— Никогда не понимал людей, которые относятся к своим детям как к инвестициям…. Вкладывай деньги, чтобы потом выиграть еще больше… И все кому-то должны… — Илья вздохнул, переваривая. Но потом посветлел. — Но я рад, что ты выпустился. Закончил уже, как я понимаю, не потому, что на тебя пытались давить, а для себя. А теперь откроешь самый крутой тату-салон во всем городе. Или даже за рубеж пробьешься. Как тебе?

— Определенно, — улыбнулся Серый, придвинувшись к Илье и уложив голову тому на плечо. — Я же красивый. Потому и красивый, ведь во мне нет ничего из того, что должно было быть. Ну и да. Я, к слову, не гей вообще, если что. Мой максимум — страстные поцелуи и тереться друг о друга. Так что это… Я невинен и прекрасен. Как раз для богатыря!

— То есть я вот сейчас должен еще сильнее сожрать себя чувством вины за то, что испоганил твой едва ли не первый опыт? — Добрынин нервно засмеялся, но погладил Зайцева по спине, а после устроил ладонь на поясе извечно рваных и узких джинсов. Серый остался доволен и прижался теснее.

— Нет, но загладить вину определенно стоило бы, — усмехнулся он. — Да и не испоганил, мне все понравилось. Ну и смотри… Вечер скоро. Дома у тебя никого нет. Я сытый и расслабленный.

— М… — Провокация не могла не подействовать. Добрынины глаза мечтательно затуманились, а рукой он осмелился пробраться неглубоко под джинсы, достав пальцами примерно до крестца. Серый вздрогнул. — Значит, хочешь ко мне домой?

— Да. Пустишь же?

— Пущу и не выпущу. Ох, Серый, ты бы знал… — выжал из себя Илья с тоской в голосе и тихо взвыл, ткнувшись носом ему в макушку. Потом отстранился. — Может, будем пока собираться? Нам еще обратно через весь парк пройти и ехать…

— Ага. Давай скорее.

Минус всякого буднего вечера — это забитый транспорт и пробки. Вот и Илье с Серегой пришлось кое-как втиснуться в автобус, поближе к спасительному окну. До боли этот момент напоминал прошлую осень, только салон заполняла смертельная духота, одежды — меньше, а чтобы легче было переговариваться и контролировать давление друг на друга — Зайцев умостился лицом к Добрынину. Когда двинулись, кабину здорово накренило на какой-то яме, и Сереге на секунду пришлось столкнуться лицом с широкой богатырской грудью. Илья сперва сконфуженно улыбнулся, поправляясь и вставая живой стеной между своим очаровательным подопечным и недружелюбной массой пассажиров, а потом вдруг рассмеялся. Теперь стесняться было нечего. Но дразнила близость в этой давке, как и прежде. Серега хитро смотрел в лицо Добрынина и иногда совершенно неслучайно прижимался теснее, даже когда не было необходимости. Или приближался, вставал на носочки и шептал дурные глупости вроде тех, которые заводят всяких влюбленных… Например, в свете закатного солнца он недвусмысленно намекнул Илье, что у самого Серого для него сохранилась еще не одна живая валентинка, которую он мог бы подарить, что шрам Добрынина до сих пор является для Зайцева самым большим фетишем, что он обожает массаж и привез с собой случайно очень вкусное масло для тела и, конечно, готов им поделиться, что умеет технически правильно растирать мышцы и обожает вместе принимать ванну или душ, а еще больше — мешать готовить еду и влезать в процесс по собственному усмотрению (пояснил, что на себя бы все намазал и дал попробовать). А перед нужной остановкой, когда поток людей зашевелился и никто не смотрел по сторонам, только под ноги, Серега потянулся к уху Ильи, но не шептать. Он шаловливо укусил того за мочку и быстро отстранился, засмеявшись. Добрынин улыбался, но дышал все тяжелее — а как у него горели глаза… К концу поездки он походил на голодного медведя, перед которым на веревочке водили сочным куском мяса, и на малейшее движение Сереги реагировал мгновенно. Запоминал каждое слово, каждый жест, каждый бесстыжий взгляд, а когда порядком опустевший автобус остановился — буквально выволок Зайцева на улицу за руку. Илья шел быстро, словно мог опоздать. И хорошо, что дом его был совсем близко от остановки — потому что духу бы не хватило мчаться так по остывающей июньской жаре, задыхаясь от спешки и от желания.

Открылась дверь подъезда. Внутри было темно — лампочки перегорели, видно, — и пришлось сбавить обороты. Добрыня довел Серегу до лифта, вызвал… А тому, зараза, спускаться чуть не с самого верхнего этажа. В темноте и тишине шумное дыхание слышалось отчетливо и близко. Их не могли увидеть так просто, и Илья стоял вплотную, разгоряченный и обезумевший за полгода, отданных одному лишь несбыточному желанию.

— Ну ладно, я уже начинаю верить, что ты влюбился, — шипел и смеялся издевательски прямо на ухо Серега. — Я думал, ты у меня совсем уж отмороженный!

Илья не ответил. Но Зайцев впервые смог во всей красе узнать физическую силу своего богатыря — потому что в ту же секунду рука Добрынина уперлась ему в грудь и отпружинила. Серега едва успел что-то понять, как уже влетел спиной в стену возле лифта легко, словно резиновый мячик, а запястья его оказались в тисках могучих ладоней. Губы Ильи были на его губах. Он всецело забрал инициативу в страстном, по-настоящему агрессивном поцелуе. Где-то за перегородкой, в шахте, трещали тросы спускающейся кабины — а Добрынин трахал Серегин рот языком, вдавливаясь в напряженные бедра пахом. Зайцев только скулил тихонько, извиваясь под богатыревым телом, но не вырывался. С ума сходил, в дыхании сбился, но отдавался и поддавался. Когда лифт любезно отворил двери, озарив их светом, Серега съехал по стене и просто увлек Добрынина за собой, не разрывая поцелуя. И вновь — к стенке. Только руки отнял, забираясь к Илье под футболку, дергая нетерпеливо пальцами ремень, прикусывая чужие губы. Добрынин жил на десятом этаже, и у них был хороший запас времени — ровно для того, чтобы возбудиться до состояния, когда секс начинается уже на пороге. Потому Илья не отставал: вылизывал и кусал Серегу в шею, пальцами массировал ширинку.

— Как я хочу тебя… Как давно я хочу тебя… — сбивчиво шептал он сперва на ухо, а потом в губы, расстегивая пуговицу на Серегиных джинсах как раз к тому моменту, как они достигли нужного этажа. Зайцев отправился вперед, и Добрыня прислонил его к металлической двери на лестничную клетку, а сам прижался сзади. Зазвенели ключи. Одной рукой Илья насиловал замочную скважину, второй — держал распаленного Серегу под живот. Потом, на своей территории, стал выбирать на связке ключи от замков к двери квартиры, почти ежесекундно отвлекаясь на поцелуи. Но в какой-то момент — замер, насторожился и даже Зайцева приглушил. И правда: как будто кто-то побежал по ту сторону двери.

— Ай… Застегни штаны… — пробормотал Илья и одернул футболку, тихо проворачивая ключ. Серега не сразу вернулся с небес на землю и выполнил просьбу неохотно, лениво охая и вздыхая.

— А чего ты? Нормально же все было!

Дверь открылась, и Илья встал в проходе, хлопнув ладонями о бедра. В коридоре стояла, в страшном смущении прикрыв руками лицо, Зоряна. Взгляд ее бегал от отца к Сереге и обратно.

— Я хотела сделать сюрприз, — виновато пропищала она и нервно повернулась вокруг своей оси. — Простите…

— И в глазок смотрела? — уточнил Добрыня. Зоря мелко закивала. Глаза девчушки блестели так, словно она была готова то ли расплакаться, то ли тут же расхохотаться до слез. Илья сам выронил пару смешков и не успел сообразить, как Зайцев уже выскочил из-за его плеча, широко расставив руки:

— Сюрприз! Твой батя еще не совсем старпер! — весело заорал он и затряс ладонями, изображая конфетти. — А еще теперь мы с ним типа пара! Уже второй сюрприз!

Тут уж Зоряна не выдержала и расхохоталась, сгибаясь пополам:

— Ну, у вас лучше получилось… — выдавила она. — Я-то просто без предупреждения пришла и принесла пончиков. Ты чего не сказал, что не один будешь?! — в следующую секунду накинулась она уже на Добрыню. — Я бы тогда, может, не сегодня!..

— А вот ты меня не предупреждаешь, и я тебя тоже не предупреждаю! — ответил Илья в тон, так же всплескивая руками. — Ладно, плавно переводим свидание в режим семейных посиделок, что уж тут. Ничего? — обратился он уже к Сереге.