– К сожалению, нет, – виновато ответила Нина Васильевна и, чуть подумав, добавила, – хотя… если только через окно.
– Ну, хорошо, хотя бы так.
– Тогда пойдёмте, – скомандовала заведующая.
Я и Лена вышли на улицу, встали под окном, как мы уже делали раньше, когда прощались с Оксаной, и, всматриваясь в окно с решеткой, молча ждали. Вскоре там появилась коротко подстриженная Оксана: одной рукой она упиралась в подоконник, в другой держала альбомный лист и приветственно размахивала им; сзади её поддерживала воспитательница. Мы стояли молча, улыбались и махали руками в ответ. Я приложил к стеклу ладонь, Оксана прильнула к ней щекой и замерла. Глядя на всё это, Лена заплакала, я же, едва сдерживая слёзы, смотрел Оксане в глаза. Продолжалось это около минуты, пока воспитательница не опустила Оксану вниз. В это время Оксана приложила к стеклу свой лист с изображением трёх «палко-огуречнообразных» человечков: двух больших и маленького посередине. Рисунок этот так и остался прилипшим к стеклу, а Оксана больше не появлялась; на этом «свидание» было окончено.
А вскоре в дверях появилась заведующая.
– Вы знаете, – она торжественно обратилась ко мне, – у меня есть одна важная вещь для вас. – Нина Васильевна подошла к нам и протянула толстый конверт. – Вот, это Оксаны. Так получилось, что он хранился у меня, но теперь это должно быть у Вас.
– Что это? – спросила Лена.
– Это фотографии Оксаны и её мамы, на память.
Лена взяла у директора конверт и поблагодарила её.
Зимой, после окончания сезона в пионерском лагере «Огоньки», Вовка сделал ту самую прощальную фотографию; одну копию он отдал Сияне, а другую мне, только я свою потом потерял.
У нас же с Сияной впереди был неразлучный год вместе. Вместе учились, вместе гуляли, ходили в кино. После окончания школы я знал, что осенью меня заберут в армию, поэтому ни о чём другом и не думал. Сияна готовилась поступать в педагогический институт, почему-то быть актрисой она передумала.
И вот, уже глубокой осенью – последнюю нашу ночь, мы провели вместе, завтра я должен быть на призывном пункте. С тех пор Сияну я больше никогда не видел.
Служить мне пришлось не два года, а три, потому что я попал в военно-морской флот. Через год службы Сияна написала мне прощальное письмо, сообщила, что вышла замуж, ждёт ребенка, по срокам совпадает с рождением Оксаны. А дальше, сразу после армии, я уехал жить в другой город.
У Сияны жизнь сложилась трагически: муж её умер от передозировки наркотиков, а сама она попала в автокатастрофу вместе со своей дочерью Оксаной. В результате Сияна разбилась насмерть, Оксане удалось выжить, но после трёх месяцев больницы, значительно покалеченная, она попала в детский дом.
Теперь, стоя на кладбище перед могилой Сияны, я знал всю её историю. Теперь я понимаю, что пути Господни неисповедимы, и, переворачивая прочитанную страницу, мы начинаем писать новую.
Утром назначенного дня я и Лена стояли у парадного входа детского дома.
Наконец Нина Васильевна выкатила инвалидную коляску с Оксаной. Мы подошли к ним, обнялись, Лена подарила всем цветы.
– А я приготовила вот что, – улыбаясь, произнесла Оксана и показала нам цветной рисунок, который мы уже видели, но тогда он не был законченным. На белом листе три человека держались за руки мужчина, женщина, между ними – девочка и сверху надпись: «Моя новая семья».
Лена взяла рисунок, а я Оксану и посадил её в машину, на заднее сиденье. Затем мы попрощались с Ниной Васильевной и всем персоналом, который нас провожал. Сели в автомобиль и покатили по трассе, домой – из прошлого в будущее.
Английское сочинение
Однажды, зимним ясным днём по Сретенскому бульвару в Москве шёл, не спеша, старик с палочкой. А навстречу ему двигалась группа школьников. Ребята гудели, как разворошённый улей, что-то обсуждали между собой, и временами взрывались залпами неудержимого смеха. Все школьники пили газировку и заедали чипсами, а некоторые бросались этими чипсами друг в друга.
