Потомки ваши баснею украсят

Ваш первый грех и мне припишут образ,

Который презираю я, как всё,

Что пред творцом склоняется, создавшим

Всё сущее в живых для поклоненья

Перед его бессмертием угрюмым.

Но мы – мы знаем истину и станем

Провозглашать лишь истину. Адам

Пленен был пресмыкающейся тварью.

Но дух не пресмыкается: чему

Завидовать в пределах тесных рая

Владыке беспредельного пространства?

Но я с тобою речь веду о том,

Чего ты, несмотря на древо знанья,

Не можешь знать»

Элизабет встретила взгляд Алины.

– Понимаете?

«Но тварь в себе скрывала злого духа»

«Нет, тварь его лишь разбудила в тех,

С кем говорил язык её коварный»

Есть в нас, людях, нечто… некий дух! Мы не любим, а он – любит, он не любит, а мы – любим!

Элизабет почувствовала, что Алина поразила её.

– Вы правы, – Сказала ей, она. – Я думаю, что вы правы.

– Я знаю, что я права, – С сожалением сказала Алина. – Я знаю, когда я права!

– Знаете? – Удивилась Элизабет.

– Когда ты прав, приходит радость… жизни, а когда не прав – уходит, и нет ничего печальнее для человека, чем не чувствовать радость жизни!

Странно Элизабет почувствовала себя…

Иногда Алина казалась ей злодейкой (женщина навязавшая мужчине ребёнка (и саму себя) не может не быть злодейкой).

А сейчас…

Элизабет задумалась; а что сейчас? Наверное, она тоже думает (думала) обо мне как о злодейке, а что ещё можно подумать о женщине, живущей со своим братом как с мужчиной?!

Элизабет подумала, сейчас я понимаю: мы любим Лино, каждая по-своему, каждая как умеет – мы любим!

Лино приехал домой, и… его встретила Алина.

– Здравствуй, Гермес!

Она была красива, одетая в прохладно голубое мини-платье с открытыми плечами.

В ней чувствовалась некая хрупкость, и неприступность.

Хрупкая и неприступная.

Странно, в прошлом он никогда не воспринимал её так. А может, в прошлом, он никак её не воспринимал?!

– Как ты, Гермес?

– Хорошо. А ты?

– Лучше, чем ожидала.

Лино смутился.

– «Лучше»?

Он всё ещё был настроен выслушать её, понять.

– Мы все здесь играем не по правилам!

Лино почувствовал, что устал, – физически, устал, за целый день.

– Что ты имеешь в виду, Алина?

– Вы оба слишком благородные люди; вы готовы, какую угодно щеку подставить, только бы никто из тех, кто вам небезразличен, не был одинок и несчастен!

– Прости! – Утомленно сказал ей, он. – Прости за то, что я тебя не понимал!

Алина пристально посмотрела на него.

– Что ты не понимал, Гермес?

– Тебе не моя любовь была нужна, – тебе нужно было, чтобы я тебя не бросал – не оставлял одну!

Странно она посмотрела на него.

– Иди к своей жене, Гермес…

Алина заглянула ему в глаза.

– Жить без любви – это значит выживать. Зачем выживать, если не за что сражаться?!

Она поразила его, женщина, которую он должен был понять раньше, – он и себя должен был понять раньше!

Увидев его, Элизабет заулыбалась.

– Ты очень долго!

– Это не я, это машина!

– Ах, машина…

Она подошла к нему, заглянула ему в глаза.

– А что с машиной?

Лукавая нота в её голосе.

– Приревновала.

Лино тоже заглянул Элизабет в глаза, улыбнулся, прикоснулся к плечам, погладил.

– К кому? – Весело спросила Элизабет.

– К тебе.

Ямочки на его щеках.

– Ко мне?

Она засмеялась.

– Но я не давала ей повода…

– Это я дал!

Элизабет посмотрела на Лино с нежностью.

– Я так торопился к тебе, что не поехал менять масло, и… она обиделась!

– Ну, что же ты, Лино…

Элизабет ласково посмотрела на него.

