- Хорошо, давай я сам попробую вспомнить, - вздохнул граф и принялся рыться в памяти. Ничего утешительного не находилось, как назло.

   - Ну и что ты замолк? - послышалось справа.

   - Женя, я запутался, - признался сааланец. - Насыщенные цвета мне противопоказаны по цветотипу, но показаны по росту, и что делать?

   - Во-первых, давай выйдем и подышим. В-вторых, Дэн, пожалуйста, забудь слово "цветотип", если ты не намерен им ругаться. Как это трогательно видеть каждый раз: ты взял все, что было у меня в голове, но применить на практике можешь хорошо если одну десятую. И извини, но гардероб придется изменить.

   - Что, весь? - Дейвин выглядел по меньшей мере озадаченным.

   Евгений кивнул. На лице у него было написано сочувствие. Очень много сочувствия.

   - Ты, кажется, пытаешься всю свою романтичность выразить в цветовой гамме.

   - Мою - что? - поразился сааланец. - Ты назвал это романтичностью? Серьезно?

   - Вполне, - кивнул Евгений. - Глядя на твой костюм, можно вспомнить воду Ладоги, мокрые камни и мокрые ивы, вечернее небо и ночной туман. Но только пока одежда на вешалке. А стоит тебе в нее одеться, и эффект получается обратный. Вот ты передо мной стоишь, и я вижу неприятного чувака в чем-то тускло-пыльном. И он гораздо более неприятен, чем известный мне Дэн. Если ты хочешь производить приятное впечатление, то твоя судьба - чистые цвета. Можешь даже носить темные, насколько ваш этикет это позволяет, но не выбирай сложные, если речь идет об одежде. А всю эту тонкую романтику с неуловимыми оттенками лучше держать в раме на стене кабинета.

   Дейвин молча кивнул. Евгений продолжал, с удовольствием щурясь на солнце.

   - Я знаю, что вы стараетесь не носить гладкие ткани, но пусть на тебе будет мелкий узор, а идеальной была бы ткань с выработкой. И чем незаметнее выработка, тем лучше. Да, вот еще что. Жойс на тебе должны сидеть очень плотно, чтобы не крали рост. Вы все равно кроите прямо от бедра, так что узкими они не будут. И когда будешь заказывать новое, попроси удлинить каждый эннар и даже любой грисс примерно на ладонь от привычного. По возможности заменяй их... Черт, опять забыл. Не записал и забыл, как зовут этот ваш жилет для фехтования и жарких дней.

   - Челек? - уточнил Дейвин. - Хорошо. Он должен быть светлым?

   - Да, конечно. Шейный платок носи навыпуск, поверх рубашки. Он у тебя дополнительный яркий акцент. Смотри, как надо завязывать, чтобы работал на твои цели.

   Евгений уверенно взялся за шейный платок Дейвина и завязал его другим узлом, продолжая говорить:

   - Цвета рубашек у тебя должны быть ярко-светлые, так, чтобы они казались белыми под курткой, но не были белыми на самом деле.

   - Экая дерзость, - граф качнул головой почти с осуждением.

   - А что делать? - хмыкнул Ревский. - Дерзких любят. Хочешь внимания - будь дерзким внешне. Тем более что твоему характеру это вполне соответствует. И кстати, завтра мы с тобой едем к визажисту, учить тебя краситься.

   - Я умею, спасибо, - не удержался граф. - А вот вы тут все, кажется, нет. Местных мужчин я ни разу не видел в мейке, а то, что нашел в видео, меня не устроило.

   - Дэн, - вздохнул Евгений. - То, что ты выбрал сам, не годится. И, кстати, манера наносить мейк тоже... Ну... Не очень удачная. И ради всего святого, прекращай пользоваться тем, чем пользуешься сейчас. И больше там не покупай. Мейк не моя специализация, поэтому давай съездим к профи и тебе подберут необходимый комплект. С визажистом можно обсудить, чего именно ты хочешь добиться, и подобрать соответствующие варианты. Будешь пользоваться вниманием не хуже князя. Я сказал, я сделаю.

   - А если князь у тебя закажет консультацию? - Дейвин слегка скептически глянул на донора.

   - Ну, значит, будете одинаково хороши для своих, - легко ответил Ревский. - Здешние-то от вас и так в обморок падают... Тебя сменить за рулем?

