В этот момент ему послышался какой-то странный звук. Это было что-то очень похожее на рычание, только писклявое, тонкое. Мальчик посмотрел по сторонам и, только ничего не обнаружив, догадался опустить взгляд себе под ноги. О, Благие Боги! От увиденного он едва не отпрыгнул, как драчливый молодой петушок! Прямо у его ноги, едва не касаясь штанины, стоял странно упитанный крыс, угрожающе то ли шипевший, то ли рычавший в сторону улицы. Ири никогда такого не видел. Зверек с серой шкуркой был размером с годовалого кутенка и совершенно также скалился, показывая крупные белые зубы.

Крыс поднял на него вытянутую морду и, блеснув черными глазенками, прыгнул вперед. Волоча за собой длинный розоватый хвост, он в несколько прыжков достиг первого дома на улице, где и застыл, призывно глядя на мальчика.

— Зовешь, что ли? — недоуменно пробормотал он, делая первый шаг вперед.

Странно, но ему уже не было страшно. Ири шел за необычным зверьком, который словно собачонка бежал впереди и с шипением скалился на любого встреченного.

— А-а-а! — первой словно ветром сдуло с дороги прачку с корзиной белья, что раскорячилась на у одного из домов. — А-а-а! Прочь! — с визгом недорезанного свина она бросила белье и попыталась забраться на крышу сарая. — Прочь!

Следом не повезло Жирдяю, одному из обидчиков Ири. Чумазый и пухлый подросток, грызущий грязный сахарный рогалик, от испуга начал икать и медленно осел на землю. Он словно загипнотизированный, не отрываясь, смотрел на вставшего на задние лапки крыса, который звучно клацал зубками и шипел.

В самом конце улицы, где в заброшенном доме облюбовали себе место бродячие псы, крыс вообще разбушевался. Ири даже на мгновение показалось, что странный зверек ощутимо подрос. Вроде, и шкура на хохолке стало больше и лапы мощнее. Крыс, рыкнув, рванул в сторону покосившейся изгороди, в которой вырвал изрядный кусок.

Окончание всего этого Ири дожидаться не стал и припустил бегом в сторону показавшегося дома. Правда, за пол сотни шагов он перешел на шаг. У дома творилось что-то странное…

Ворота во двор, на памяти мальчика ни разу еще не открывавшиеся, были распахнуты настежь. Задом к нему стояли чуть потрепанные дрожки, запряженные крупным жеребцом. Осторожно заглядывая дальше, Ири сделал еще несколько шагов. В голове его крутилась куча вопросов. Кто это к ним мог приехать? Кто-то с магистрата? Дрожки вон крепкие, железо на них доброе. Жеребец, вообще, загляденье. Такие богачи редкие гости на их улице.

Он уже решил от греха по дальше тихо прошмыгнуть в мастерскую, как на весь двор раздался детский вопль.

— Маманя, непутевый пришел! — это кричал подкравшийся из-за дрожек Вастик. — Маманя, вот он! Я его первый увидел! Маманя, смотри! Непутевый здесь спрятался.

Тут же на крыльцо их домишка выскочила и сама Ингрид в своем выходном сарафане, больше напоминавшем бесформенный балахон. Ири тут же испуганно втянул голову, по привычке готовясь выслушать очередную порцию ругани и оскорблений.

— Ири, мальчик мой, где же ты был? А мы тебя так ждем, так ждем, — вымученно защебетала Ингрид, всячески пытаясь натянуть на своей лицо доброжелательную мину. — Совсем ты нас не жалеешь. Убежал куда-то и пропал, а мы тут, с Вастиком, горюем.

Сказать, что Ири был удивлен, это значит ничего не сказать! Он был ошеломлен, абсолютно растерян! Что это такое? Может сон? Ингрид с ним ласково разговаривает? Как такое возможно? Да, он за все время от нее ни единого доброго слова не слышал!

Вцепившийся в него клещом Вастик, потащил мальчика к крыльцу. Здесь его уже перехватили цепкие пальцы Ингрид, которая повела его в дом.

