- Похоже, мы сами вырастили этого монстра? - спросил князь задумчиво.

   - Да, мне тоже так кажется, - согласился да Айгит. - Но возможно, эта Алиса и не имеет никакого отношения к той, что жила в крае до аварии. В сети есть фотографии ее авторства, сделанные еще до объявления протектората, но на них нет ее самой. Идентичность авторства текстов тоже сомнительна. Может быть, это внешний враг в личине местной девочки. Мои коллеги не исключают такой возможности.

   Совещание с местными безопасниками прошло нервно. Димитри не считал выводок Алисы достойными врагами и сомневался, что так можно было назвать промосковские группы. Его отношение разделяли и местные, но предлагали они все равно странное и невозможное в Саалан. Они хотели от наместника разрешения не на аресты известных им террористов, а на полное уничтожение боевиков вместе с их именем и посмертной судьбой. И даже их смерть они описывали не как убийство. "Ликвидация" - вот как они это называли, словно речь шла о предметах, а не живых людях. Они бы и про теракты ничего не сообщали, но сеть и без них взрывалась фотографиями и видео с места событий. Впрочем, местные безопасники имели дело с саалан не первый год, так что довольно быстро стали говорить с наместником на языке цифр. По обычаям саалан, убийца или его семья были должны семье убитого возмещение за его смерть, причем оно далеко не всегда выкупало жизнь преступника. Но дома виновниками происшествий с массовыми жертвами могли оказаться только маги, и, значит, убытки и чужое горе удалось бы оплатить. Здесь с самого террориста брать обычно оказывалось нечего, его семья искренне считала, что ничего не должна за то, что вырастила убийцу. В далекой южной стране Нового мира был обычай разрушать дом, где жил решивший убить своей смертью других. И этому разумному народу вечно пеняли соседи за плохое обращение с ни в чем не повинными людьми. Из сказанного получалось, что задержание террористов и их пособников принесло бы наместнику только очередные потери: содержание в тюрьме, публичный суд, после которого подлые убийцы могли превратиться в героев, как случалось в истории страны, частью которой край был до присоединения к империи, а после - все равно казнь. Увидев интерес князя к событиям полуторавековой давности, местные оживились и пообещали прислать материалы, но судьба террористов сегодняшнего дня их занимала больше, чем бомбисты прошлого.

   Выслушав всех, князь сказал:

   - Да, разумно будет убивать их при задержании. Но только тех, чьи преступления или намерения достаточно доказаны и могут быть подтверждены перед судом, если их родня решит оспорить законность смерти.

   - Уничтожать, - поправил наместника седоусый офицер, - как бешеных зверей. Убивают людей.

   Дальше обсуждение пошло бодрее: местные не сомневались, что получат согласие наместника, и пришли с готовыми процедурами принятия решений о ликвидации. Оставался вопрос Алисы и ее выводка.

   - Князь, - после паузы сказал Дейвин. - Мы их сгребем в их летнем лагере, всех. В том числе эту мразь. В лагере она появится точно, как и в предыдущие годы. И, - он зло улыбнулся, - будет уничтожена достаточно впечатляюще.

   - Хорошо. А вы, - князь кивнул безопасникам, - тогда займитесь москвичами.

   На том и порешили.

   Лето вступило в свои права, и у Димитри появилась насущная необходимость заняться мелкими, но важными задачами: приближался официальный имперский праздник середины лета, и если первые три года можно было списать пренебрежение торжествами на аврал и перегруженность, то теперь, несмотря на траур, хотя бы официальную часть праздника нужно было провести - ради спокойствия гвардейцев и дворян. И конечно, дипломатический прием был обязательной частью программы. А консультант по стилю во время очередной встречи сказал Димитри еще порцию гадостей. Князь слушал терпеливо, потому что пока этот парень ухитрился ни разу не перейти границы, хотя говорил о вещах, впрямую касающихся очень личных областей жизни. В этот раз речь пошла о совсем интимных темах. Ряд предметов гардероба князь отказался выбрасывать, просто потому что очень привык к ним и любил их.

   Евгений, услышав этот довод, посмотрел на него печально и сочувственно.

