Прилежно сложив руки на книжках, покоящихся у нее на коленях, Эмилия спросила:

– Вы хотели меня видеть?

Он сдержанно улыбнулся. Сделал паузу, словно обдумывая ответ, и произнес:

– Вы написали отличную статью.

– Спасибо.

– Вы писали так, будто рвались из цепей.

Она кивнула.

– Вы когда-нибудь говорили с кем-нибудь об этом? О ваших родителях?

Эмилия покачала головой, уже начиная сожалеть о том, что излила душу.

– Знаете, большинство поведали о том, что им не нравится их имя, или часть тела, или какая-то незначительная особенность. Вы рассказали мне нечто очень личное. И определенно заслужили свою пятерку. – Он почесал в затылке и продолжил: – Но я хочу поговорить не о творчестве. Вы прекрасно пишете; мне нравится, что вы не боитесь рисковать, нарушать правила. И вы определенно копнули глубоко. Но ваше состояние меня немного тревожит. Я могу чем-нибудь помочь?

– Не думаю, что кто-то способен помочь в этой ситуации. Разве только вернуться в прошлое, забрать гитару у моего отца и лишить мою маму красоты.

– Почему вы чувствуете себя связанной из-за этого? Будто обязательно должны добиться такого же статуса. Да, они знамениты. И я могу только представить, каково это – расти в такой среде, под прицелом взглядов и фотоаппаратов. Готов поспорить, что это может быть ужасно. У всех относительно тебя завышенные ожидания.

– Они говорят, что я выиграла в генетическую лотерею.

– Кто «они»?

– Все. Посмотрите на мою жизнь. Мой отец Джек Форестер. Даже если вы далеки от музыки, вы знаете это имя. И разумеется, моя мать должна быть супермоделью.

Она рассмеялась, понимая, как абсурдно звучат ее жалобы на то, за что любая другая девушка в мире убила бы. Но только не Эмилия.

Совсем не желая того, Эмилия получила в наследство волнистые, пышные, цвета корицы волосы своей матери, ее длинные ноги, ее стройное тело. Ей было наплевать, что у нее смуглое лицо, большие карие глаза, густые ресницы. Но то, как молодые люди и даже пожилые мужчины смотрят на нее – бесило. Вообще-то непохоже, будто она одевалась, чтобы привлекать взгляды, чтобы кто-то, оглядываясь на нее, натуральным образом сворачивал шею, шептался за спиной и свистел ей вслед. Почти весь год она ходила в сарафанах. Она даже не пользовалась косметикой!

Эмилия получила эти черты просто так и потому считала, что не заслуживает их и никогда не сможет гордиться ими или быть в них уверенной.

– Я родилась с самой настоящей серебряной ложкой во рту[11]. Нет худшего проклятия. Я должна выглядеть, как моя мама, петь, как мой папа. Получать высшие баллы. Никогда не опускать планку и не впадать в депрессию. И продолжать спасать мир. Моя жизнь – это одна большая неудачная попытка достичь высоты, которую установили мои родители.

– Бросьте, Эмилия. Вы потрясающая сама по себе.

– Откуда вам знать?

– Потому что я читаю ваши работы уже два месяца. Я знаю, как работает ваша голова. Вы великолепны. В глубине души вы хороший человек. Добрый человек.

– Я – фальшивка. Я – как дочь президента, растущая в Белом доме. Мне не позволено ошибаться. Мне нельзя быть ребенком. Я даже не могу быть просто человеком. Все ожидают, что я буду вести себя, словно идеальный взрослый.

Он кивнул.

– Я могу это понять. Это тяжелый крест, который нужно нести. Но вам не обязательно быть таким человеком. Вы не должны быть пойманы в ловушку своими родителями. Слава не является критерием ценности человека в жизни. Ни деньги, ни медали, ни награды. Вам не обязательно стремиться стать похожей на своих родителей. Все, что нужно сделать, это реализовать свой собственный потенциал. Например, став мамой. Или телерепортером. Или медсестрой. Или писателем. Или есть еще одно благороднейшее ремесло: вы могли бы стать учителем. – Она позволила себе улыбнуться, и он сказал: – Самое важное, что вы должны найти это счастье. Будьте той, кем вы должны быть.

