В железнодорожной кассе «Дойче Банна» эту бумагу забрали, выдав мне специальный билет с пометкой. А в вагоне во время всей поездки проводники, сменяя друг друга, не сводили с меня глаз, видимо получив предписание и остерегаясь моих диких выходок.

После урока Урсула вечно давала мне какую-нибудь банку консервов и упаковку лежалой крупы из своих стратегических запасов. Говорили, что во время Второй мировой войны, будучи еще ребенком, она всласть наголодалась и если бы родственники не забрали ее в Швецию, то скорее всего умерла бы с голоду. Моя мама по этой же причине также хранит по разным углам на черный день неподъемную кучу съестного.

С разрешения Круг я подошел взглянуть на книги в ее стеллаже.

Множество трудов основоположников психологии и психиатрии, философы, естествоиспытатели: Карл Юнг, Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше, Рудольф Штайнер, другие авторы.

Взяв одну, я открыл ее. На титульной странице имелась дарственная надпись Урсуле.

– Вы знали начальника внешней разведки «Штази»2 Маркуса Вольфа? – с нескрываемым удивлением глянув на корешок увесистого фолианта спросил я мою наставницу.

– Да, мы с ним учились в одном классе, – спокойно ответила Круг.

От Рютте и далее вглубь горно-лесного массива в противоположную от горы Престенберг сторону начиналась девственная природа Шварцвальда. Это был национальный парк, где кроме автомашин егерей и редких лесовозов, при плановом прорежении деревьев, остальным запрещалось ездить на авто. Туристы могли воспользоваться велосипедами, лошадкой или неутомимо топать на своих двоих, что они успешно и проделывали. Причем с альпенштоками, а летом в кожаных шортах и тирольских шляпах по местной моде. Со стороны казалось, что это искатели, вышедшие на поиски неоткрытой земли или затерянного мира.

Кирилл с Ольгой повели меня на прогулку на зады нашей деревеньки, поднимаясь по дорожке косогора мимо последних строений и дома сына графа Иоахима. Далее начался крутой подъем, выведший нас на так называемый первый уровень. Грунтовые дороги, шедшие вдоль возвышавшегося над головой массива, шли не абы как, а ярусами или уровнями. Их было три, один над другим, самый верхний четвертый уходил на альпийские луга. Между ними было сто метров высоты.

Перемещаться вне ярусов напрямик было очень опасно, а в темноте смертоубийственно, так как крутизна откоса была от шестидесяти градусов и выше, и это зачастую был бурелом, торчащие острые сучья поваленных в непогоду деревьев.

В самом начале первого уровня росли самые большие ели лесного массива, преимущественно состоявшего из хвойных пород. Это были экземпляры, обхватить которые можно было только втроем. Среди таких великанов, устремившихся ввысь на высоту свыше пятидесяти метров, и гигантских папоротников в рост человека, я ощущал себя жалким насекомым.

Пройдя дальше, мы оказались на развилке лесных дорог.

Одна уходила прямо в ложбину на Бернау, а другая сворачивала вправо по косогору. В центре перекрестка стоял большой замшелый каменный крест, на котором что-то было высечено.

– Здесь, в присутствии жителей соседних деревень, была сожжена ведьма, – вслух прочитал мой друг выбитые готическими буквами текст и добавил. – Дату не разобрать, но и так понятно, что это произошло в Средневековье.

Наша троица вышла по правому ответвлению пути на обширный, аккуратно подстриженный луг, складками местности спускавшийся прямо к Рютте, видимой отсюда как на ладони. Открытое пространство луга простиралось выше нас еще на два уровня, словно громадная проплешь в лесном массиве.

Двигаясь по ней вперед мимо одинокой обзорной деревянной скамейки и перейдя по мосткам журчащий ручей, мы опять углубились в чащу по лесному проселку косогора, следуя мимо лежащего внизу селения в сторону Тодтмоса.