   - Димитри, я тебя очень прошу, никогда и никому больше этого не говори. Будет у тебя потом собственный стилист или нет, но никакой обслуживающий персонал из этого мира не должен знать, что у тебя есть любимые обиходные вещи. Других историков моды, согласных заниматься подбором личного гардероба клиенту, ты не найдешь, а действующие стилисты не читают мемуары и не помнят о временах, когда у дворян были любимые предметы одежды и быта. И нормальный стилист предложит тебе обсудить это с твоим психологом. Ведь любимый предмет одежды - это память о том тебе, которым ты уже не являешься и которого нельзя показывать посторонним людям. Особенно у нас.

   - Почему нельзя показывать? - спросил Димитри, чувствуя важное.

   - Потому что тот, кто будет заинтересован сделать тебе больно, будет бить именно в эту часть твоей души. Мы тут все сволочи, князь. Учти и не верь нам.

   Димитри кивнул, запоминая, и предложил перерыв на чай. Предстояла вторая сложная тема - белье. Пока они пили чай и обсуждали теорию вопроса, Димитри успел понять достаточно о перспективах своей личной жизни: если не изменить подход к вопросу, выбирать он сможет только среди своих. Учитывая возможные трения с досточтимыми, это не слишком обнадеживало. Допив чай, они удалились во внутренние покои, князь закрыл дверь гардеробной и услышал осторожный вопрос стилиста:

   - Ты же понимаешь, что я попрошу тебя раздеться и показать, как это выглядит?

   Князь пожал плечами и не стал дожидаться просьбы.

   Стилист молчал долго. Выражение его лица было очень хорошо известно князю. В юности ему доводилось именно с таким лицом говорить хорошим друзьям, что стихи не удались. Димитри наклонил голову и слегка улыбнулся:

   - Правду, пожалуйста.

   - Господи, какая лажа, - ответил Евгений.

   - Понятно, - кивнул князь. - Какие есть предложения?

   Стилист сделал сложный жест одновременно левым плечом и правой бровью.

   - Экстренно можно взять из армейских запасов, даже форменное офицерское будет лучше. Твой размер там точно есть. А в перспективе - давай решать вопрос исходя из задач. Что ты хочешь от своей личной жизни?

   - А какие есть варианты? - спросил Димитри, одеваясь.

   - Я подготовлюсь к разговору и обсудим, - ответил Евгений.

   По независящим от них обоих причинам, продолжение разговора отложилось довольно надолго. После торжеств, носящих на себе явный отпечаток траура, на Димитри упал большой и беспорядочный ворох хозяйственных вопросов, и помочь в сведении этого беспорядка в хотя бы какое-то подобие системы ему могли только графы, непосредственно отвечавшие за земли края. Асане пришлось очень плотно заниматься зачисткой фауны в Ломоносове, а Дейвин был не меньше нее занят зачинщиками беспорядков.

   Альена да Айгит родила довольно рано, в шестнадцать по человеческому счету. Она была "отданным ребенком": мать оставила ее отцу и ушла обратно к своим родителям, едва оправившись после родов. Альена с ней виделась несколько раз, но мать честно держала слово и не проявляла к Альене внимания больше допустимого. Отец, впрочем, ее тоже не баловал ни общением, ни заботой, поэтому интернат ей даже понравился. А вернувшись с кольцом мага из интерната, Альена быстро отселилась от отца на склон горы рядом со столицей и родила от смертного. Родила она потому, что ей очень хотелось кем-нибудь быть, а отец ей слишком часто говорил, что она пока никто - и до обучения, и во время, и после экзамена. Уехала юная магесса, однако, все-таки в дом, принадлежавший бабке ее матери, потому что купить дом на свои деньги не имела возможности: у нее еще не было рабочего контракта. Но родив, она стала матерью, и это было уже что-то. Потом, по прошествии времени, когда у нее был и свой дом, и четверо живых детей, все маги, она приехала к отцу только затем, чтобы сказать ему: "Да Айгит - это я. А ты кто? Все еще наемник у да Шайни или все-таки получил кольцо от старого маркиза?"