— Для него? — подняла бровку Лиз.

Йорн неопределенно пожал плечами. Снова в гостиной зашуршало. Лизбет спрыгнула по-девичьи с колен супруга и пересела на свое место возле входа.

— Доброе утро… Мне позволено?

Йорн и Лизбет синхронно повернули головы к мальчику, опасливо заглядывающему в совмещенную с кухней столовую.

— А это мы сейчас у Главного спросим, — ответил Йорн, и жестом пригласил парня войти. Сёрэн ступил на шахматные плиты пола, а Главный уже выметнулся из-под стула и побежал к пришельцу. Пес не лаял, только решительно произвел досмотр носков и штанин Сёрэна. — Господин Майерс, можно ли ему войти? — поинтересовался Йорн с хитрой улыбкой. Пес обернулся на голос хозяина, посмотрел на него с какой-то жутковатой не собачьей проницательностью и выразительно зацокал обратно под стул. — Майерс! Подожди, — неожиданно остановил его Йорн. — Ты не мог бы принести ПУШИСТЫЕ ТАПКИ? Понял? ТАПКИ, — Йорн указал подбородком в сторону гостиной, а пес развернулся и зарысил прочь в сторону входной двери. — Страсть какая, правда? — он подмигнул Сёрэну, который огромными глазами всматривался в происходившее в коридоре.

— Йорн, потише! — шикнула на него Лизбет.

Господин Майерс прискакал обратно, неся в зубах один серый войлочный тапок.

— Спасибо большое. А второй? Два. ДВА тапка, — Йорн показал собаке две ладони. Господин Майерс невозмутимо развернулся и побежал опять в прихожую. — Такой же чтобы был! И дверцу закрой! — крикнул ему вдогонку господин Йорн. — Ладно, это он не всегда улавливает. Открыть может все, что угодно, а закрыть — на кой черт, собственно? — цоканье когтей по паркету. Пес с видом знающего себе цену мажордома вернулся со вторым тапком. — Ему отдай, — Йорн выразительно указал на Сёрэна. — Сё-рэ-ну! — пес встал около парня и внимательно на него поглядел, как бы оценивая, стоит ли вторженцу доверять сразу два тапка или на испытательный срок хватит одного.

— Спасибо… — несмело проговорил тот, наклоняясь и протягивая руку. Выполнив поручение, Господин Майерс вернулся на пост под стулом.

— Охренеть, да? — ухмыльнулся Йорн, на мгновение сверкнув клыками. — Гибридный интеллект. У брата моего знакомые из тусовки сначала взяли, а потом человеческий детеныш родился, и не до собаки стало. Хотели усы…

— Йорн! — оборвала его вдруг Лизбет. Йорн зажмурился и извинительно кивнул. Сёрэн слушал с необыкновенной заинтересованностью и крайним удивлением, определенно, не угадывая смысл полностью.

— Ну, ты понимаешь? — господин Аланд сделал знак, словно перерезает себе горло. Сёрэн нерешительно покачал головой и чуть побледнел, когда господин в раздражении закатил глаза.

— Сёрэн, — Лизбет поманила мальчика к себе, он подошел к прекрасной даме и наклонился, повинуясь ее жесту. Она подтянула его еще ближе за рукав. — Эвтаназировать хотели, — прошептала она еле слышно на ухо юноши, и видя, что до того все еще не доходит, прибавила: — Убить. В клинике. Лекарством специальным.

Сёрэн отшатнулся и нервно вздохнул несколько раз.

— Извини, — сказала Лизбет, — не пугайся так.

— Видишь ли, — снова зазвучал бархатный, с периодически появлявшейся хрипотцой голос господина, — он очень умный, и много понимает, в том числе и сложные абстрактные концепты. Проблематично то, что мы до конца не знаем, что именно он осознает, а что нет, — Сёрэн понятливо кивнул. — Он же не говорит. Поэтому приходится выбирать слова в его присутствии. Я лично на сто процентов уверен, что у него серьезная травма из-за пережитого, и ЭТО СЛОВО, — Сёрэн опять согласительно покивал, с готовностью показывая, что на этот раз господину не нужно утруждать себя объяснениями, — Господин Майерс может идентифицировать. Хуже того, он может неправильно понять или вовсе не понять контекст, перепугается еще…

— Поразительно, сэр, — искренне восхитился Сёрэн и жадными до новых знаний глазами посмотрел на серую бородатую собаку, потом на похожего на демона господина и красивую маленькую госпожу, которая обожгла несколько минут назад его ухо теплым дыханием.

