_____

— Ты победил, — говорит Марин отцу, спокойно лежащему под белой простыней. — Я думала, что я смогу победить тебя, показать, что не тебе мною управлять, но ошибалась, — она садится рядом с кроватью отца, но не дотрагивается до него. — Все эти годы ты направлял меня железной рукой, но я убедила себя, что со временем докажу, что сильнее и умнее тебя.

После того как он ударил ее в первый раз, это стало повторяться регулярно. Сначала Марин думала, что она может сделать что-то лучше, заработать оценку повыше и тогда сумеет избежать побоев. Но никакая оценка не была достаточно высокой, никакое поведение не было достаточно хорошим. Только спустя два года после их приезда в Соединенные Штаты Марин усвоила очень важный урок и поняла, что имеет значение для ее отца.

В Индии семья всегда посещала торжественную церемонию праздника Наврати, за которым следовал праздник Дивали — праздник огней. В течение девяти дней члены индийской общины, одетые в лучшие наряды, собирались вместе, чтобы танцевать с палками, символизирующими мечи. Большинство женщин были одеты в сари, а девушки — в «чанья чоли»: юбки до щиколоток и короткие кофточки, которые оставляли живот и руки обнаженными. Еще их тела прикрывала прозрачная шаль, перекинутая через плечо и заткнутая сзади за пояс юбки. Все это было расшито искусственными драгоценными камнями, благодаря которым девушки, танцуя, сверкали. Они танцевали вокруг статуи Лакшми, богини изобилия и процветания. Масляные лампы освещали комнату, наполненную запахом дыма от ладана, смешанного с розовой эссенцией. Эти девять дней были преисполнены красотой, надеждой и чувством общности.

Во время праздника никто не работал, и улицы заполнялись веселящимися людьми. Каста, цвет кожи, пол теряли значение. Марин проводила эти девять дней со своими друзьями. Они ночевали в гостях у друг друга, у каждого по очереди. Брент сунул пятьдесят рупий — целое состояние — в ладошку Марин и пожелал ей прекрасно провести время.

На улице выстраивались в ряд продавцы с тележками, полными сластей и игрушек. У Марин было достаточно денег, чтобы ее карманы не пустовали все девять дней праздника. Друзья завидовали ее богатству: им отцы давали только по десять-двадцать рупий. Марин охотно делилась с ними, потому что не могла радоваться, если ее друзья не были счастливы. Этого праздника она ждала целый год и ликовала каждой клеточкой своего существа.

Она думала, что в Америке этот праздник отмечают так же, как в Индии, если не лучше. Но когда они приехали туда, Марин с разочарованием поняла, что празднование состоится в арендованном зале и продлится лишь несколько часов. А через год она еще лучше осознала разницу между прошлой жизнью и нынешней.

Тогда, нарядившись и пообедав, они всем гуртом влезли в старенький автомобиль, и Брент повез их к расположенному неподалеку церковному холлу, который индийский самадж^[24] снял по случаю праздника. Как только они остановились на парковке, Марин выпрыгнула из машины, готовая вбежать внутрь здания и затеряться в людском море.

— Марин, — сказал Брент, придержав ее.

— Да, дэдди? — отозвалась Марин, надеясь, что он сунет ей в руку несколько долларов на сочные индийские сладости, которые дамы продавали, чтобы пополнить фонд общины.

— У меня есть репутация, которую следует блюсти. Помни об этом, — сказал отец, поднимая маленькую Соню с сиденья машины.

— Да, дэдди, — сказала Марин. Ей не терпелось поскорее убежать.

Она провела вечер в играх с друзьями, которых нашла в толпе. Многие из них не походили на Марин ничем, кроме цвета кожи. Но, как и все дети, они находили между собой достаточно общего, чтобы веселиться. Время бежало быстро, Марин наслаждалась игрой в прятки, а взрослые и подростки танцевали в главном зале. Когда Марин и ее приятели устали, они забрались в чей-то кабинет, прихватив с собой содовую воду и сласти, которые потихоньку стянули.

