– Да.
Коля запер меня и удалился. Я осмотрелся по сторонам, нашёл заранее приготовленные вожатым два матраца, расстелил на них свое одеяло, кинул подушку, книги и завалился спать.
Проснулся я когда Сияна принесла из столовой завтрак. Я распахнул окно и выглянул, перевесившись к ней.
– Привет, Сияна!
– Привет, Влад! Завтрак.
– Давай, – я принял поднос с едой.
– Ну как ты здесь, скучаешь?
– Сплю.
– А у нас линейка сейчас будет, я к тебе потом приду. Хорошо?
– Хорошо.
– Пока, не скучай!
Она помахала мне рукой и пошла, я поставил поднос на стол и снова завалился спать.
Днём ко мне пришла Сияна. Мы сидели на матраце, точнее, я сидел, вытянув ноги вперёд, и опирался на стену, а Сияна лежала на спине; голова её находилась на моей ноге, чуть выше колена. Она пролистала книги и, отложив их в сторону, спросила:
– И как, интересный этот Набоков?
– Да, тебе надо обязательно прочитать, особенно «Машеньку».
– Прочту, когда ты прочтёшь.
– Тогда я тебе не буду рассказывать, о чём она. Неинтересно будет читать.
– А если в двух словах?
– О любви…
– Взаимной?
Я поджал губы,
– О первой.
– А там целуются?
– Конечно.
Сияна посмотрела на меня обворожительным взглядом, и я не удержался, наклонился к ней, поцеловал её в губы. Сделал вдох и снова поцеловал – крепко и долго. Откуда я так умею, ведь, это впервые по-настоящему в моей жизни.
Я не знаю, сколько времени продолжались наши поцелуи, помню, что в реальность нас вернул чей-то голос за окном.
– Смотрите, Иван Степанович, окно плохо закрыто. Что у Вас там?
Мы замерли, глядя на окно.
– А-а, да там, Николай Николаевич, – послышался голос начальника лагеря, – ничего нет, так – хлам один. Пойдёмте, я вам лучше столовую покажу.
– И всё же окно надо закрыть, чтоб никто не влез.
– Закроем, Николай Николаевич, обязательно закроем. Пойдёмте в столовую, осторожно здесь…
Наконец голоса удалились и смолкли. Сияна улыбнулась.
– Это те самые «шишки, – прошептала она.
Вскоре ушла и Сияна – на обед и последующие мероприятия; мы договорились встретиться вечером. Я же до этого времени съел до сих пор нетронутый завтрак – вместо обеда – и дочитал Набокова.
Потом пришёл Коля, сообщил, что гости уехали и я могу быть свободным. Первым делом я полетел в туалет. У входа произошла неожиданная встреча: Стильный и Миха перегородили мне дорогу.
– О, пацанок! Ты ещё не уехал?! – удивился Стильный.
– Щаз-з, разбежался! – ответил я, сжав зубы, но не от злости к нему, а от большого желания попасть в туалет.
Миха в тихой ярости наготовил кулаки и, глядя на меня, произнёс:
– Не груби папе, замордую…
Очень вовремя появился наш вожатый Коля.
– Какие проблемы? – с неподдельным интересом спросил он у Михи.
Миха заметно остыл.
– Никаких.
– Тогда расходитесь.
– Ща, – кивнул Миха вожатому и уже уходя, сказал мне:
– Мы ещё встретимся, и этому своему, со штакетиной, передай – тоже схлопочет.
– Ага, – «бросил» я ему вслед, – передам, горбатый!
В ответ Миха пригрозил мне кулаком.
Первые несколько дней я, если не боялся, то уж точно опасался угроз Михи, но со временем перестал об этом думать и вытеснил их из своего сознания. Знаете, думать о худшем – разрушать себя изнутри; как-нибудь всё решится. Сейчас главное для меня – Сияна. Михе, конечно, рассчитывать не на что: наши отношения с Сияной крепли и перерастали из дружеских в более серьёзные. Этот «старпёр», как выражалась Сияна, – «настоящее чудовище». Это, конечно, так, но кулаки у него железные, и забывать об этом не стоило.
