ты хочешь? Тебе ведь только и нужно, чтобы я стала твоей очередной шлюхой, еще одной галочкой в твоём длинном списке. — Я словно со стороны слышала своей язвительный, но дрожащий голос (и откуда у меня только взялись силы пытаться бороться со всеми этими чувствами?). Не зная, куда подевалась моя скромность, но я не пыталась прикрыть перед ним полуобнаженную грудь; я даже наслаждалась в этот момент происходящим, но это наслаждение было каким-то неправильным, так не должно быть. При этом наблюдая его горящий взгляд: так давай закончим, прямо тут, на столе. Каждый получит то, что хочет.
— Если бы мне нужен был один секс, я бы уже давно овладел тобой, — это звучало грубо. Он был так в себе уверен. Его слова задели меня за живое, будто тупым ножом он прошелся по моей душе, разрывая её. Он думал, что я настолько легкодоступна, что позволила ему бы всё, причем давно. Это было слишком. Анхель, и правда, был неотразим, но не настолько бы чтобы забыть о гордости и чести. — Но, бестия, это первый раз, когда секс — последнее, о чем я думаю, — Анхель попытался застегнуть мою кофту, но я вырвала ткань из его рук, больше не позволяя к себе прикоснуться.
— О, ты просто решил поиграть сначала. Так же веселее, правда? — хмыкнула я, чувствуя в уголках глаз предательскую влагу. Я наклонилась к нему ближе, продолжая вести себя так, как никогда бы раньше не посмела.
Испанец отошел от меня, видя, что я колеблюсь между истерическим смехом и слезами. А к истерике я, и правда, была близка, и именно он довел меня до такого состояния.
— Я бы воспользовался твоим предложением, если бы не было двух небольших причин отказаться. — Он наклонился к полу возле меня, не отрывая от меня взгляда, и я не знала что мне делать, но прежде, чем я решила хоть что-то, он поднялся и выпрямился.
— Каких?
— Я люблю тебя, — снова повторил ложь Анхель и протянул мой блокнот, который упал на пол. Вот за чем он наклонялся. — И мне никогда не нужна была твоя боль.
Я взяла у Анхеля блокнот, после того, как наши ладони соприкоснулись моя рука начала дрожать и, заметив это, Анхель ушёл, не сказав больше ничего.
Я посмотрела на блокнот, открытый на том самом месте, где я что-то шкрябала до этого.
«Пожалуйста, хватит», -повторялось из раза в раз и чем дальше, тем сильнее нажим и тем беспорядочней почерк.
Я осела на пол и снова расплакалась. Что только что произошло? Почему я вела себя как шлюха? Почему я позволила ему довести себя до такого отчаяния, и отличалась ли я чем-то от всех его бывших и будущих? Ведь я тоже поверила ему. Даже сейчас поверила.
Я не знаю, сколько бы просидела так: униженная и разбитая на полу у своего стола, если бы меня не нашла Хулия спустя какое-то время. Я не слышала, как она вошла, просто почувствовала её руки, притягивающие к себе и встряхивающие меня, приводящие в себя. Она ничего не сказала, просто подняла меня, быстренько застегнула мою кофту и отвела меня в мою спальню, уложив на кровать и примостившись возле меня. Она по-прежнему молчала. Просто была рядом, понимая, что слова были лишними.
4 года назад.
— С нами это тоже произойдет? — Мы сидели под широкой кроной дуба в дальней части сада и делали вид, что не замечаем, как наши брат и сестра целуются. Это им кажется, что они спрятались достаточно, но осторожности им бы не помешало. Хоть немножечко. И как Ник не боится злости папы? Ему запрещены любые отношения с девушками, у него будет отбор, но сейчас он упрямо нарушал запрет, и что-то мне подсказывало, что мало думал о последствиях.
— Что? — спросил сидящий рядом со мной на пледе Анхель. Он оторвал взгляд от придворных девушек, которые, хихикнув от его пристального внимания, скрылись на ближайшей к ним садовой дорожке, и повернулся ко мне. Он был красив: чёрные волосы, выразительные синие глаза и красивая улыбка; но я не понимала, почему остальные девочки и девушки сходили по нему с ума. Он ведь был просто Анхелем.
— Мы тоже влюбимся друг в друга, как они? — стоило мне высказать свои мысли вслух — мне стало неловко. Они звучали так глупо, так наивно… Я наклонила голову и спрятала свое лицо в ворохе локонов, благо, Ами помогла мне их сегодня завить и я не дала убрать их в тугую прическу. Анхель рассмеялся, и мало мне было унижения от осознания абсурдности своих слов, как он взял на смех нелепую фразу: — Забудь.