Тнирг разревелась горько, отчаянно, безнадежно. Встав на колени и уткнувшись лицом в относительно здоровый бок матери, она всхлипывала, рыдала и давилась словами, которые не должны были звучать, покуда не завершится ритуал перехода власти. Казалось, немота поразила обеих, и старшая не могла найти слов утешения для младшей. Подгорная королева лишь гладила дочь по голове -- долго-долго, ласково-ласково. Потому что в последний раз. Для одной в жизни больше не будет материнской ласки, а для другой… вообще больше ничего не будет.

В том числе и неутолимой боли.

Подняв оружие, выпавшее из руки наследницы, кронфрау вложила его той в ладонь и отвернулась, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Вздернулись пегие завитки на затылке…

Неизбежное произошло.

Свободная рука Тнирг протянулась к бахроме шнуров и лент с кистями, сгребла их все и дернула. Разноголосый хор колоколов и колокольцев ударил погребальным перезвоном по их хозяйке. Сразу же, не прошло и десяти секунд, в комнату втекла челядь, словно наготове поджидавшая развязки последнего разговора своей хозяйки. Начальник охраны, лекарь, дежурные камеристки, постельничьи и секретари -- назначение каждого было ясно с первого взгляда. Было совершенно непонятно, как такая орава вместилась в невеликое помещение -- однако же как-то набились и даже сумели удержать дистанцию, нигде не подступая ближе ярда к топчану-гнезду.

Обернувшись к ним, гномь, исполнившая предназначенное, провозгласила срывающимся голосом, но твердо и жестко:

-- Сим богоравным деянием принимаю сан Кронфрау и возвожу себя на престол Безнебесных Стран!!!

На этом месте силы у Тнирг уф Треннерот кончились до последней капли. Договорив ритуальные слова, новая королева подгорного улья рухнула на руки своих подданных, которые суетливо, словно пчелы вокруг матки, кинулись прибирать последствия перехода власти. Это зрелище уже не представляло интереса, да и у меня увиденное, похоже, отняло непредставимо больше сил, чем я мог себе позволить.

Вот уж нашли повелительницы гномов, в чем сравняться с эльфийскими богами -- в матереубийстве! Никакие слова не шли на ум, чтобы выразить вконец сложившееся у меня отношение к устройству подгорного общества. С невольным отвращением отпихнув хрустальный шар, я успел лишь завернуться в брезент, прежде чем провалиться в забытье, которое роднила со сном лишь его обратимость.

Ни на что другое Собачий Глаз Пойнтер нынче годен не был.

Пробуждение оказалось таким, какого не пожелаешь злейшему врагу. Как живому, так и мертвому. Настойчивый стук металла по камню выдирал из тяжкого полусна с бесстыдным безразличием простейшего механизма, наподобие того же «водяного сердца».

Однако источником звука оказалось живое существо. Перед глазами, кое-как продранными после долгого забытья, расплываясь, замаячил темный силуэт в световой дымке. С завидной размеренностью незваный пришелец опускал на ближайший к нему камень какую-то железяку, зажатую в руке. Первое побуждение послать надоеду к демонам гоблинячьим сменилось более осмысленным -- притворяться спящим и далее, исподтишка оглядеться получше, а там уже решать, как быть.

Результаты столь разумного решения оказались неутешительны. Силуэт обрел глубину и различимость лишь для того, чтобы развеять все надежды на благополучный исход ситуации. Встречей с гномом началось мое бытие под горой, похоже, встречей с гномом и закончится, и тут не получится ни драться, ни бежать, ни договориться.

Вот данным конкретным представителем подгорного племени было отнюдь не зазорно ругаться. Гном-великан, если можно так сказать, -- полных пять футов роста, всего на шесть дюймов ниже меня самого. Да еще поперек себя шире, причем сразу в плечах, в пузе и в размере сапог -- все три этих размерности сделали бы честь и некрупному огру. Рыжая шерсть на носу гномища топорщилась клочьями. Как есть генерал. Уж я-то фронтовым чутьем узнаю воинское начальство в любом виде. Это как файрболлы: какой над головой прогудит, а какой и вплотную ляжет.

Отдельным доказательством высокого чина служили командирские перчатки на руках подгорного здоровяка -- светло-серые, в амулетах из нержавеющей стали с алмазами. Сколько им повинуется подчиненных со стальными нагрудниками в виде раскрытой ладони, я даже представить не мог. Во всяком случае, в пещеру их набилось предостаточно, чтобы все, кроме наших с командиром фигур, казалось морем нашлемных фонарей.

Заметив, что я больше не притворяюсь спящим, гном-генерал прекратил свой набат, убрав железяку куда-то под пончо и неожиданно вежливо, смиряя командный рык, проговорил:

-- Пожалуйста, не оказывайте сопротивления и не предпринимайте попыток побега. Мне приказано гарантировать вам безопасность и уважительное отношение, -- судя по выражению его рожи, ох как ему не хотелось ничего гарантировать. Но вот приходилось же…

Не знаю, что заставило меня еще больше досадить этому служаке, но я ответил со всем высокомерием, усвоенным при общении с Инорожденными:

-- Прежде чем что-либо требовать, соблаговолите представиться!

-- Зегезойл Грухпамр, -- против всех ожиданий, гномила счел необходимым исполнить прихоть чужака. Прозвучало сие как лязг и грохот целой роты штурмовых кадавров, с навешенными бронеэкранами, и вдобавок кованых на все ходовые лапы шипастыми ледниковыми подковами. С такого звукосочетания хорошо начинать марши, предназначенные для полного морального подавления противника.

Очевидно, решив, что на этом формальности исчерпаны, начальственный гном принялся распоряжаться подчиненными, а заодно и моим нехитрым скарбом, подчеркнуто не обращая внимания на его хозяина.

-- Хитц! Витц! Принять!!! -- отдал он отрывистый приказ, кивнув на мешок кукловода, служивший мне изголовьем, хрустальный шар, флягу и ножны тесака.

Означенная пара проступила из общего светового моря сначала движущимися точками нашлемных фонарей, а затем и вполне различимыми фигурами ничуть не меньшей массивности, чем их руководитель. Поклажу они разобрали молниеносно, умудрившись ничуть меня не потревожить, словно два смерча из тех, что частенько пляшут над заливом Ротеро, выхватывая рыбу из воды не хуже ловчего заклятия.

-- Следуйте за мной, -- глухо прогрохотал Грухпамр на прежних полутонах. Язвить в его адрес мне больше не хотелось, а свой шанс представиться в ответ я уже упустил. Да и обязан «курьер» такого ранга знать, за кем отправлен, раз сохраняет невозмутимость при всем нежелании того. Стоило встать, как вокруг меня без приказа сомкнулось кольцо конвоиров в серых пончо со стальными бляхами в виде ладоней на груди. Пришлось повиноваться и следовать, куда поведут, оставляя почти уже реальный шанс на скорое возвращение домой.

Но я не мог не оглянуться на покидаемый приют. Особо усердным из конвойных эта заминка была понята неправильно, и в ребра мне ощутимо уперся приклад его торцовой балестры -- с неслабым таким усилием, будто обладатель сего оружия и впрямь напирал стальным катком. Да и взгляд его под защитными очками разгорался весьма понятным азартом испробовать, каков чужак на слабину. Такому только дай повод...

-- Нитц! Сказано -- с уважением! -- негромко пророкотал Грухпамр.

Этого хватило, чтобы приклад куда-то исчез. Надо думать, будь приказ противоположен по смыслу, исполнен он был бы с той же дотошностью. Дисциплина у гномов тоже нержавеющая -- вырастая в материнской строгости вотчины Первофеникса, они распространяют крутой обиход на все, до чего доходит дело, без жалости и рассуждений...

А если вспомнить, что приказы здесь отдают женщины, то, судя по калибру исполнителя, распоряжение насчет моей особы пришло с самого верха. От конунгин-унд-фарерин Безнебесных Стран, непосредственно с престола, на котором воцарилась ныне одна прежде хорошо знакомая мне гномь. И основной вопрос моего нынешнего положения -- насколько добрые воспоминания об этом знакомстве сохранила она сама.