Лаванда Риз

Отверженные

…Редко выпадают такие дни, когда никуда не нужно торопиться, решать напряженные дилеммы, на ходу переигрывать планы, а можно просто наслаждаться выхваченным у всей этой круговерти моментом, расслабленно радуясь каждой своей мысли, каждому своему взгляду.

Я сижу в прекрасном парке, наблюдая за детьми на детской площадке. За тем, как они визжат, гоняясь друг за другом, и смеются, как быстро находят общий язык после ссоры, как они беззаботны этим чудесным летним днём. Глядя на это - я улыбаюсь.

Пару раз украдкой бросаю взгляды на мужа, сидящего рядом со мной.

Я знаю, когда он вот так засматривается вдаль – память невольно возвращает его в прошлое, поэтому на его красивое мужественное лицо наползает это ненавистное мне мрачное выражение. Он ничего не может с собой поделать. Тёмные тени прошлого очень часто преследует и меня, но ведь мы должны сосредоточиться на будущем, ведь только так можно найти в себе силы жить дальше.

С нежностью накрываю его ладонь своей рукой. Его губы слегка вздрагивают и окутавший его мрак вмиг рассеивается.

- Я тоже тебя люблю, - мягко шепчет он, поворачиваясь ко мне.

До сих пор не могу насмотреться в эти глаза. Мне кажется, моё чувство к нему и так слишком сильное, но мне хочется любить его ещё крепче.

- Мы заслужили право быть счастливыми. Ты ведь веришь в  нас?

- Верю, - кивает он. – Но только если будем держаться друг друга. Ты обещаешь мне, Лав, что я тебя не потеряю?

Теперь он не представляет свою жизнь без меня. Нас связывают не только пролитая кровь, слёзы и пот – нас свело нечто большее. Даже любовь – это всего лишь частица сковывавшей нас цепи.

Но было время, когда он не признавал этого в себе, когда мечтал о смерти, и не только о моей.

 Позади себя мы оставили весьма жуткие воспоминания. …

Моё прозрение обрушилось на меня в одно мгновение, как хруст ветки в абсолютной лесной тиши. Именно в тот момент, когда я собственными глазами увидела, как уничтожают душу живого человека – с меня будто сорвали плотный пыльный мешок, через который я все эти годы взирала на окружающую меня действительность.

…К тому, что люди убивают друг друга -  я привыкла ещё с рождения, но впервые увидела ЭТО именно под таким углом. Боль, несравнимую ни с чем. Крик, который не заглушить даже тишиной. Когда убивают душу – иные чуткие души содрогаются и кровоточат в ответ.

Я вдруг поняла, насколько слепыми бывают человеческие чувства и привязанности.

Чувства, которые отгораживают от осознания очевидного.

А потом случается нечто, фактор икс, и ты вдруг начинаешь видеть то, что другим было давно понятно без лишних намёков, и принятие такой правды приносит боль и разочарование, которые виснут на твоих чувствах непосильными кандалами. И ты уже не можешь себя обмануть, закрыть глаза или просто отвернуться. Я, по крайней мере, не смогла.

Я, наконец, призналась себе, что мой старший брат чудовище, даже для такого мира, как наш.

По факту мой брат Ронан оказался жестоким садистом. Бездушным, расчетливым монстром. Человеческой у него осталась лишь форма. И если бы я вдруг оказалась подобной ему – я бы, наверное, даже не заметила этих отличий. Но слава создателю, в моей душе ещё не всё окончательно  выхолощено, я ещё хваталась за надежду сохранить в себе остатки человечности.

Как преданная сестра я любила Ронана. Честно говоря - я единственная, кто его любил – остальные боялись. И открывшая мне глаза правда, из-за этой родственной любви к нему - воспринималась ещё болезненней.

