О да. Но вообще-то в первую очередь я не гном. Что же до понимания...
У меканского мангуста есть одна странная особенность размножения. Обычно как оно бывает -- найдет самец гнездо с чужими детенышами и всех съест, чтобы не плодилась иная кровь. А эти мангусты, наоборот, чужие гнезда берегут как свои, поскольку оплодотворяют новорожденных самочек сразу же, не дожидаясь, пока те войдут в возраст. Вырастут мангустихи и сразу же принесут потомство от того самца. А его самого, может, давно и в помине нет -- сожрал кто или тесайрский зверолов поймал на продажу.
Похоже, гномы устроены сходным образом. Ну а чего еще от них ждать? Если уж мелкие зеленые гоблины яйца кладут, как птицы или змеи, то подгорному народу сама Судьба велела иметь отличие, общее с каким-нибудь чудным зверьем.
Однако этим откровением Тнирг не ограничилась.
-- Конечно, не помешало бы проверить наследственность по всей форме, но и так видно, что ты конд.
-- Кто-кто?!
-- Конд. Скорее всего, одиночка второго порядка, -- разъяснять привычный с детства термин из столь важной области, как появление потомства, подгорной принцессе попросту не пришло в голову. -- Неконда-то, третьего порядка, сразу видно! У меня брат такой.
А, тогда понятно. Еще в капральской школе, на занятиях по трансляции наследственности, нас учили перво-наперво разбирать подопытных цыплят по группам. Кто первый у кормушки -- алеф, кто в общей куче -- бет, а кто ждет, пока прочие поедят -- гимел. Первых – на разведение чистых линий, вторых – в штатную работу, групповую либо, если из тех, кто еду хвать и бежать, одиночную, ну а третьих – на нестандартные задачи. Отсутствие хватки и неспособность постоять за себя у большинства таких цыплят сочетается с куда большим, чем у прочих, любопытством, поэтому лучшие поисковики для мин делают как раз на их основе.
Так же и у всех живых существ, включая разумные расы. И ни от богатства, ни от родовитости это не зависит -- кем родился, тем всю жизнь и проживешь. Нахрапистым жизнелюбом, изворотливым искателем удачи, середняком в своем праве или вот так, последним во всем при особом таланте. Что ни делай, какими деньгами ни ворочай, какой династии ни наследуй, заделайся хоть самым искусным магом или каким другим умельцем – истинные расу, пол и вот это свойство при жизни не переменить. И хотя порой иного нашего, бета-одиночку, по делам да по наглости не отличишь от алефа, природа не даст себя обмануть -- потомство от него выходит непредсказуемое. И по количеству, и никогда не угадаешь, в чем именно даст слабину по здоровью. Ну а про гимелов... замнем для деликатности.
На мгновение я представил, как это -- всю жизнь прожить с незримым клеймом гимела-неконда, которое видно каждой гномьей женщине. Никогда и ни от одной из них не получить большего, чем осторожная снисходительность, не находя утешения даже у шлюх, которых попросту нет в этом бабьем царстве, и не имея возможности вырваться за его пределы. От таких мыслей по загривку продрало нешуточным холодком пополам с гадливостью, будто сунул руку в термитник, шевелящийся чуждой насекомой жизнью.
Кстати, подходящее сравнение -- всякое общество, в котором правят женщины, быстро превращается в подобие осиного гнезда. Помню еще по гоблинятнику, в который меня как-то занесло по пьяному делу в недоброй памяти времена инспекции меканского пограничья... Ну да вспоминать тот случай никто не заставляет. В конце концов, я тогда и в самом деле так нажрался, что имею полное право ничего не помнить.
Да и наши мужские компании ничем не лучше бабьих -- тоже все, как одна, скроены на манер собачьей своры. Одно только и есть различие: если сильному глотку подставишь или там зад полижешь, голову не откусят. Как откусывают в том самом муравейнике особи, которую признало лишней сообщество правящих самок. Так что и на том спасибо им, что признали подходящим под здешние кондиции наследственности без целительского консилиума и обследования волновыми приборами размером с дом.
