– Леди, добрый вечер!
– Гутен таг! – старательно проговорила Дарья.
– О-о, шпрехен зи дойч?
– Найн, не шпрехен, – улыбнулась Алла, протягивая Отто руку, ей не хотелось признаваться, что много лет она безуспешно учила немецкий. –Но несколько слов по-немецки намерены запомнить уже сегодня, если вы нам поможете.
– Буду очень рад, – он галантно поцеловал руку Аллы и развернулся к девочке.
– Разрешите представиться. Отто.
– Дарья, – смело ответила та. – А как ваше отчество?
– Отчество?
– В Германии людей называют без отчества, – вмешалась Алла. – Ну, если по-русски, то Вильгельмович, но я так не люблю.
– И как же мне вас называть, дядя Отто?
– Можешь называть меня просто Отто. Я надеюсь, мы подружимся?
– Ну, наверное, если вы не вредный.
– Алла, я вредный?
Нет, нормальный, – произнесла Алла и тут же додумала: «А вообще-то, кто тебя знает?»
Они весь вечер гуляли в парке. Дарька качалась на качелях, ела мороженое, кормила голубей купленными в ларечке семечками, считала по-немецки павильоны, как научил ее Отто. Алла и Отто сидели на скамейке, разговаривали на разные темы, и у Аллы даже сложилось впечатление, что они давно женаты и уже чуть поднадоели друг другу. Прохожие, верно, так и думали о них, и это было ей немного приятно. Погожий майский вечер обманывал временем: темнеть еще и не думало, а Дарьке уже пора было ужинать, купаться и спать. Алла позвала ее домой. Она и не сопротивлялась. А когда они уже выходили из ворот парка, стала спрашивать у Отто, как по-немецки цвета – красный, желтый, зеленый… Отто стал показывать машины на парковке и называть цвета. Большой черный БМВ сорвался с места и промчался мимо них.
– Дас ист шварц ауто. Какая хорошая машина, и какой плохой водитель, – покачал головой Отто.
– Даренька, давай-ка ручку, здесь одной уже нельзя.
Возле подъезда их дома Отто пожелал Даше спокойной ночи, а Алле сказал, глядя в глаза:
– Спасибо за вечер. У вас чудесная девочка. А ее отец не был против нашей прогулки? Ведь украл вас на целый вечер…
– Мы не живем вместе уже несколько лет.
– Извините. Значит ли это, что я могу серьезно ухаживать за вами, Алла?
– Отто, нам пора. Спокойной ночи!
– До свидания. Я буду ждать новостей от ваших юристов. И от вас, конечно. Не смею быть навязчивым.
А этот Отто очень мил, может и правда, пусть ухаживает? – думала перед сном Алла. – Если только нет в этом внимании какого-то подвоха. Надо еще к нему присмотреться.
До конца недели время пролетело незаметно, и Алла чуть не забыла распорядиться поздним пятничным вечером, чтобы Иван отвез их в Родино. Алла и сама водила машину, она была одной из первых ласточек слабого пола за рулем редких на советских улицах иномарок. Теперь она накаталась и предпочитала в дороге планировать, писать ответы, просто думать или любоваться пейзажем.
Субботнее утро было многообещающе ясным и румяным. Алла специально завела будильник на пять утра, чтобы выехать за город без пробок. Вышла на балкон. Свежий ветерок подул в лицо. Скоро лето! Его запах уже витал в утреннем воздухе. Солнце поднялось над горизонтом. Розово-золотое небо без облачка. Почему бы каждое утро не вставать пораньше? Такой мощный заряд энергии и оптимизма! Она подняла к солнцу руки, поднялась на носочки. Глаза закрыты. Еще немного – и взлетит.
Босые ножки зашлепали по полу:
– Ма-ам!
Алла открыла глаза, обернулась. Дарька, встрепанная и помятая, протирала глазки.
– Маленькая моя! Доброе утро!
Алла обняла теплую ото сна дочурку. От нее пахло молоком и карамелью.
– Ты моя конфетка шоколадная! Хорошо спала?
– Хорошо, только я не наспалась!
– Не выспалась? Мы сегодня к дедушке поедем. В машине поспишь. А потом можно уже и в гамаке под яблоней. Если ветра не будет. Договорились?
– Договорились. Только я тогда зубы не буду чистить.
– Что еще за новости? Ну ладно, можно после завтрака.
– Да-а, мамочка! Ты такая хитренькая! – загундосила Дарька.
