— Это хорошо, — говорю я сухо. Я не могу дать волю чувствам, иначе не сумею найти путь назад. Я хочу уйти, ведь это единственное, что я умею, но он останавливает меня.

— Мне тебя не хватает.

Он говорит тихо, словно нас кто-то может услышать. Я оглядываюсь, но в коридоре никого нет.

— Тебе не может не хватать того, что тебе не принадлежит, — возражаю я, стараясь его уколоть.

— Ты права, — соглашается Дэвид. — К несчастью, с этим ничего не поделаешь.

Я смотрю ему в глаза и вижу в них печаль.

— Я случайно зашла сюда. Я…

Я хочу продолжить, но в это время мимо нас в палату Тессы проходит медсестра. Воспользовавшись подвернувшимся предлогом, я убегаю. Это единственный ответ, который у меня всегда наготове.

Марин

Они сидят вокруг обеденного стола. Между всеми одинаковое расстояние. Трапеза окончена, и они смотрят сначала друг на друга, а потом в сторону. Разговор начинает Радж. Он через стол протягивает к Джии руку и спрашивает:

— Как дела, бети?

— Хорошо, папочка, — говорит Джия, протягивая ему свою руку, — все хорошо.

Ее облик противоречит этим словам. Волосы спадают ей на плечи тусклыми прядями. Под глазами у нее темные круги, а ногти, обычно подстриженные и накрашенные, теперь обгрызаны до кожи.

— Ты выглядишь совсем не «хорошо», — говорит Марин, и ее голос звучит резко. — Ты выглядишь ужасно.

— Спасибо, мамочка, — говорит Джия, избегая смотреть ей в глаза, — я ценю твое внимание.

Марин проглатывает колкость, хотя инстинкт требует, чтобы она велела Джии взять себя в руки, прийти в форму. Чтобы велела ей покончить с глупой драмой. Марин представляет себе, что бы было, если бы она в детстве повела себя, как Джия. Ее бы просто размазали по стенке за несколько секунд до того, как она открыла рот.

— Тебе повезло, что мы…

Прежде чем Марин успевает договорить, ее прерывает Радж:

— Джия, я нашел вот это в твоем ящике вчера, — он выглядит расстроенным. — Ты же понимаешь, как мы обеспокоены.

Джия начинает читать, и листок выпадает у нее из рук.

— Ты входил в мою комнату? Рылся в моих вещах? — она опускает голову. — Как ты мог?

— Я твой отец, — мягко говорит Радж. — Как я мог не сделать этого? — он обходит стол и садится рядом с ней. — Я так беспокоился из-за тебя. Что мы можем сделать, бети? — взяв ее руку в свои, он говорит: — Скажи нам. Только скажи.

— Я не знаю, — шепчет Джия, роняя слезы.

— Тогда почему ты плачешь? М-м? — Радж осторожно вытирает ей лицо, будто она маленькая. — Расскажи мне.

— Я скучаю по нему, — признается Джия, — все время скучаю.

Адам. Мысль о нем вызывает у Марин страшное раздражение. Она подавляет его, но оно вскипает снова, перерастая в гнев.

— У тебя что, мозгов нет? — спрашивает Марин, глядя на Джию и видя в ней вместо дочери чужого человека. — Ты скучаешь по парню, который избивал тебя?

— Он любил меня.

— Нет, он тебя не любил! — зло кричит Марин, ударяя кулаком по столу. — Ты вообще понимаешь, что такое любовь? — она встает, не обращая внимания на предупреждающий звон колокола в голове. — Любовь — это добро. Это… — Марин старается подобрать определение. — Это означает работать для тебя, давать тебе все самое лучшее в жизни, давать высшее образование. Все, чего у меня не было, есть у тебя. Вот что такое любовь!

— Нет, это не так, — спокойно возражает Радж. Он разочарованно качает головой, отворачиваясь от Марин и снова обращаясь к Джии: — Мы где-то ошиблись, и это надо признать. Где-то по дороге мы потеряли тебя, и нам нужно найти тебя снова. Мы должны вернуть нашу девочку, — он умолкает, закрывает глаза и делает глубокий вздох. — Не хочешь ли ты оставить школу на время? Сделать перерыв и воспользоваться этим временем, чтобы оправиться?

— А можно? — Джия непроизвольно бросает взгляд на Марин, словно решение зависит только от нее.

— Нет, — отрезает Марин, но Радж не обращает на нее внимания.