Хотя... От Джека Собачьего Глаза из клана Пойнтеров давно уже осталось одно прозвание. Видимость только, что человек, облик прежний, а несокрушимое здоровье, нереально долгая зрелость и предстоящая почти бесконечная жизнь -- как у самого что ни на есть эльфа. И уж если чуткой гномьей породе не видать этого без всякой магии, то я уж не знаю, что и как...
А гимелом я и вовсе никогда не был. Такие в клане не выживают -- никчемушников быстро расходуют в уличных разменах или отправляют на отсидку за вину более полезных парней. Но и в алефы, в отличие от эльфов, мне не выйти -- мой изначальный предел верхний бет-одиночка, тут Тнирг правильно угадала, «маг-книгочей супротив рогачей». То есть на прирожденного вожака среди своих не попру, потому как «на книгочея сам среди рогачей»…
Впрочем, и это оставляет немало возможностей. А всяких-разных алефов вровень с теми же эльфами оченнь даже легко можно перевести из своих во враги. После чего с чистой совестью смотреть на них через хрустальный шар прицела, не заморачиваясь необходимостью прогибаться и давать слабину, чтоб не стоптали.
Такой образ мыслей несколько успокоил злость, которую разбередил во мне намек кронфройляйн насчет житья-бытья подгорных мужчин. Только одна ее оговорка осталась не проясненной до конца...
-- А тебе за брата не стыдно? -- неуверенно поинтересовался я.
-- За что? -- не поняла вопроса подгорная принцесса.
-- Ну... за некондовость его, -- попытка объясниться выглядела неуклюже. -- Злые языки и на тебя не постесняются перенести его изъян...
-- Что ты! -- махнула рукой гномь. -- Женщины все считаются сокровищем рода. Даже неплодные – они пестуньи. А некондов под горой треть, и среди знати тоже. Обычное дело.
-- Обычное, значит, -- понимающе кивнул я. -- Как глубинный жар, незримый свет и землекройка?
-- Ну да. Только землекройку мы из Подгорья уже давным-давно выгнали.
-- Эльфов вы еще раньше выставили, однако вот он я, здесь! -- вдруг само собой вылетело у меня.
-- И каким боком ты эльф, кроме женитьбы?! -- кронфройляйн недоверчиво сощурилась, не соотнося сами собой разумеющиеся для меня вещи.
Тут я понял, что совсем зарапортовался. В мои планы вовсе не входило просвещать подгорную принцессу относительно всех тонкостей моего положения. В основном потому, что представить себе ее реакцию на мой рассказ я не мог при всем известном опыте и не самом бедном воображении. Однако еще меньше я представлял себе пределы женского любопытства.
-- Давай-давай, колись, как сланец под кайлом! -- азартно вцепилась в меня гномь, чуя интересное.
Устоять я не смог. Наверное, потому, что непреодолимо тянуло рассказать о себе правду, наплевав на все опасности и опасения, на мыслимые и немыслимые предосторожности, а также привычку не болтать попусту. Так что в ответ на затянувшееся изложение планов на будущее я вывалил на ни в чем не повинную девчонку все свое прошлое в не самом коротком, зато отчаянно приукрашенном варианте.
Из моим слов все выходило много лучше, чем в жизни. И Анарисс, в противовес пещерной придавленности каменных сводов, без помех тянулся ввысь, и горожане в нем вспоминались все серьезные и дельные, без пустословия и злости, что улица вбивает в глотку каждому. Даже эльфы получились не равнодушными и безжалостными хозяевами жизни, а отчаянными игроками, равно не способными ценить себя и других в своем сумасшедшем танце судеб. Их красота, сила, неуязвимость от обычных жизненных бед словно заслоняли недостатки, памятные каждому иному по крови обитателю города. Не чудовищами выходили Инорожденные, а дивным народом.
Тнирг слушала завороженно, в свете фитиля ее глаза мерцали оранжевым, бархатная шерстка на личике искрилась. Чужая, непривычная, зверек зверьком -- но исконных девичьих чар в ней было всяко не меньше, чем в прочих. А потому просто невозможно было выговорить что-то, способное омрачить этот сияющий взгляд. Даже об эльфах, кто бы ни были они на самом деле, и кем бы ни был я сам. Не мог я рассказывать заслушавшейся девчонке про страхи да гадости, пусть даже эта девчонка была мохнатой подгорной принцессой расы, некогда изгнавшей Инорожденных из своих родных мест.