Шли дни, летели ночи, всё складывалось очень хорошо, пока не произошёл один случай. Нет, к Михе он никакого отношения не имеет, дело было совсем в другом. Однажды утром, на зарядке я получил записку от Сияны, как мне показалось, несколько странного содержания. Текст был такой: «Дорогой Влад, этой ночью за мной приехала тётя, и мне надо срочно уезжать. Не знаю, вернусь я в лагерь или нет, но мы обязательно увидимся, потом я тебе всё расскажу. Извини. Сияна».
Для меня это было неожиданно, я растерялся. Ко мне подошёл Вовка, поинтересовался, в чём дело. Я протянул ему записку.
– Читай.
Вовка пробежался взглядом по бумаге, неслышно перебирая губами, затем развёл руки в стороны:
– Ну уж тут я тебе ничем не могу помочь. Уломать директора, съездить Михе по хребту – пожалуйста, а это… даже нет никаких мыслей.
– Я её могу больше не увидеть, – грустно произнёс я.
– Она же написала: «Мы обязательно увидимся». Вот, – Вовка поднёс к моему носу записку.
– Да ладно тебе….
Правду я узнал спустя некоторое время: Сияна была практически сиротой, её воспитывала тётя. У неё был отец, но он жил далеко и одиноко. Тем летом он умер, и тетушка Сияны приехала забрать её, чтобы вместе съездить на похороны.
Но затем всё наладилось. Сияна, похоронив отца, вернулась в лагерь. И, ещё неделю мы наслаждались друг другом. За это время произошло много интересного, а самое главное, мы с Сияной поняли, что не можем жить друг без друга, поэтому решили: после того как вернёмся в город, я переведусь в её школу и последний, десятый класс мы закончим вместе. Ничто не могло омрачить нашего счастья, разве что Миха, который со своим дружком Стильным и парой приятелей в последнюю ночь устроил нам с Вовкой засаду. Обычно в последнюю ночь в лагере никто не спит, вот и мы с Вовкой напрочь забыли, куда шли, когда – неожиданно попали в окружение взбесившихся «дегенератов». Никто из них не проронил ни слова, всё сказали кулаки. В результате утром у нас с Вовкой болели тела, к тому же у Вовки под глазом светился синяк. Так Миха отомстил ему за штакетник.
А, когда после торжественного закрытия сезона всё расходились по автобусам, я, Вовка и Сияна стояли у того самого плаката с надписью «Пионерский лагерь «Огоньки». Вовка достал из рюкзака свой фотоаппарат «Смена-8М» и предложил нам сфотографироваться на прощание. Так появилось чёрно-белое фото меня и Сияны. То самое фото, которое передала мне Лена в машине.
Немногим ранее.
Мы свернули с трассы к детскому дому. Он располагался недалеко от дороги, за глухим железобетонным забором и представлял из себя два трехэтажных корпуса, с решётками на окнах первых двух этажей и благоустроенную территорию вокруг зданий, с детскими и спортивными площадками.
Я припарковался на стоянке, недалеко от запертых ворот. Мы вышли из машины и направились через КПП к основному корпусу. У входа нас встречала заведующая – добрая пожилая женщина в белом халате, Нина Васильевна; она поздоровалась с нами, и пригласила пройти к себе в кабинет.
В кабинете мы устроились на мягких стульях, Лена достала из своей сумки документы, несколько бумажек с синими печатями и передала их Нине Васильевне.
Пока директор изучала бумаги, я окинул взглядом её кабинет и, не найдя в нём ничего привлекательного, уставился на его хозяйку.
– Оксана только о Вас и спрашивает, – словно почувствовав мой взгляд на себе и не отрываясь от изучения бумаг, произнесла Нина Васильевна. Она перевернула лист и продолжила говорить, уже добавив в голос эмоций. – Ну, когда же меня заберут мои новые родители, когда же? А я отвечаю: Подожди немного, Оксаночка, осталось всего-то несколько дней.
– Да, – улыбнулась Лена, – мы тоже переживаем.
Нина Васильевна, наконец, оторвалась от бумаг и, глядя на нас, сообщила:
– Я вижу, с документами всё в порядке, теперь осталось подождать три дня, и в эту пятницу можете забирать Оксану.
Оксана – девятилетняя девочка, с которой мы подружились с первого нашего появления здесь, а случилось это несколько месяцев назад, благодаря нашему решению взять к себе в семью ребенка из детского дома.
– А сейчас мы можем увидеться с Оксаной? – спросил я.