– Насколько же здесь все ухожено, можно снимать кино о Робин Гуде, – заметила нам Ольга, пытаясь разглядеть в просветах между могучими лапами елей что-то под горою.

– Ничего не видно, мешают деревья, – сказал я и добавил. – А как легко тут дышится.

Дышалось смолистыми ароматами действительно замечательно.

– Запросто можно в качестве опохмелки прогулку по ярусу использовать, – пошутил Кирилл.

Мы посмеялись над его идеей, нашедшей в нашем кругу практическое применение из-за несомненного присутствия в горно-лесном массиве свободных отрицательных ионов кислорода и биополевого влияния деревьев на человека.

Пройдя по первому уровню и слегка вспотев, наша компания сошла с него уже в точке выезда из Тодтмоса в сторону Санкт-Блазиена.

Под горою младший Майер проехал на тракторе к своему дому.

– …Так вот я и стал архитектором, – произнес Иоахим вторую часть фразы, первую из которой я пропустил мимо своих ушей, задумавшись о своем.

Ему было за пятьдесят лет и выглядел он уставшим.

Младший Майер пересел с трактора на спортивный автомобиль и умчался с глаз долой.

– Куда это он? – я опять отвлекся от темы беседы.

– На танцы поехал, – сообщил мне сведущий Кирилл и добавил. – В конце каждой недели все здешние деревенские парни вечером собираются на танцполе в Тодтмосе поплясать с молодыми девушками из своего круга общения, да пива попить.

– Гляжу, хорошо ныне крестьяне в Германии живут, – протянул я. – Если на «мерседесах» ездят.

– Хорошо крестьяне в Шварцвальде живут, – поправил меня граф и добавил. – Этому способствуют щедрая финансовая помощь со стороны земельного правительства Баден-Вюртемберга, высочайшее качество местной агропродукции и цены на него, используемые здесь современные сельскохозяйственные технологии.

– А почему ты не пошел по стопам своих родителей? – сменив тему, немного фамильярно спросил Иоахима мой друг, бывший с ним в приятельских отношениях.

– Они всегда были не от мира сего, – ответил хозяин дома. – Трансперсональная психология, бесплотные сущности, живущие рядом с нами…. Разве этого нет?

– Почему же, все есть, – согласился с ним Кирилл.

На веранде дома сына графа Дюркхайма, с которой прекрасно обозревалось все Рютте, стоял стол с жаренным на вертелах мясом, помидоры, свежая зелень, два литра отменной водки. Такое количество белого хлебного, выставленное немцем на столе для гостей в Германии было сопоставимо с бутылью четверти самогона (2,5 л) в России.

Иоахим считался известным в Шварцвальде архитектором, по его проектам в здешних краях было построено немало домов, как например комплекс учебно-производственных зданий вальдорфской школы3 в соседнем селении Ибах.

– Раньше, еще при жизни отца, сотрудники центра часто устраивали пирушки, – немного не в тему заметил сын графа. – Гуляли со спиртным пару дней до такой степени, что перепутав вместо дверей выходили в окна.

Он помолчал.

– Сейчас к руководству школы пришли одни трезвенники, – продолжил хозяин дома. – А многие специалисты, составлявшие костяк коллектива центра, разъехались по стране, открыв собственные праксисы4 или вообще отсоединились прямо здесь в Рютте. С ними руководство школы контактов более не поддерживает, считая ренегатами.

Действительно, в нашей деревеньке были еще два центра схожего профиля. Но меня это совсем не расстраивало. Обычная ситуация при развитии научной школы и конкуренции с другими подобными.

Через Иоахима, знающего по своей работе многих владельцев домов в нашей деревне и соседних, я смог иногда получать подряды на косметический ремонт помещений, сдававшихся внаем комнат и квартир, и всей душой отдался малярке в свободное от учебы время. Имея студенческую визу, я оформил временную прописку в полиции и разрешение на работу, но только в районе проживания. Так что официально пребывал в Германии не каким-нибудь гастарбайтером, а вполне солидным иностранным студентом.