Вообще-то, деспотичные замашки и приступы неконтролируемой агрессии за Ронаном водились давно, но, как правило, меня они не касались. Мой братец срывал зло на ком и на чём угодно. Ходили слухи о похотливой извращённости и жестокости нашего новоиспечённого предводителя, но я считала, что вся эта болтовня – происки завистников и слабаков.

Пока … не явилась свидетелем того, с каким удовольствием мой брат перерезал горло несчастной ни в чём неповинной девушке…

Уже заведомо не предполагалось, что на огромном острове, служившем планетарной тюрьмой, приживутся человеколюбие и сострадание к ближнему – естественный отбор эти качества не включал.

По задумке основателей тюрьмы – заключенные должны были сами регулировать свою численность путём частичного истребления. Так что по всем расчётам перенаселение тюрьме никак не грозило.

Энд – специально отведенный кусок суши, остров - куда доставлялись осуждённые  со всех округов. Общество не желало находиться с преступниками на одном континенте, дышать с ними одним воздухом, опасаясь побегов и так далее. Поэтому Энд превратили в одну огромную тюрьму, но без колючей проволоки и надзирателей. Просто с этого острова сбежать было нереально. Со всех сторон его омывали океанские волны. Океана настолько бурлящего и беспокойного, что его невозможно было пересечь ни на плоту, ни на лодке. Даже рыболовецкий танкер вряд ли одолел бы этот вечный пятибалльный шторм. И ни одно судно даже близко не подходило к проклятому острову. Заключённых, упакованных в спасательные жилеты, а так же еженедельную доставку пожитков в герметичных контейнерах  сбрасывали прямо в воду у черты берега с аэробусов.

На острове было построено несколько жилых блоков, в ангарах имелась примитивные сельскохозяйственные орудия и запас семян, а также несколько десятков голов домашнего скота. Всё это предоставлялось заключённым для использования на их усмотрение.

Видимо, кроме наказания, власти собирались создать на Энде обособленную среду обитания, некую экспериментальную социальную систему. Возможно, наблюдали, как оступившиеся, в жестоких схватках друг с другом и с природой, борются за своё жалкое выживание.

…Пока 80 лет назад что-то не произошло. Там, на большом материке. Никто не знал точно что, можно было лишь строить догадки. Но только с тех пор доставка харчей и заключенных прекратилась, как и перестали показываться проплывающие вдали военные крейсеры. Никаких признаков жизни из-за океана.

Энд стал полностью отрезан и изолирован от всего мира. И несколько тысяч людей выпавших из цивилизации учились жить по новым законам.

Диким, кровавым и беспощадным. Здесь не было места слабым – на Энде правили первобытные правила стаи, то есть сильные особи, быстрые, коварные и имеющие ценность для вожака.  

Ещё задолго до моего появления, после изнуряющих кровопролитных побоищ, оставшиеся в живых, среди которых нужно отметить было немало умных людей и несправедливо обвинённых системой граждан, стали задумываться о будущем, выстроив на острове порядок сосуществования.

Конечно, без крайних взглядов не обошлось, и поэтому лагерь разделился на две колонии – Исход и Одичалые. Позже появились ещё и Тени – дезертиры и изгои, но они скорее мелкая шайка бродяг и воришек, не воспринимаемая серьёзно ни одной из сторон.

Исход и Одичалые условно поделили остров пополам.

Общество разделилось по нескольким причинам – фанатичная приверженность своим лидерам, вероисповедание и кастовая принадлежность ещё с материковых времён. С годами, вражда между этими двумя колониями, к сожалению, лишь нарастала.

Теперь убить чужака, забредшего на твою территорию – стало законом. Если тебе не удалось унести ноги с чужой половины острова – ты труп. Никаких дружеских визитов или обмена, полнейшая непримиримость и ярость.

Создавалось такое впечатление, что поселенцам острова Энд было жизненно необходимо иметь объект врага, как смысл своей жизни. Люди стали самыми страшными животными на этом острове, главными хищниками.