   - Нет, - граф качнул головой и повернул ключ зажигания. - Я не устал, просто озадачен.

   Незадолго до праздника летнего солнцестояния Димитри нашел время применить свои расширенные полномочия. Зимой, когда он приехал в край легатом, достопочтенный заявил, что ЛАЭС - дело Академии, она справляется с ним хорошо, купол стоит, и вот нечего светской власти им мешать делать их работу. Князь тогда считал, что его пребывание в крае ограничится несколькими месяцами. Он охотно согласился с досточтимыми и не только не стал настаивать на допуске светских магов к станции, но и отказал магам Академии в помощи, за которой они пришли уже весной. Впрочем, задачу они решили - как и обычно. Что бы ни творилось на самой станции, в Сосновом Бору повышения уровня радиации не было, и только оборотни помешали поднять вопрос о возможности вернуть жителей на отчужденные территории. Князь ждал этого если не весной, то осенью. Но это было до возвращения князя в Озерный край с печатью наместника. Сейчас волей императора Димитри не только полностью отвечал за край, но и мог диктовать свои условия. Вот он и заявил достопочтенному, что светским магам тоже стоит тщательно исследовать ЛАЭС и оба купола - внешний и внутренний, над "невзорвавшимся реактором", как назвали увиденное на станции местные еще зимой.

   Какие-то европейские крючкотворы, надзиравшие за правильностью использования сил, оживлявших реактор, побывали на станции почти сразу после аварии. Они пробыли там всего несколько часов, засняли все на камеры, поудивлялись и спешно покинули край, потребовав перед отлетом предоставить им все отчеты спасателей и служб, занимавшихся ликвидацией последствий аварии. И как раз к июню Димитри получил их официальное заключение, из которого следовало, что в аварии виноват персонал станции, недостаточно тщательно соблюдавший технику безопасности. Причем свой замечательный вывод они сделали из того, что запрошенные ими данные им никто не спешил предоставлять, поскольку оставшимся в живых сотрудникам станции было не до европейских комиссий, а исследования досточтимых местным ученым ничем бы не помогли. Сперва эти бумаги попали к Димитри, и он не отказал себе в удовольствии отнести их достопочтенному и попросить прочитать вывод при нем. Достопочтенный, дочитав, ошарашенно посмотрел на князя: "Это переходит всякие границы. Мы не знаем, что там случилось, а они уже виноватых назначили!" Димитри философски пожал плечами: "Именно".

   Так что, раскидав дела одного из дней по другим, настолько же загруженным, князь поехал в Сосновый Бор, осмотреть все внимательно сперва обычным, а потом и магическим зрением. Достопочтенный пытался было возражать, но наместник напомнил ему об условиях, на которых принял край, и эмиссар Академии был вынужден отступить. Димитри не сомневался, что достопочтенный найдет способ отплатить за обиду, но отступать не собирался.

   Впрочем, увиденное на месте аварии сильно не порадовало князя и его команду. Академия не особо распространялась о том, какую задачу решали маги, работавшие на станции. Он примерно предполагал, что могли делать досточтимые: разговоры вполголоса о какой-то особой чистой энергии из Нового мира давно ходили по метрополии. И казалось логичным, что маги решили хотя бы проверить, можно ли ее использовать в заклинаниях вместо Источников. Сперва князь принял молчание магов Академии за попытку скрыть суть эксперимента, но из того, о чем говорили, а скорее, из того, о чем и как умалчивали досточтимые, понял, что группа, работавшая на станции, состояла из личных вассалов да Шайни, и поэтому отчитывалась перед достопочтенным очень условно и формально. Поэтому и сказать, что пошло не так, никто не мог: данных просто не было. Димитри решил, что тайну аварии хранит купол - вместе с теми, кто стал ее причиной. И, пригласив из-за звезд нескольких знакомых придворных магов, попросил помочь своим вассалам, получившим поручение заниматься этой задачей. Те, кому он доверял наравне со своими людьми, занимались Искусством ради самого Искусства и удовлетворения собственного любопытства, принадлежали к славным и древним семьям и были не особенно дружны с Академией. Получив от князя гарантии сохранения разработок в секрете, первыми приехали Ардеран и Иденай. Димитри сам отвез их в Гатчину, познакомил с такими же теоретиками из местных ученых и оставил искать общий язык во всех смыслах.