Мальчик демонстрировал не только невротическую чистоплотность, но и патологическое невежество, пропасть которого господин Аланд и его супруга только начали боязливо исследовать. Но безыскусность и искренняя заинтересованность Сёрэна говорили о том, что его непросвещенность коренилась отнюдь не в безинтеллектуальности. Гнусно было осознавать, что производителю элитных зверушек такое редкое в век информационной перегрузки качество, как непосредственность, требовалось лишь для того, чтобы сделать «болванчика» легко читаемым и управляемым. Единственная эмоция, которую мальчик, наверняка, наловчился подделывать, — это удовольствие от очередного изнасилования. Все остальные переживания ясно отражались на породистом лице. По большей части Сёрэн был простодушен и доброжелателен. Господин Йорн невольно опять подумал, что сам перестал быть таким в девять лет после того, как в его жизни появился любимый сводный братец Брайни.

— А он давно с вами живет? — вежливо спросил Сёрэн.

— Полтора года. До сих пор привыкнуть не могу. В моей семье всегда заводили обычных собак. Во-первых, генно-модифицированные очень дорого стоят — изначально его бывшие хозяева, к слову, не хотели бесплатно отдавать. Либо покупай, говорят, за полную сумму, либо никому не достанется. Но уломали все-таки… дебилов… — ядовито присовокупил Йорн. — Во-вторых, своеобразное развлечение, скажем прямо. Для меня он — чистое воплощение Фрейдовского das Unheimliche, — Йорн видел, что «птенец птеродактиля» предсказуемо напряг мысль, услышав иностранное слово. — Это когда что-то или кто-то кажется до боли знакомым, но при этом совершенно непонятным, и ты не знаешь, как с этим предметом обходиться. Мы Господина Майерса очень любим, — объявил он подчеркнуто четко, адресуя слова сидевшему под стулом каштановоглазому монстру, — но… сам понимаешь. В планы у нас не входило заводить собаку, тем более такую, но ситуация была пакостная. Я просто не мог допустить, чтобы разумное существо…ты понял? Ладно, — у Йорна в памяти вдруг отчетливо нарисовалась холеная молодая мамочка с младенцем на руках, которую ему после недели переговоров желалось взять за вьющиеся локоны и шарахнуть лицом об угол письменного стола из массива черного дерева. — Как сам? Ты сегодня, наконец, на человека стал похож.

— Сэр, простите, я признаю, что все это время выглядел до крайности отталкивающе…

— Началось… — рыкнул сквозь зубы господин Аланд.

— Сёрэн, расслабься, пожалуйста, — сказала Лизбет. — Все нормально.

Лиз и Йорн окинули взглядами мальчика. Мальчик был… как бы это выразиться? Дорогостоящий. Страшно было даже приблизительно оценивать ущерб, нанесенный «Бейли Корп» (или на какое там юридическое лицо ракшас официально был записан). Стоял перед ними сероокий Адонис с пожелтевшим фингалом на правой стороне лица. Чудо-красавец. Высокопородистый питомец с элитной родословной, который сам себя и расчешет, и взнуздает при необходимости. Великолепный кусок отборной ягнятины. Олененок Бэмби еще на прошлой неделе сверкавший проколотыми сосками и гениталиями. Но выправка — внешне элегантная и аристократическая — словно не его собственная, а насильственно насажденная, вдолбленная муштрой. Смех очень открытый, но неестественно сдержанный — мальчик каждый раз обрывал себя, едва превысив некий разрешенный порог децибелов, чтобы не дай бог не побеспокоить привилегированный класс эмоциональным выплеском. Жесты тоже осторожные, со следами выученной не то эротичности, не то черт знает чего еще. Стоял он в шаге от госпожи Лизбет, напротив господина Йорна, не зная, куда девать красивые жилистые руки, потому как закладывать их за спину по Протоколу не было теперь нужды, а скрестить руки на груди в запрещенном угрожающем жесте парень не решался.

Господин Йорн, чтобы не сосредотачиваться на застарелых глубоко похороненных чувствах, которые поднимал из болота памяти Сёрэн, дал волю шпанистому желанию поукалывать странного безответного олененка. Одновременно он размышлял о том, что мальчику придется радикально перекроить себя, чтобы продолжить жить той жизнью, которую он выбрал судьбоносным прыжком с третьего этажа. Умилительно, когда юноша с внешностью восходящей голливудской звезды не может заснуть и все размышляет о судьбе Гильгамеша, а за ним Одиссея, но к нему в конечном итоге должны прийти заботы иного масштаба вместе с осознанием того, что он беглый, бездокументный, бездомный, бесправный и безграмотный не-человек. Он пробил клювиком скорлупу хрустального яйца, в котором сидел, вывалился из гнезда и шлепнулся посреди шоссе. Будет чудом, если его не раскатают по асфальту.