Легший на землю снег затянул белизной все, не обозначив даже козырек берегового среза, и Митька едва не упал, упершись в него. Кое-как перекантовавшись на твердую землю, он остановился, чтобы передохнуть, и, еще ничего не услышав и не разглядев, уловил всем своим напряженным телом какую-то опасность. Вмиг выскользнув из-под мешка, Митька бросил его на землю и, даже не определив – откуда исходит эта опасность, рванулся назад в камышовые заросли.

– Стой! – раздался резкий окрик. – Стой! – Ясно послышался топот ног о прихваченную морозцем почву.

«Патруль! – стрельнула догадка. – Напоролся! Вот тебе и глухая ночь!» – И Митька наддал в напор насколько хватило духа.

Человек, преследовавший его, был или староват, или слишком грузен – он явно отставал. Это угадывалось и по топоту ног и по голосу. «В камыши! Скорее в камыши! – гнал мысли Митька в захлебе жгучего бега. – Там спасение!»

– Стой, стрелять буду! – снова раздалось сзади, и почти тотчас в уши ударил тугой хлопок, встряхнул Митьку до замирания сердца.

Над землей повисла ракета, высветив все вокруг, и Митька, как ослепленный заяц, заметался в ошпаре накатного испуга, забегал взглядом по близким зарослям камыша, ища место, где можно спрятаться. Боковым зрением он заметил, как у леса вспыхнули фары, и вовсе осекся духом: «Хана! Сейчас на машине догонят! Не выкрутишься!»

Пойманной птичкой заколотилось сердце, огонь удушья вспыхнул, но и камыши были рядом. Митька пробежал по ним с десяток шагов и упал, зацепившись ногой за старые стебли рогоза. Вода хлынула поверх головы, за шиворот, прокатилась волной по распаренной спине. И в это время ракета стала гаснуть. Отплевываясь и ругаясь про себя, Митька барахтался в мелкой воде, пытаясь освободиться от крепкого травяного оплета и встать. Кромешная тьма закрыла его и от преследователя, и от автомобильных фар. Лишь где-то сзади ревел мотор, да кто-то еще кричал властным голосом:

– Стой! Стой!

Митька понял, что ушел от погони, и резко вскочил, не без боли освобождая зацепившуюся ногу, кинулся дальше, в густоту зарослей. Поворот, еще один, еще, и сапоги снова запутались в связке старого камыша, и снова он упал, царапая руки и лицо. Момент, и вторая ракета осветила низкий небосвод, но Митька не шевельнулся, тихо подгребая под себя сырой мох с ломкими стеблями какой-то травы. Он понял, что человек, который гнался за ним, без сапог и вряд ли сунется в грязь.

– Здесь он где-то, – послышались недалекие голоса. – Надевай болотники… Далеко не уйдет…

– Ну, уж теперь хрен вы меня возьмете! – с отрадой прошептал Митька и, дождавшись, когда ракета, пыхнув краснотой, погасла, вскочил. Грязный и мокрый плащ остро захолодил тело, и Митька сбросил его – стало легче бежать. Ориентируясь на голоса и надсадный гул мотора инспекторской машины, вероятно, застрявшей на какой-то промоине, присыпанной снегом, он стал ломиться через камыши вдоль берега.

«Вот тебе и спали-дремали, – тянул Митька жгучие мысли об инспекторах. – Дежурил, видно, кто-то и засек меня в бинокль ночного виденья. Чуть не подловили красноголовики. Теперь бы только до машины без приключений добраться да до дома быстрее доехать. – Он чувствовал, как согревается по-настоящему, несмотря на ветер и холод, как каждый мускул его измученного тела вновь обретает нужную упругость и бежал, бежал свободно, без захлеба. – Со здоровьем бы все обошлось, а то прошило меня ветром насквозь, да еще и мокрого…»

Камыши потянулись дугой вправо, и через несколько минут, окинув взглядом близкий лес, Митька выскочил на знакомую поляну.

Все вокруг белело, как зимой. Лишь тальниковые кусты, уже бросившие сережки, траурно чернели, да мельтешили едва заметные кроны деревьев, раскачиваемые ветром. До опушки рукой подать. Митька пробежал это открытое пространство с затаенным дыханием и, очутившись под деревьями, постоял недолго, прислушиваясь к далекому реву автомобильного мотора и, замечая, как хмурое небо секут всполохи мощных фар. «Эх, и не спиться же им в ночь глухую…» – с иронией подумал он про инспекторов и где шагом, где бегом пересек знакомый до каждой прогалины лес, выходя к замаскированной машине.