– Вы не поняли. Я не знаю, кто я на самом деле. Мне ничего не принадлежит. Ничто из того, что я сделала, не принадлежит мне. Ничто из того, что есть во мне, действительно мое.

Она стиснула книги на коленях.

– Моя внешность – это моя мама. Мое пение и игра на гитаре – это мой папа. Все крутые впечатления, все путешествия, рестораны, люди, с которыми я встречалась, – это мои родители. Что же я? Потерянный ребенок трастового фонда. Такие люди, как я, попадают в телевизионные шоу о том, что пошло не так. – Она почувствовала подступающие слезы и поднесла руку к лицу. – Кто же я?

Мистер Мэсси встал со стула и обошел стол с ее стороны.

– Эй, эй, – позвал он, положив руку ей на плечо.

– Кто же я? – Она разразилась отрывистыми рыданиями, закрыв лицо руками.

Он обнял ее, шепча слова утешения, убеждая, что все будет хорошо.

Он опустился перед ней на колени, отвел ее руки от лица и произнес:

– Плакать – это нормально. Быть растерянным – тоже нормально.

Она на мгновение встретилась с ним взглядом и отвернулась. Он коснулся ее подбородка и приподнял лицо, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Все, что мне нравится в тебе… не имеет никакого отношения к твоим родителям.

Эти слова так много значили для нее! И она чувствовала – он искренен. Он действительно понимал ее. Он прочел ее самые сокровенные мысли. Он знал, что она сломлена, что она нафантазировала альтер эго, эту девочку из Белого дома, эту вымышленную личность, которая даже не существовала в реальности. Тот внутренний ребенок мог себе позволить не выглядеть счастливым постоянно; на самом деле он часто терялся в темноте. И родители его не были совершенны. Порой о-очень далеки от идеала. Несмотря на отличные навыки скрывать сей факт, девочка внутри Эмилии оставалась все тем же растерянным и испуганным ребенком, который создавал разброд в мыслях, регулярно беспокоил, разжигая огонь неуверенности в себе Эмилии-настоящей. В каком-то смысле альтер эго было для нее действенным способом пережить проблемы взросления.

Теперь мистер Мэсси был единственным человеком на Земле, который знал, что происходит у нее в душе. И был готов принять это! Он действительно понимал Эмилию. Вот почему, когда он придвинулся, ища ее губы, она позволила этому случиться.

От поцелуя по ее телу пробежала дрожь, книги соскользнули на пол, она почувствовала, как ее накрывает волной сексуального возбуждения. Ничего похожего она никогда раньше не испытывала. Долгое время она боялась, что вовсе не познает подобных ощущений, известных ей только по рассказам маминой помощницы Эбби.

Ее охватило страстное желание сорвать с учителя одежду. Она была готова отдать ему свою девственность прямо здесь и сейчас. Он коснулся ее живота и скользнул рукой вверх к груди, и она почувствовала между ног оргазмические спазмы. Однако ощущения были слишком сильными, и она оттолкнула его. Ей не нравилось, что она теряет контроль над собой.

Она облизнула губы и снова поцеловала его, без слов давая понять, что хочет большего, но не может.

– Мне пора, – проговорила она. Ей нужно было уйти и попытаться наедине с собой разобраться во всем этом.

– Ты мне очень нравишься, – откликнулся он.

Она кивнула.

– Может, встретимся еще?

– Думаю, да.

– Могу я узнать твой номер телефона?

Она нацарапала на клочке бумаги номер своего мобильного, собрала с пола книги и выбежала из кабинета.

Брукс Бейкер встал из-за стола и подошел к огромному окну, через которое был виден винный погреб мирового уровня. В нем работники брали пробы из бочек и резервуаров, перемещали бутылки с вином, убирались. Обычный день на винодельне во время сбора урожая.

Посреди всего этого действа он увидел ее.

Эбби Синклер.

Эта женщина неземной красоты и величия казалась миражом, и в своем воображении он возносил ее в облака, делая практически неприкосновенной. Произносить умные слова и острить в ее присутствии было все равно что выковыривать гвозди из свежего дерева гвоздодером. Какая жалость, что у него не было шанса! Конечно, у Брукса был высокий статус главного винодела на предприятии Джейка Форестера «Лакода», и он считался симпатичным «плохим мальчиком», но у него не хватало мужества для попытки перевести отношения с Эбби из профессиональных в романтические.