Из коридора донесся голос Гаррета.

— Ты заставила ее укусить меня! Мне больно, больно! Жаль, что она не ужалила тебя в глаз или в член! Будь ты проклят, мать твою!

Лидии наконец удалось добраться до второго этажа. Гаррет все еще был внизу. Утробно завывая, он распахивал одну за другой все двери. Девушке показалось, она слышит отвратительное щелканье его пальцев.

Ее снова захлестнула паника. К горлу опять подступила тошнота.

Помещение наверху оказалось просторным. Широкие окна выходили на обгоревшую часть мельницы. Единственная дверь оказалась незапертой, и Лидия, толкнув ее, вышла к двум огромным жерновам. Деревянный механизм мельницы сгнил, и жернова не двигались. Скрип, который она слышала, издавало водяное колесо, приводимое в действие отведенным рукавом ручья. Ржавая вода стекала по деревянным лопастям в узкую глубокую яму, похожую на колодец. Дна Лидия не увидела. Должно быть, поток вливался назад в ручей где-то ниже по течению.

— Стой! — послышался сердитый оклик.

Девушка испуганно вздрогнула. В дверях стоял Гаррет. Его красные глаза округлились от ярости, а на руке вздулась огромная черно-желтая опухоль.

— Ты заставила ее ужалить меня! — пробормотал он, с ненавистью глядя на Лидию. — Она мертва. Мне пришлось ее убить! Я этого не хотел,но ты меня заставила! А ну, шевели своей задницей! Спускайся вниз, я свяжу тебе ноги.

Гаррет шагнул вперед.

Лидия посмотрела на его выступающие скулы, сросшиеся брови, огромные руки и налитые яростью глаза. У нее перед глазами мелькнули разрозненные картины: больной, медленно угасающий от рака, и Мери-Бет Макконнел, такая веселая и жизнерадостная. Мальчишка, жадно набивающий рот чипсами. Ползающая по его руке многоножка. Щелкающие пальцы. Долгие одинокие вечера, наполненные ожиданием звонка от единственного мужчины. Утреннее появление с цветами в Блэкуотер-Лендинг, хотя в действительности ей этого совсем не хотелось...

Вынести этого Лидия не могла.

— Подожди! — примирительным тоном произнесла она.

Заморгав, Гаррет застыл на месте.

Улыбнувшись ему, как она улыбалась неизлечимо больным, и, мысленно простившись со своим возлюбленным, Лидия со связанными за спиной руками бросилась головой вперед в узкий колодец, на дне которого темнела вода.

Перекрестие оптического прицела остановилось на плечах рыжеволосой полицейской из Нью-Йорка.

«Какие красивые волосы», — подумал Мейсон Джермейн.

Они с Натаном Грумером смотрели с вершины холма на заброшенный карьер. От поискового отряда их отделяло ярдов сто.

Натан наконец пришел к заключению, которое он должен был сделать еще полчаса назад.

— Рич Калбо здесь не при чем.

— Верно. Но, не совсем.

— То есть? Что значит: «не совсем»?

— Калбо где-то здесь, рядом. Вместе с Шоном О'Сарианом.

— О, этотпарень хуже двух Калбо.

— Не спорю, — согласился Мейсон. — И Гаррисом Томелем. Но нас интересуют не они.

Натан снова посмотрел на трех своих коллег и рыжеволосую приезжую.

— Я уже понял. А с чего это ты целишься в Люси Керр из моейвинтовки?

Мейсон неохотно опустил «Рюгер».

— Потому что я не захватил бинокль, мать его. И смотрел я не на Люси.

Они стали спускаться вниз. У Мейсона из головы не выходила рыжеволосая. Красавица Мери-Бет. И Лидия. Еще он думал о том, что порой жизнь складывается совсем не так, как хочется. Например, Мейсон Джермейн знал, что к настоящему времени он уже должен был получить повышение. Он знал, что ему следовало действовать жестче и настойчивее, подавая рапорт о повышении. Так же, как ему стоило вести себя иначе, когда пять лет назад Келли бросила его ради водителя-дальнобойщика. Если уж на то пошло, ему необходимо было вести себя иначе до того,как она от него ушла.

И он должен был совершенно иначе вести первое дело Гаррета Хэнлона. То самое, когда Мег Бланчард, очнувшись ото сна, обнаружила, что ее грудь, лицо и руки облепили осы. Сто тридцать семь укусов и медленная мучительная смерть.