— Где же ты был, Ири, сынок? Мы даже вечерять не садились. Все тебя ждали, — ворковала она, ведя его к накрытому столу. — Вастик на улице все глаза проглядел. Ждал, когда ты придешь. Говорил, что голодный ты…

Словно в тумане, Ири сел на скрипевший стул и уставился на стол. Такого угощения он уже давно не видал…

Он растерянно оторвал взгляд от еды и только сейчас заметил, что в доме был еще кто-то. У самого окошка стоял благообразно вида пожилой господин. Его длинные седые волосы и короткая бородка были тщательно расчесаны и подстрижены, что говорило о тщательной работе цирюльника. О том, что незнакомец в их доме далеко не бедствовал говорил и его длинный сюртук из отменного качества сукна, из-под которого выглядывала черная жилетка и белоснежная батистовая манишка. Правда, мальчику ни о чем не говорил, ни крепдешиновое сукно по пол золотого за аршин, ни очень редкие батист манишки. Его же больше заинтересовал выглядывавший из кармашка сюртука массивный золотистый кругляш с причудливой гравировкой. Это был ручной хронометр, стоивший баснословных денег.

— А у нас, мой мальчик, большая радость! — Ингрид чуть приобняла мальчика. — Родственнички твои нашлись. Уж как я рада, как я рада! — еще немного и, казалось, улыбка разорвет ей рот. — Вот, этот добрый господин, знал твоих родителей. Он долго искал тебя и сейчас хочет отвезти к твоему дяде с тетей. Они очень ждут тебя…

Видят Благие Боги, Ингрид всячески старалась изобразить заботливую мать или добрую мачеху, но у нее это получалось просто из рук вон плохо. Мышцы лица ни как ее не хотели слушаться. При взгляде на нее, Ири казалось, что вот— вот и она сорвется на привычный ор.

От прозвучавшей новости о своих родственника, Ири еще больше растерялся. Пришибленный, он молча переводил взгляд с Ингрид на незнакомца и обратно.

— Вот и хорошечно, — незнакомец, наконец, заговорил, как-то странно шепелявя на некоторых словах. — Что-то только хлипковат он. Хилый. Худой совсем. Одни кожа да кости. Голодом что ли его морите?

Ингрид тут же всплеснула руками и возмущенно затараторила:

— Как же можно так говорит, господин?! Как же так не кормим? Да последний кусок свой отдаю. Хлебушка, квашенной капустки вволю. Сыра козьего на стол кладу, а когда и своего мясца. По праздникам пирогами ребятишек балую. И Вастик и Ири со стола аж все сметают. За обе щеки уплетают. Только Вастику все в толк идет, а нашему мальчику нет. Кушает, кушает, а все худющей, — он тыкала пальцем то в своего упитанного сынульку, то в молчавшего Ири. — Вот бывает, господин, хряка какого кормишь и кормишь, а он как пес поджарый. Жилистый весь, с одними мослами. Такого и не разгрызешь. Вот и Ири наш такой же…

Слушавший весь этот поток Ири едва не задохнулся от обиды. Кормит она его? Как бы не так! Прошлой зимой вон, вообще, чуть ноги не протянул от голода. Одну баланду пустую ему давала и всякий раз попрекала ею. Хорошо, у свинок было чем поживиться, а то бы до весны и не до жил. Весной, хоть трава кое-какая съедобная пошла и живность лесная объявилась. Еще и рынок выручал… Так вот и выживал.

— Ну-ну, — многозначительно протянул незнакомец, нетерпеливо выстукивая по полу наконечником своей трости. — Пора нам уже.

Ингрид тут же встрепенулась и забегала вокруг Ири, то приглаживая его волосы, то поправляя затертую до дыр рубаху.

— Поедем мы… к родственникам. Будешь звать меня господин, Сигурд. Я цирковой распорядитель и пока ты побудешь со мной. Собирай свое барахлишко. Есть что взять-то?

Ири отрицательно мотнул головой. Какие у него вещи? Все, что есть, на нем. Ветхие порты, перешитые с горшечника, и латаная-перелатанная рубаха. Правда, было еще кое-что, о чем Ири никому не рассказывал и не показывал. Это небольшой амулет с выгравированной на нем лилией, оставшийся от мамы. Чей он, как попал к маме и что за цветок на нем, мальчик не знал. Поэтому и собирать-то ему было нечего.

— Иди— ка ты, малец, в дрожки пока садись и жди меня, — мужчина тростью показал в сторону двора.

Едва только Ири услышал про цирк и родственников, то едва не подпрыгнул на месте. Вот это новость! Он поедет к родным вместе с настоящим цирком! Ура! Он каждый день будет смотреть представление с летающей гимнасткой, любоваться мохнатыми пони. И даже может быть ему разрешат покататься на них. Это же будет прекрасно!