- Цыган, зря ты без панамки ходишь. Солнечный удар - это не шутка.

  - Ну, ты и трус, Костыль, и... подкаблучник, - сказал Вовка.

  Сенька, как ужаленный, подскочил к нему. Ещё никто не решался так дерзко разговаривать с ним.

  - Че-го?! - устрашающе понизил он голос. - Тебе ещё добавить?

  Вовка жестом показал ему, погоди, мол. Встал, подождал, пока земля под ногами успокоится. И вдруг рассмеялся (это была нервная реакция, но его противник не знал об этом). Сенька на пару шагов отступил.

  - А теперь добавь, - предложил Вовка. - Уже можно. Подкаблучник.

  Костылев пошёл на него. И ещё раз ударил. В этот раз Вовка получил кулаком по уху (полностью увернуться из-под удара он не смог). Но теперь-то он устоял и, не мешкая, врезал Сеньке по носу. Кровь брызнула тому на пиджак. Это на мгновение обезволило его. За Вовкой был ещё удар, и он нанёс его, теперь уже ниже - в грудь. Костылев пошатнулся.

  Вовка, считая себя отомщённым и желая удержать Сеньку от падения, поймал его за подкладку пиджака. Но тот всё-таки не удержался на ногах и, сопровождаемый треском подкладочной ткани, тяжело осел в пыль.

  - Ты чего сделал? - изумился Сенька. - Ты же мне пиджак порвал.

  - А ты, перед тем как руками махать, снимай своё барахло, так дешевле будет, - усмехнулся Вовка.

  Костылев поднялся, подошёл к нему и пальцем ткнул в его рубашку.

  - Это у тебя барахло, а у меня пид-жак.

  - Барахло, - возразил Вовка и указал на длинный свисающий лоскут оторванной им подкладки.

  Сенька сделал вид, что кладёт руку ему на плечо, но вдруг ухватил его за правый рукав и рванул на себя. Рубашка выдержала этот рывок, а Вовку развернуло вокруг оси градусов на сто. И в ту же секунду Сенька шагнул ему за спину и, вцепившись ногтями в рубашку, располосовал её от правого плеча чуть ли ни донизу. Кто-то, увидев его спину, исхлёстанную ремнём, сдавленно ахнул. И тут же со ступенек школы раздался гневный голос учителя истории:

  - Прекратите! Немедленно прекратите драку! Вы, оба - в канцелярию!

  В тот раз вызов к директору для Вовки закончился без новых потерь. Костылев ответственность за драку взял на себя, за что чуть не вылетел из школы без свидетельства об окончании. Ленка дразниться перестала...

  А через полтора месяца, когда уже шла война и поезд, в котором Вовка ехал к тёте, попал под бомбёжку, он увидел Ленку в последний раз. Это было днём. Дорогу разбомбили. Люди, похватав узлы и своих детей, поспешно выпрыгивали из поезда и бежали к лесу. Благо он рос по обе стороны железной дороги всего в каких-то тридцати метрах. Но преодолеть это расстояние под пулемётным огнём получалось далеко не у всех. И десятки людей уже лежали на земле ранеными или убитыми.

  Отъезжая от Гомеля, Вовка нашёл себе место в середине вагона, и теперь ему удалось покинуть его только в числе последних. Оказавшись на воле, он успел отбежать от поезда шагов на пятнадцать. Услышав громовой рёв снижающегося самолёта, упал, сжался в комок и стал ждать неминуемой смерти. Застрекотал пулемёт. Эта пытка длилась всего несколько секунд. Но, когда самолёт пролетел, Вовка не сразу смог сбросить с себя оцепенение. А переборов страх, вскочил и кинулся к лесу. Почти у опушки, чуть в стороне, он увидел русоволосую девочку, лежащую ничком. Ему показалось, что такую стрижку он уже где-то видел. Смутная догадка остановила его: "Не может быть!"

  Он метнулся к девочке, наклонился над ней и несмело перевернул её на спину. Широко открытые бирюзовые глаза смотрели сквозь него в вечность. "Ленка", - ошеломлённо прошептал он.

  А лётчик уже развернул самолёт и, снизившись до бреющего полёта, очередями рассылал людям лёгкую, но нежеланную смерть. Вовка ринулся в лес и снова бросился на землю. А когда беда и в этот раз прошла стороной, он устремился вглубь лесных зарослей.

  И вот теперь, лёжа в постели, он уже в который раз переживал эту трагедию, думал о Ленке и о себе. И ещё о том, что он был непростительно груб с ней.

  Проболел Вовка до конца января. В это вынужденное безделье ему хотелось увидеться с друзьями, но никто из них так и не заглянул к нему. Тётя Мария, остро переживавшая остановку завода, с головой окунулась в суету необходимых дел и заметно приободрилась. Лучшая из тех новостей, что она принесла - новая прибавка хлеба. Полкилограмма хлеба на их семью - уже неплохо.

  Глава 18. Часы с ангелочками

  Керосина в коптилке осталось на один-два вечера. А болеть в потёмках ужасно скучно. Пора выздоравливать. И Вовка вынужден был подняться, одеться и выйти на улицу. Домашнее тепло - штука, конечно, нужная, но и без свежего воздуха нельзя. Голова от него так и поплыла. Вовка шёл вдоль своего дома, ноги у него заплетались, и его порой заносило, как пьяного. Однако он не сдавался. За три дня с горем пополам он набрал на пепелище связку дров, надёжно привязал её к санкам и потащился за керосином.

  Хозяйка встретила Вовку приветливо: с закупкой дров у неё начались перебои. Она посмотрела на его болезненный вид и, кроме керосина, дала ему карамельку. А, прощаясь, напомнила, что дрова ей будут нужны и впредь. Когда мальчик выбрался во двор и стал привязывать к санкам верёвку, снятую с вязанки, из пошивочной мастерской с вещмешком в руках вышел мужик. С заметным усилием он вскинул его на плечи и, расправляя лямки, размашисто зашагал к выходу со двора. Прежде чем покинуть его, он как-то по-особому зорко огляделся. Вовка ещё с большим усердием занялся верёвкой. Дядька, уже отворачиваясь, страдальчески перекосил лицо. "Зубы болят", - решил мальчик и, взяв санки за верёвку, направился вслед за ним.

  На улице, перед тем как повернуть к своему дому, Вовка взглянул в сторону рынка. Он увидел удаляющегося дядьку и оторопел. Тот вышагивал походкой совершенно жалкого, измученного хромотой человека. "Вот чудак! И зачем ему это?" И тут по этой самой хромоте мальчик внезапно вспомнил его. Именно этого дядьку он видел на рынке, когда тот подходил к спекулянту салом. Они тогда ещё перебросились несколькими словами. "А ведь в тот раз хромой... выглядел ненормальным, - припомнил Вовка. - Вот артист! Значит, он надевает маску придурка, да ещё искалеченного, и дурачит всех, кого хочет. И, наверно, уже давно. А что он делал в мастерской, приносил что-то или..." И тут его словно кипятком обдало. "Да ведь у него в рюкзаке сало! И берёт он его... здесь. Точно. Иначе и быть не может".