— Да, можно, — говорит он, перекрывая голос жены. — Если тебе это нужно.

— Извини, но я думала, что мы уже обсудили это, — произносит Марин, чувствуя, как в ней вновь закипает гнев. Со времени своего последнего разговора Марин с Раджем избегают темы расставания. Однако Радж перенес свои вещи в гостевую комнату и теперь спит там. Им почти не о чем говорить, кроме как о своих родительских обязанностях. — Она пойдет в школу.

Радж поднимается с места и поворачивается к жене:

— Если ей необходима передышка, она получит ее.

— Я не позволю тебе испортить ей жизнь, — заявляет Марин. — Если тебе необходим скандал, ты его получишь. Прямо сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы с Джией переедем. Я буду бороться за полную опеку и за право принимать решения относительно ее жизни, — предупреждает Марин. Как только она произносит вслух угрозу, она понимает, что это и есть выход из положения. Они с Раджем находятся в тупике, и его идеи будут лишь вредить дочери. Марин не может допустить этого, даже если придется отнять Джию у ее отца.

— Я хочу жить с папой, — спокойно произносит Джия. Она встает и подходит к отцу. — Мои желания должны учитываться, правда? — Радж утвердительно кивает, и она продолжает: — Вот чего я хочу. Мне все равно, будем ли мы жить здесь или в другом месте. Я хочу остаться с тобой, папа. Пожалуйста.

Марин в шоке отшатывается назад.

— Джия, что ты такое говоришь? — восклицает она, чувствуя, как ее охватывает страх, которого она не ощущала с тех пор, как покинула отцовский дом. — Я твоя мать. Ты принадлежишь мне.

— Я думаю, мне будет лучше с папой, — шепчет Джия, не глядя на Марин. — Ведь правда?

Ее вопрос адресован Марин, но отвечает на него Радж:

— Конечно, милая.

* * *

Поздно вечером Марин входит в палату Брента. Выслушав заявление Джии, она поехала на работу, где заперлась в своем кабинете. Глядя в стену, Марин мысленно перебирала возможные варианты действий. Она даже позвонила нескольким адвокатам, специалистам по разводам, договорившись о встречах на следующей неделе. Но быстрый поиск по Интернету подтвердил ее опасения: выбор пятнадцатилетней Джии имеет приоритетное значение. Если дочь скажет судье, что предпочитает жить с отцом, не будет никаких причин оспаривать это решение.

Марин хотелось бы знать, почему дела приняли скверный оборот. Она так замечательно все распланировала, вплоть до мельчайших деталей, а теперь вселенная вокруг нее рушится. Марин никогда не любила Раджа, теперь она видит это ясно. Но она приняла их роли, их место в жизни друг друга, понимая, что в родной им культуре брак считается вечным, хотя бы только на бумаге.

Теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Теперь бетонное основание, на котором она построила свою жизнь, дало трещину. Марин жаждала для Джии самого лучшего, но это оказалось иллюзией. Совершенства достичь невозможно. Власть над теми, кто не так преуспел, не дает никаких преимуществ. Желая подарить дочери весь мир, Марин украла у нее чувство самосознания.

Обнаружив, что стены, которые когда-то дарили уединение и покой, теперь напоминают ей о могиле, Марин вышла из кабинета и отправилась туда, куда вовсе не думала когда-либо попасть. Около часа она сидела в машине на парковке у больницы, уговаривая себя не входить в здание. Слишком поздно искать ответы, слишком многое произошло, чтобы стараться их найти, а потом тщательно исследовать. Кроме того, она не из тех, кто предается анализу, лежа на диване. Иначе ей пришлось бы признать, что многое было сделано неправильно, а она на это не пойдет. Никто лучше нее не знает, как распланировать ее жизнь. Не важно, что происходит с Джией и Раджем. Не важно, что сулит будущее.

Но она поступила вопреки всем своим рассуждениям. При свете луны и флуоресцентных букв СП («скорая помощь») Марин нашла приемный покой, вошла внутрь здания, села в пустой лифт и поднялась на этаж, где лежал отец. Ей показалось, что только вчера она шла по похожему коридору к отделению травматологии вместе с Джией. И все же это было не вчера. Случись это вчера, она, возможно, не сделала бы последующих шагов. Она бы изменила курс своей жизни и выбрала другое направление. Она нашла бы способ удержать Джию при себе, а не предоставила ее судьбу воле обстоятельств.