Откидав маскировку и свернув тент, Митька открыл ключом дверцу и упал на сиденье. Поворот ключа, и мотор сразу завелся. Мелкую, едва уловимую дрожь ощутил Митька всем телом, с отрадой утверждаясь, что окончательно выпутался. «Все! Отшумело, отболело, и слава богу, что отделался потерей рыбы, да плаща, – как прозвенело в голове. – Теперь никакой инспектор мне не страшен: если даже и остановят по дороге, доказательств, что я острожил рыбу, нету – в озере все осталось. Лешего им лысого в зубы, а не Митьку Тулупа… – Но в угон этим мыслям тянулась легкая досада, не истаявшая даже в маяте спасения: – Отделаться-то отделался, да улов жалко: там щук было почти с полсотни, и все не меньше двух кило – мелких я не трогал…»

Теплый воздух потек от включенной печки, и Митька почувствовал, как накатами расслабляется намученное холодом и нервным напряжением тело, как неприятно стала липнуть мокрая одежда. «У меня же запасные штаны и куртка в багажнике! – вспомнил он. – Надо снова нырять в ветряную стынь, бр-рр…» – Митька передернулся, и ему пришлось сделать немалое усилие, чтобы выйти из машины.

Темно. Холодно, Ветрено. Лес, хотя и гасил напор ветра, потоки холодного воздуха все же стелились над землей, и пока Митька стягивал с себя все мокрое, зыбкая дрожь снова овладела им. «Сейчас, сейчас, – бодрил он себя, – надену сухонькое, и все – никаких передряг больше…»

Через несколько минут Митька сидел в салоне, готовый к отъезду. Было тепло и тихо. Он включил приемник и, отыскав какую-то музыку, зажег фары. Мощный свет ударил в темноту, высветив до веточек ближние деревья, ивовые кусты и неясный просвет старого проселка. Вглядываясь в освещенное пространство, Митька тронулся с места и спокойно поехал по заснеженной прогалине, кем-то и когда-то проделанной среди лесного отъема. Он то прислушивался к своему организму, ощущая непонятные протяжки знобкого наката по телу, то переносился мыслями в город, домой, представляя лицо Галины. «Гудеть она сразу не будет – хитра. Зато после заденет под ребра подковырками, прокатится утюжком по душе, только поворачивайся… Нет, хватит. Тешился этой рыбалкой не один год – пора и завязывать, в другой угол целиться…»

Скоро в свете фар открылось безбрежное пространство, непривычно белое после пестрого леса, и почти сразу же стало видно на ней далекую полосу шоссе. «Выбрался, – облегченно вздохнул Митька, расслабляясь после напряженного движения по лесному проселку, – теперь только держись!» Он поддавил педаль газа, и машина рванулась по асфальту, вздымая по бокам вихри тонкого снега. «Рискованно так гнать, – вяло подумалось Митьке, – слететь можно в кювет, – но скорость не убавил, а лишь крепче сжал баранку. – Проскочу до основного поворота – пока встречных нет, а то жаром что-то обносить начало, не заболеть бы…»

На въезде в город Митька сбросил газ и, пропетляв по переулкам, сокращая путь, выбрался к гаражному кооперативу. Тихо, безлюдно. Он подрулил к своему гаражу и, пока открывал двери, тупая усталость сковала его настолько сильно, что Митька ставил машину на место уже в каком-то полусне-полубреду. «Ноги не держат, хоть здесь вались, – тянули его к отдыху вялые мысли. – А дом-то рядом…»

Медленно, с раскачкой, поднялся Митька на третий этаж и долго вдавливал кнопку звонка у дверей, ясно слыша его мелодичное верещание в прихожей.

– Кто там? – раздался вскоре испуганный голос Галины.

– Свои! Открывай! – хрипло выкрикнул он и навалился на дверь.

Распахнув их, Галина отпрянула в коридор. В ее расширенных глазах полыхнул испуг.

– Что с тобой, Митя?! – закричала она, хватая его под мышки.

– Ясно что, в пургу попал в озере, еле выбрался.

Галина больше ничего не спрашивала. Она быстро и ловко стала снимать с него одежду.

– Сейчас, сейчас, пойдем на диван, приляг, а я тебе сделаю теплую ванну…