А сейчас ему приходится расплачиваться за все свои ошибки. Его жизнь превратилась в однообразные вечера с бокалом виски на крыльце своего дома. У него даже не хватало сил заставить себя выйти в лодке на Пако на рыбалку за окунями. Бесконечные угрюмые мысли о том, как исправить то, что, наверное, уже нельзя исправить. Он...

— Так ты мне все-таки скажешь, что мы будем делать? — спросил Натан.

— Мы ищем Калбо.

— Но ты же только что сказал... — Натан беспомощно умолк. Увидев, что Мейсон не отвечает, он шумно вздохнул. — До дома Калбо, где мы должны находиться, отсюда шесть или семь миль. Мы на северном берегу Пако, со снайперской винтовкой, а из тебя слова не вытянешь.

— Ну почему же, я говорю. Слушай: если Джим спросит, то мы искали здесь Калбо.

— А на самом деле?

На дистанции в пятьсот ярдов Натан Грумер из своей винтовки мог сбивать со сливы плоды. За пять минут он исправлял любую неполадку в машине. За скульптуры, которые Натан вырезал из дерева, можно было запросто получать по пятьсот долларов, если бы ему вздумалось ими торговать. Но дальше этого его таланты и способности не простирались.

— Мы должны взять мальчишку, — сказал Мейсон.

— Гаррета?

— Да, Гаррета. Кого еще? Онинайдут его для нас, — он кивнул в сторону рыжеволосой и помощников шерифа. — А мыего возьмем.

— Что значит «возьмем»?

— Натан, ты в него выстрелишь. И убьешь наповал.

— Убью наповал?

— Так точно.

— Подожди-ка. Я не собираюсь портить своюкарьеру только потому, что у тебя зуб на этого мальчишку.

— У тебя не карьера, — отрезал Мейсон, — у тебя работа.И если не хочешь с нее вылететь, делай то, что я тебе говорю. Так вот, слушай. Я говорил с ним. С Гарретом. Тогда, когда я расследовал, как он убил других людей.

— Да. Вот как? Хотя конечно.

— И знаешь, что он мне сказал?

— Нет. А что?

Мейсон отчаянно силился придумать что-нибудь правдоподобное. Наконец, вспомнив сосредоточенность Натана, часами шкурившего вырезанную из соснового дерева утку, помощник шерифа сказал:

— Гаррет заявил, что без колебания убьет любого представителя закона, который встанет у него на пути.

— Он так и сказал? Этот недоносок?

— Да. Глядя мне прямо в глаза. И добавил, что с нетерпением ждет такого момента. Сказал, что больше всего ему хочется первым пришить меня, но он будет довольствоваться любым, кто подвернется ему под руку.

— Сукин сын! Ты Джиму об этом говорил?

— Ну конечно. А ты как думал? Но он не придал моим словам никакого значения. Я хорошо отношусь к Джиму Беллу. Ты это знаешь. Но, если быть честным, его больше заботит не работа, а то, как бы сохранить свое теплое местечко.

Натан кивнул, и Мейсон с изумлением отметил, как же легко он кушался, даже не догадываясь, какое еще чувство может двигать его напарником.

Меткий стрелок задумался.

— А у Гаррета есть оружие?

— Не знаю. Но скажи мне, Натан, разве у нас в Северной Каролине трудно раздобыть огнестрельное оружие? Тебе не приходила в голову фраза «хоть вагон»?

— Ты прав.

— Понимаешь, ни Люси, ни Джесс, ни даже Джим не знают парня так хорошо, как я.

— То есть?

— Они не сознают в полной мере, насколько он опасен,— пояснил Мейсон.

— Да что ты!

— Он уже убил троих; возможно, и смерть Тода Уилкса на его совести. Довел беднягу до самоубийства. Это то же самое, как если бы Гаррет сам его убил. А девушка, зажаленная до смерти, Мег? Видел ее лицо, искусанное осами? Подумай об Эде Шеффере. Помнишь, на прошлой неделе мы с ним пили пиво?. А сейчас он в больнице и, может быть, никогда из нее не выйдет.

— Мейс, не беспокойся, я сумею сделать точный выстрел.

Но Мейсон Джермейн продолжал давить:

— Ты же знаешь, что произойдет в суде. Гаррету только шестнадцать. Все будут охать: «Бедняжка, такой маленький, вырос без родителей. Не будем к нему излишне строги». А потом он выйдет на свободу через полгода или год и снова примется за свое. Убьет еще одного футболиста или девушку, за всю свою жизнь не обидевшую ни единой души.