Старик остановился, опёрся на палочку, как на посох, и стал с интересом разглядывать школьников. Те прошли мимо и уже отдалились, а он всё смотрел им вслед задумчивым взглядом. И когда ребята скрылись за поворотом, мужчина постоял ещё некоторое время, а потом присел на ближайшую скамейку – отдохнуть, вспоминая свои школьные годы.
Москва, 1949 год. Зима. Из мужской средней школы № 58, что в Большом Афанасьевском переулке, выбежал двенадцатилетний Антон, а за ним – его друг-одноклассник Вадим. Навстречу им шла учительница литературы Нина Васильевна с кипой бумаги в руках.
– Здрасте, Нина Васильевна! – хором выкрикнули ребята.
– Здравствуйте, – ответила учительница и остановилась. – Подождите, мальчики! Антон, я тебе рисунки подобрала.
Она показала на свою ношу, приподняв её.
– Ой, Нина Васильевна, мы спешим, никак не можем, – быстро произнёс Антон.
Чувствуя, что ребят не остановить, Нина Васильевна не стала настаивать, а только и успела сказать им вслед:
– Тогда, на каникулах обязательно зайди ко мне!
– Хорошо, хорошо, – ответил Антон, выбегая со школьного двора вслед за Вадимом.
Ребята быстрым шагом пересекали дворы арбатских переулков и, в приподнятом состоянии духа пытались поговорить о предстоящих событиях.
– Вадька, а сколько печенья ты сможешь съесть? – спросил Антон.
Вадим улыбнулся:
– Тысячу или две!
– А конфет?
– Ещё больше!
Антон недовольно посмотрел на Вадима и произнёс серьёзно:
– А я всё равно съем больше тебя.
– Надуешься и лопнешь, – предупредил его Вадим.
– А ты не лопнешь?! – возмутился Антон.
– Не лопну! У меня желудок резиновый. И как сказал директор Александр Петрович, у меня и вместо мозгов желудок.
Антон улыбнулся:
– А нечего хлеб таскать в карманах!
– Ну, таскал, и что? – пожал плечами Вадим.
– Ничего. Бежим быстрее, а то опоздаем.
– Бежим!
Друзья перешли на бег и, примчавшись, наконец, к себе во двор в Малом Васильевском переулке, влетели в первый подъезд, а там ввалились в кабинет управдома Николая Степановича и с порога громко поздоровались с ним.
– Здрастье, Николай Степанович!
– Здорово, мужики! – ответил управдом и весело спросил. – Ну, что, готовы к подвигу!?
– Так точно, готовы! – по-солдатски ответил Антон.
– Молодцы! Вот вам и обмундирование, – Николай Степанович показал на два великолепных чёрных смокинга, аккуратно сложенных на стулья.
– Специально для вас, а Зинаида Ивановна и карманы увеличила раза в три.
Ребята, тяжело дыша, уставились на костюмы, смотрели на них как на какую-то реликвию. Смокинги Николай Степанович одолжил в театре имени Евгения Вахтангова, где его жена Зинаида Ивановна служила костюмершей. Она и подбирала их по заказу мужа – так, чтобы было на один-два размера больше, чем у ребят. Правда, таких маленьких костюмов не оказалось, поэтому пришлось где-то подворачивать, подшивать, в общем, проявлять смекалку.
Антон и Вадим с осторожность и трепетом перед диковинным обмундированием облачились в него, натянули поверх смокингов свои пальто, надели шапки. И, после напутственного слова управдома отправились в Английское посольство, бывшую усадьбу Харитоненко Павла Ивановича на Софийской набережной. Там их уже ждали, как почётных гостей.
В синем зале усадьбы вдоль стены стояло десятка два мальчишек одного возраста, одетых в школьную форму – широкие брюки и серо-синие гимнастёрки армейского образца, со стоячими воротниками на пяти пуговицах и клапанами на карманах, тоже снабжённых пуговицами. У некоторых мальчиков гимнастёрки были без карманов, на трёх пуговицах с отложными воротниками. Но все были подпоясаны чёрными кожаными ремнями с пряжками и повязанными алыми галстуками, скрепленные специальным зажимом в виде буквы «З». И только Антон и Вадим непринуждённо стояли и красовались в смокингах, надетых поверх школьной формы.