– Хочешь в пробке торчать?
Дарька за все свои пять с малюсеньким хвостиком что такое пробки уже узнала. Хоть ной, хоть плачь – бесполезно. Все стоят, и мы стоим – будет ответ, поэтому она как маленькая козочка замотала головой.
– Тогда поцелуй меня сто миллионов раз, и я пойду.
Алла засмеялась, поцеловала дочку в одну пухленькую щечку.
– Сто!
Во вторую:
– Миллионов!
И в носик:
– Раз!
Наскоро позавтракав овсянкой со свежим сливочным маслом, Алла с Дарькой, обе в светлых джинсах, клетчатых рубашках и розовых флисовых куртках вышли из дома.
Иван уже ждал возле подъезда.
– Доброе утро!
– Доброе, Иван! На выезде, как обычно, в супермаркет – и в Родино.
Алла села вперед, пояснив:
– Одна маленькая ранняя пташка чирикала, что будет в машине спать.
– Буду, только после магазина, а то, мама, ты деду опять не то купишь.
– Как вам будет угодно! – согласился Иван. Они ехали по пустым утренним улицам.
Пробуждение природы, пробуждение города. Как все-таки хорошо жить! Целых два дня можно будет наслаждаться покоем, красотой, чистым воздухом. Можно будет лежать в гамаке, читать что-нибудь легкое, гладить кошек. Их у деда три. А потом еще надо окна в доме вымыть и занавески перестирать. Алла любила домашнюю работу, но заниматься ею в своей огромной квартире было совсем некогда. Вечером они с Дарькой пойдут к соседке тете Нине со старым бидоном, облитым желтой эмалью, за «утрешним» молоком и будут в сотый раз выслушивать лекцию о том, что парное молочко полезнее и вкуснее. То, что «полезнее», об этом и спорить никто не собирается, а вот насчет «вкуснее» можно бы и возразить. И Аллу, и Беллу, ее старшую, и Дарьку от парного почему-то подташнивало. Потом они снимут через некоторое время сливки, оставят их киснуть «на сметану», а холодного и вкуснющего молока Алла нальет себе в синюю чашку, Дарьке в миску с медвежонком. Та накрошит в молоко ароматного белого хлеба. Скажет: «Все, сделала себе тюрьку», и начнет уплетать за обе щеки. «Тюрькой» хлеб с молоком называет дед. Говорит, в детстве это была самая вкусная и любимая его еда, лакомство. Сейчас он тюрькой кормит своих кошек.
Они появлялись в доме постепенно. Сначала Мурка, которой уже исполнилось семнадцать. Долговязым и нескладным котенком принесла ее в дом мама. Сейчас поседевшая и тихая Мурка большую часть дня спала на солнышке. Потом у деда поселился Вася. Его, серо-полосатого, как Борис из рекламы кошачьего корма, притащила Белка. Вася ходил на трех лапах и был совершенно косым. Его глаза были дружно устремлены к носу. И когда его «кискали», звали к миске или просто окликали Васькой – Васенькой, он сосредоточенно ловил фокус, отчего его голова мелко тряслась из стороны в сторону. Алла с дедом в тот день дружно смеялись. Белла обижалась.
– Ну-у-у, хватит над Васей смеяться! Он же красивый, он настоящий египетский мау.
– Ой, доченька, чмау он египетский!
– Мама, ну пусть он у нас останется, пока у него лапка заживает!
– Не знаю, дед пусть решает.
– Мне-то жалко что ли, пусть живет – согласился дед.
– Ура-а! – запрыгала Белка.
В благодарность Василий к утру на крыльце оставил подарок: длиннохвостого крысенка, и остался жить. Правда, лапка, видно, срослась неправильно, он и спустя годы так и прыгал на трех, что не мешало ему исправно ловить крыс и быть любимцем соседских кошек.
Алла как-то все равно не полюбила кота, гладила его меньше всех, да и брезговала немного. Время от времени Вася кашлял, чихал и из носа у него текла слизь с пузырями. Белла возилась с ним, носила к ветеринару. Оказалось, кошачьи риниты – не редкость. И простуда тоже. Однажды она носила его на уколы. Тогда были каникулы, и Аллу здорово напугал Белкин звонок на мобильник. Та рыдала в трубку, произнося нечленораздельные звуки. Алла была за рулем, она остановила машину, и чтобы остановить истерику, строго прикрикнула на дочь:
