- Под небом Аль Ас Саалан сайни тоже живут с людьми и растят наших детей вместе со своими, и кормят своим молоком, а люди дают сайни тепло, кров и защиту. Так было и будет всегда. Самые умные и расторопные сайни покидают гнездо, когда вырастают, и живут с людьми как личные слуги, а некоторые даже заводят свое дело - работают курьерами, уличными торговцами, чистят людям одежду и обувь, приносят покупки по списку, разносят зелень и хлеб. Несчастные люди, которым не досталось при рождении достаточно ума, живут вместе с сайни до смерти, и те заботятся о них, а эти люди участвуют в жизни гнезда, как могут. Мы любим и бережем малых друзей: за умышленное убийство сайни человека изгоняют, и их не передают и не продают без их согласия. И все саалан знают - если из дома ушли сайни, то случилось что-то настолько плохое, что с живущими там нельзя иметь никаких дел, это даже страшнее убийства сайни...
После этих слов Асана, видимо, вспомнила про ведро с водой, стоявшее в кухне с понятными целями и быстро проговорила:
- Нет-нет, последнее ваших крыс не касается, они же не говорят с вами и не помогают вам в хозяйстве.
Увидев, что хозяев она вроде бы не обидела, и они продолжают слушать, вернулась к рассказу.
- А сайни нам помогают, без них наша жизнь была бы совсем другой, гораздо хуже. Именно они учат наших детей есть, мыться, одеваться, помнить свои вещи и убирать их на место. И это сайни определяют, когда ребенок вырос настолько, что ему надо идти к людям, а не жить в гнезде вместе со щенятами. И ребенка отсылают в интернат, только когда сайни скажут, что пора. Родители-то могут и ошибиться, тогда ребенок может оказаться в интернате слишком рано, и это не будет для него хорошо. Они могут растить и потеряшку, а потом отвести его в монастырь или в цех, или в школу при баронстве, и никогда не ошибаются в том, куда надо вести этого ребенка, если даже придется пройти пешком половину всей земли саалан. А читать и писать сайни не умеют, и считают тоже очень плохо, поэтому им нельзя выплатить виру за убийство, если беда случится. И чтобы не обижать их, мы изгоняем виновного.
- Они еще и считают? - поразилась Лера.
Асана махнула рукой со смешком:
- Да разве же это счет! Их дети считают примерно так: "лапа, два лапа, три лапа, четыре лапа, нос, хвост". А взрослые - чуть лучше: след - это четыре, полный след - шесть. Полный след следов - двадцать и четыре, след следов - десять и шесть. Этого же мало, правда? Так ведь дальше сотни не досчитаешь!
И она начала хвалить сааланских крыс снова:
- Зато они очень любят и легко запоминают музыку. И любят сидеть покачиваясь, гудеть и насвистывать, если кто-то поет. Конечно, все дети, которые росли вместе с сайни, умеют шипеть, пищать, свистеть и щелкать, но это ужасно неприлично, как быть при всех голым. И так никто не делает, по крайней мере при людях... - она вздохнула. - Извините, пожалуйста, что я так сделала, я очень не хотела, чтобы вы его утопили. Это не сайни, конечно, но они же понимают достаточно, настолько простое можно объяснить даже ему. Я сказала, что стыдно приходить в дом только чтобы украсть, и если ты не можешь ничего дать взамен, брать чужое недостойно, - она покраснев, опустила голову и закончила извиняющимся тоном. - Но... мне пришлось говорить на его языке.
Лера посмотрела на мужа убийственным взглядом, пока он не ляпнул свое фирменное "не волнуйтесь, алмазная донна, видели мы не только, но и..." и не добавил лишних подробностей, сильно смещающих границы приличий, а затем мягко сказала:
- Это уже случилось. И у тебя были причины. Мне тоже было жаль его топить, но договариваться, как ты, я не умею. Получилось лучше, чем могло. Хорошо, что так вышло.
Уже вечером, проводив гостью и ложась спать, Лера положила голову на подушку мужа и сказала:
- Теперь я, кажется, знаю, что за такие крысы были в Гамельне. И если эти, то бургомистр точно был чудак не на ту букву. А саалан, наверное, из тех самых гамельнских детей и получились...
И Алексей ей согласно кивнул, умещая в сознании потрясающие новости вечера, грозившие вылезти через уши весь последний час и наконец мирно вставшие на одну полку с детскими сказками. Но правдой предположение Леры, конечно, не было.
После того вечера Валерия перестала ревновать мужа к Асане и начала с ней дружить. Она, в принципе женщина неглупая, знала, что плохо относиться к друзьям и увлечениям мужа вредно для брака. А поняв, что Асане нечем даже представить то, что Лера сначала про нее подумала, она и вовсе начала потихоньку опекать наивную чужачку. Ей стало понятно, что если девочку сначала растили крысы, пусть и размером с собаку, и разумные, и даже говорящие, а потом эту девочку спихнули в монастырский интернат, и родителей она увидела только после выпуска, то ждать понимания некоторых вещей от нее не приходится. Ей этого понимания просто не положили в голову. Им всем просто не положили, да и кто им положит - монахи и крысы, что ли? Заметив, что для Асаны разница между мальчиком и девочкой заключается в том, что девочке нужна рубашка пошире, чтобы пуговицы не отлетали, Лера начала время от времени приглашать ее пить чай и за чаем рассказывать о разных полезных мелочах жизни. Просто чтобы не пришлось ее защищать от местных идиотов, а то обидят. А она в ответ кому-нибудь шею сломает невзначай и прорыдает всю ночь. А то еще доиграется до высылки домой ненароком, с ее-то наивностью - и с кем тогда Алексей осенью на уток охотиться пойдет? Не дай бог, с какой-нибудь местной, которую не получится попросить по-хорошему оставить идею флиртовать с чужим мужем.
У Асаны на Валерию тоже были планы. Она уже успела оценить преимущества местного кроя одежды и надеялась, что Валерия поможет с этим разобраться самым рукастым из девиц. Разумеется, не бесплатно: на такие уроки девчонки бы скинулись охотно. Они и скинулись, ведь уметь шить платье без прорезей в рукавах, облегающее фигуру без всяких шнуровок - это подарок на всю жизнь и хорошее наследство детям. А ведь еще есть белье, красивые рубашки двадцати разновидностей, юбки и штаны... в общем, даже проиграв в кости все деньги, отсюда можно было уехать богатой. Валерия согласилась очень охотно, правда, слегка запнулась о порог, увидев в классе среди девиц семерых парней с не менее заинтересованными лицами.
Моя дорогая! Я поздравляю тебя с днем трудящихся, к которым ты, несомненно, принадлежишь, и желаю тебе успеха во всех твоих начинаниях! А главное, Марина, останься, пожалуйста, жива и цела. Сашка, конечно, уже взрослый, но нам все равно важно общение с тобой. Лев.
Левка, спасибо! Я вечером дома, можем созвониться. Поцелуй от меня Сашу, когда увидишь. Марина.
Мама, с праздником! Тебе наши коммунисты просили передать что вы там огромные молодцы и держитесь, они всячески с вами и все такое прочее. С.
Из личной переписки М. В. Лейшиной, 01.05.2023.
Вечер настал примерно через полтора месяца. Звонок бывшего мужа застал Марину уже в халате поверх пижамы, но она все равно воткнулась в хэнгаут и ответила. После обязательного обмена любезностями и дежурного выяснения, как дела у десять лет не виденных знакомых с обеих сторон, кто жив, а кто уже увы, перешли к делам насущным, за зиму успевшим выесть Марине всю голову.
- Левка, я только позавчера вернулась, и ты бы знал, как я ехала в этот чертов Новгород!
- Маришка, а я уже знаю. С бандой байкеров ты ехала, как переходящий вымпел. - Грузный седой мужчина в Кракове улыбнулся в камеру понимающе и слегка с завистью.
- Откуда?
- На процессе была пресса, репортаж продали в Минск, оттуда разошлось, неважно. Что тебя не уронили и все эти божьи придурки живы, я тоже уже догадался. Ты не замерзла?