– Я ждала тебя двадцать лет, ещё один час ожидания меня бы не убил!

Лино порывисто обнял её, прижал к себе.

– Но он убил бы меня!

Лино поцеловал Рика и Джулио, взял Аби на руки, расцвёл.

– Как дела? – Спросил он, Рика, и погладил сына по голове.

– Хорошо, папа.

Рик тепло посмотрел на отца.

– А у тебя?

– Хорошо!

Лино посмотрел на Рика с нежностью.

– Если бы было плохо, ты бы сказал?

– Нет.

– Почему?

Странно Лино посмотрел на сына.

– Оставайся молодым.

Юноша смутился.

– «Молодым»?

Лино посмотрел на свой перстень с Медузой – он всегда так делает, когда чувствует некую растерянность, – когда в чём-то не уверен.

– Молодость для молодости!

– Папа! – Сказал Лино, маленький Джулио, и протянул к нему ручки.

Лино заулыбался.

– Иди ко мне, паучок!

Он прижал детей к груди.

Печально Рик посмотрел на них.

– Почему я не помню себя у тебя на руках?

– Я тебя боялся.

Как странно это прозвучало, без восклицательного знака, как трагедия.

– Меня?!

– Тебя.

Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «Появление Люцифера и его встреча с Каином происходят в тот момент, когда конфликт последнего с семьей достиг высшего напряжения: старший сын Адама и Евы отказывается принимать участие в общем славословии Творца, поскольку не может признать Всеблагим Бога, проявившего, по его мнению, несправедливость и безжалостность к людям, лишив их рая и отняв бессмертие. Не найдя в своих родных отклика на мучающие его вопросы, Каин неожиданно обретает близкого по образу мыслей собеседника в странном существе, появившемся внезапно и нарушившем его уединение»12.

– Почему, отец? – Грустно спросил Лино, Рик.

– Я не чувствовал, что это моя жизнь, твоя мать и ты, никогда не чувствовал!

– А сейчас, отец? Что ты чувствуешь сейчас?!

Лино посмотрел сыну в глаза.

– Я благодарен за то, что вы у меня были!

– Кому, благодарен?!

Гнев в голосе Рика, и любовь к отцу.

Элизабет это поразило.

Она вновь вспомнила «Интерпретация Байроном библейских событий приводит к определенному выводу: стремясь к достижению абсолютной свободы, человек в то же время не в состоянии самостоятельно защитить себя от духовного плена страстей, а душа его не может оставаться независимой от таких полярно противоположных сил, как свет и мрак, добро и зло, Бог и дьявол»13.

– Вам, – Тихо сказал Лино, сыну. – Вам обоим!

Они сели ужинать, – вдвоём, на террасе.

– Я всегда буду чувствовать перед ним вину, – Сказал Лино, Элизабет. – Когда он был маленьким, я избегал его, избегал, Алину…

В его голосе звучали гнев и сожаление.

Элизабет вспомнила эмоции в голосе Рика – гнев и любовь…

– Какие разные эмоции, – Подумала она. – Гнев и сожаление, гнев и любовь…

Алина сказала ей: «Положив в основу широко известный библейский сюжет о первом в истории человечества убийстве, автор определяет пьесу как мистерию, использовав возможности этого популярного в Средние века жанра религиозной драмы. Внося некоторые коррективы в описание событий, Байрон вводит и дополнительных персонажей: помимо самих прародителей и их сыновей в действии принимают участие дочери Ада и Селла, образующие семейные пары с Каином и Авелем. Кроме этого одним из главных действующих лиц становится персонаж, согласно каноническому источнику не имеющий непосредственного отношения к этой ситуации, но играющий в мистерии Байрона важнейшую роль, – Люцифер»14.

Она задумчиво усмехнулась.

– Меня это поразило: «Кроме этого одним из главных действующих лиц становится персонаж, согласно каноническому источнику не имеющий непосредственного отношения к этой ситуации, но играющий в мистерии Байрона важнейшую роль, – Люцифер»…