Лихачёва закусила губу. Смоченная нашатырём ватка дрожала в её руках. Некрасов очнулся, наморщил лоб:

  - Что это со мной?

  - Это, друг мой, - любовь, - с наигранной важностью пояснил Марченко. - Когда заступает на смену обожаемая мной Галюня, я тоже периодически теряю сознание.

  Больные заулыбались. Зоя, чувствуя ужасную неловкость, выхватила из нагрудного кармашка халатика клочок ваты и стала поспешно высушивать им выступившую на лбу Владимира испарину.

  - Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Сегодня совсем не владею собой. Извини.

  Поправила его одеяло и вышла. А потом, уйдя подальше от всех, от души поплакала. Обида, словно ржавая муть, осела. И стало легче.

  Вскоре раны у Владимира зарубцевались, и он стал вполне обходиться без чьей-либо помощи. Вращая руками вспомогательные ободки колёс, Некрасов целыми днями раскатывал на коляске по скверу. Их беседы с Зоей как-то сами собой прекратились. И вот пришло время отправки его в санаторий, а там и на постоянное место жительства.

  Владимир погрустнел. Было видно, что предстоящие перемены его не очень радуют. Да и у неё на душе отчего-то стало неуютно, слякотно.

  'Устала, что ли? - размышляла Зоя. - Видимо и мне в своей жизни пора что-то менять. Может, в отпуск съездить?.. На море, например... с Некрасовым. А что, неплохой вариант. И на билетах можно сэкономить. Ведь ему всё равно сопровождающий нужен. А я и в отпуске уже полтора года не была, и отгулов у меня, если сеном брать, целый воз будет. Надеюсь, к моему предложению с пониманием отнесутся'.

  Всё вышло почти так, как она и предполагала. Всё, кроме сроков: через две недели Зоя должна быть на работе - дефицит кадров. Ну и то неплохо. Три дня спустя Лихачёва и Некрасов были полностью готовы к путешествию. К Владимиру вернулось хорошее настроение. С утра он простился с товарищами, переоделся в военную форму. И вот они уже на пути к вокзалу.

  Глава 2. НА ЮГЕ

  Санаторий находился на самом берегу Чёрного моря. Устроив Некрасова в одном из корпусов и пообещав изредка навещать его, Зоя не спеша направилась в посёлок. За воротами санатория был небольшой стихийный рыночек. Несколько селянок продавали жареные семечки, черешни, пучки зелени, редиску и даже хлебный квас с плавающим в нём изюмом. Картонные коробки здесь использовались как прилавки.

  Завидев девушку с вещами, женщины стали наперебой предлагать ей остановиться у них. Они настойчиво расхваливали свои флигельки и сарайчики. Зоя по очереди выслушивала условия проживания, улыбалась, кивала хозяйкам, говорила, что подумает, и шла дальше. С годами у неё появилась устойчивая рыночная реакция: чем настойчивей навязывали ей товар, тем меньше ей хотелось его купить. Ещё и на продавца посмотрит: если тот опрятен и улыбчив, то, скорей всего, она что-нибудь купит именно у него.

  Особнячком от всех стояла сухонькая, до черноты загорелая женщина. Волосы цвета мокрой соломы подстрижены под короткое каре. Если б не её тяжёлые натруженные руки и жилистая шея, ей с лёгкостью можно было бы дать лет сорок. Женщина вскинула на девушку свои голубовато-зелёные глаза и молча улыбнулась. Зоя обратилась к ней:

  - Извините, вы тоже сдаёте жилье?

  - Да, милая, - просто ответила она. - Только места у меня и в доме хватит. Есть козы, курочки, огородик. И от санатория недалеко. Если тебя что-то не устроит, то сменишь квартиру без всяких проблем. У нас уже третий сезон пляжи полупустые.

  - А мне отдельное жильё и не нужно, - сказала Лихачёва. - Я согласна.

  И они, взяв по сумке, направились к посёлку. Несколько минут спустя Зоя знала о своей хозяйке всё что нужно. Зовут её тётя Маша. Дети взрослые, живут на Дальнем Востоке и приезжают к ней раз в два года. Ей бывает скучно, и она изредка пускает кого-нибудь на постой.

  Они остановились у небольшого свежевыбеленного дома с палисадом. Его ограда и окна дома затейливо увиты цветущими лианами. Это клематисы. Цветки на них крупные, звёздчатые, широко раскрытые, голубых, розовых и белых тонов. В палисаде группами цветут пионы и флоксы, а по углам - розы.

  Сразу за калиткой - чистый уютный дворик с великолепной виноградной беседкой и роскошной яблоней, прислонившейся к летней белоснежной кухоньке. Под яблоневой кроной стоит старенький стол, покрытый весёлой в голубой цветочек клеёнкой. Возле него пара стульев, тоже очень старых.

  - Здесь так хорошо! - воскликнула девушка. - Даже лучше, чем у моей бабушки.

  Хозяйка улыбнулась.

  - Пойдём, дочка, я тебе огород покажу, там как раз абрикосы поспели.

  Зоя, избавившись от вещей, поспешила за тётей Машей. И одного взгляда на огород было достаточно, чтобы понять, что хозяйка она аккуратная и работящая, а этот год в отношении урожайности - весьма благодатный.

  Два абрикосовых дерева густо усеяны крупными оранжевыми с красноватым налётом плодами. Тяжело опустили свои длинные ветви груша и поздняя яблоня. Персиковое и айвовое деѓревья тоже усыпаны плодами. Вдоль забора - шеренга слив и вишен.

  - Боже мой! Да у вас тут как в раю! - воскликнула Зоя. - Мне ни разу в жизни не довелось бывать в таком замечательном саду.

  - Ну вот и славно. Живи как дома, кушай всё, что понравится, чай не обеднею.

  Девушка, растроганная непонятной ей щедростью, бросилась к тёте Маше и, чмокнув её в смуглую щёку, сказала:

  - Спасибо вам! - И с детской непосредственностью пообе-щала: - Я постараюсь не огорчать вас.

  Хозяйка рассмеялась лёгким счастливым смехом.

  В доме было уютно. Вещи - только необходимые. Всё, кроме цветного телевизора, напоминало Зое о детстве: радиола с двумя коробками пластинок, круглый стол, сервант с чайным сервизом, низкий диванчик и книжный шкаф, доверху забитый старыми истрёпанными книгами.