Двое мальчиков начали мериться силой, ударяя одной банкой содовой о другую. Когда жидкость цвета карамели пролилась на бежевый ковер, они выбежали из кабинета, не желая отвечать за свой проступок. Другие дети удрали вслед за ними, и в кабинете остались только Марин и еще одна девочка. Они тоже хотели сбежать, но их остановил мужчина, который увидел пятно на ковре.

— Я не ожидал от вас такого, — сказал он и позвал Брента и отца второй девочки.

— Пожалуйста, дядя, — заговорила Марин, используя обращение «дядя» в знак уважения. Ее кофточка намокла от пота, пот выступил и на верхней губе. Голос дрожал от страха. — Мы не виноваты. Мальчики играли и…

Она не успела договорить, когда пришел Брент. Он увидел пятно и шагнул вперед, чтобы отругать ее, но тут в комнату вошел отец второй девочки и быстро оценил ситуацию.

— Марин не могла этого сделать, — сказал он. Положив руку ей на плечо — единственное допустимое прикосновение мужчины к девочке, — он продолжил: — Марин, моя дочь только вчера рассказывала нам, какая ты замечательная ученица. Я правильно понял, что ты перешагнула через два класса?

— Да, — ответил за нее Брент. — Директриса звонила мне недавно, поздравляла с ее успехами.

— Брент, ты приехал в Америку недавно. Мы же находимся здесь с тех пор, как родились наши дети, и все же не смогли добиться успеха, которого ты достиг за такое короткое время, — мужчина улыбнулся Марин: — А ты — пример для других детей в нашей общине. Как хорошо, что ты здесь. Теперь нашим детям есть кому подражать, — он пожал Бренту руку, свободной рукой показывая на пятно: — Она не могла натворить такое. Но скажи, в чем твой секрет?

— Я сижу с ней каждый вечер над уроками, — сказал Брент, изобразив на лице улыбку. — Ее успех — оправдание нашего переезда в Америку.

— И ее надо похвалить за это, мой друг, — мужчина жестом показал Марин и своей дочке, чтобы они следовали за ним. — Пойдемте, куплю сладостей, какие вам понравятся. Вы их заслужили.

Марин упирается головой в спинку стула рядом с кроватью Брента. Воспоминания об этом вечере захлестывают ее. Ей досталась целая тарелка восхитительных индийских сладостей, «дядя» и Брент купили им все, что они захотели. Но важнее сладостей был урок, который Марин получила вместе с извинениями Брента.

— Прости, — сказал он, и дочь в первый и последний раз в жизни услышала от него это слово. — Дядя был прав. Человек с такими достоинствами, как у тебя, не способен на подобный проступок, — задумавшись, он пробормотал, как бы самому себе: — Это все игра, Марин. Жизнь, я хочу сказать. Ты должна уметь выигрывать. Все дело в этом.

Смысл его слов был ясен — пока она совершенна и другие знают об этом, она в безопасности. Никто не посмеет задеть ее. Она — особенная, потому что достигла успеха. В этот вечер Марин дала себе зарок: она всегда будет лучше всех. Это единственный способ гарантировать себе власть над собственной жизнью и победить в игре.

— Вот мой успех, дэдди, — бормочет Марин. — Джия хочет жить с отцом, — заявление дочери звучит у нее в ушах снова и снова. — Я ей не нужна. — Марин дышит с трудом. — Я все сделала для нее. Мой успех должен был стать для нее путеводной звездой, но его оказалось недостаточно. Недостаточно. Она не любит меня.

Ноша Марин слишком тяжела для нее. Она соскальзывает со стула и кладет голову на пол. Слезы, не выплаканные за всю жизнь, текут рекой — сначала медленно, но вскоре Марин уже рыдает.

— Я не знаю, что мне делать!

Она не может удержать слез, будто внутри нее прорвалась дамба. Уверенная в том, что потеряла свою дочь, Марин понимает, что в ее жизни не осталось ничего, что ее жизнь была разрушена много лет назад.

Триша

Я в Сониной постели. Мы обе лежим на спине, друг рядом с другом, держимся за руки и смотрим в потолок. В тишине можно услышать наше дыхание: ее — ровное, мое — громкое, прерывистое.

— Что я тогда сказала? В тот вечер? — в конце концов спрашиваю я.