«На всю округу», – повторилось в Костиной голове. Он смотрел на берег, где двое мужчин стояли около мангала и один из них, Михалыч, со знающим видом вертел шампуры. Две молодые женщины сидели на расстеленном на песке пледе, и большая группа, человек в двадцать, веселилась на некотором расстоянии от них. Костя остановил взгляд на своей жене Ане и сказал:

– То есть счастлива.

– Конечно. Я тебе вот что скажу. Все должно быть правильно. Понимаешь?

Гоша вздохнул, словно выражая сомнение, поймет ли Костя смысл его слов, и продолжил:

– Я только одного человека знаю, который уже в двадцать пять лет имел три высших образования.

– Три высших, – повторил Костя.

– Представь себе. Только одного такого знаю… Это мой сын.

«Вот и сын есть. Еще интереснее», – подумал Костя и сказал:

– Умный, наверное.

– Да, – вздохнул Гоша и продолжил: – Он такие дела делал! Фирмой владел. Это еще когда все хорошо было. Денег тогда гребли…

Говорил Гоша то громче, то тише, словно заговорщически, то медленнее, то быстрее, переходя порой на скороговорку, придавая таким образом своей речи загадочность, а себе – вид человека разбирающегося.

– Тогда такие дела делали… Они там с друзьями фирму сколотили… Это потом…

Костя слушал волнообразно меняющий громкость Гошин голос и едва улавливал суть. Сын – умный, три образования, создал с друзьями фирму, много зарабатывал… Голос похож. Точно похож.

Во время очередного загадочного приглушения речи собеседника Костя спросил:

– А чем он занимается?

– Сидит.

– В смысле – сидит?

– Сидит в тюрьме. В колонии.

«Однако, – подумал Костя. – По описанию – не человек, а золото: и образован, и дело имеет, и вдруг… сидит». Всякое, конечно, могло быть, никто не застрахован. Сбил кого на машине, или в пьяном виде что-то вытворил, или самооборона – и вперед, в места не столь отдаленные, если связей нет. Это с любым может случиться. Второй вариант – что-то связанное с махинациями, которые в том или ином масштабе имеют место практически в любом бизнесе: уклонение от уплаты налогов, коммерческий подкуп и подобное, без чего не обходится ни одно более или менее серьезное дело. Однако на свой вопрос «А за что сидит?» Костя услышал совсем другое:

– За разбой.

«Неожиданно. Три высших образования, владелец бизнеса, и – за разбой», – подумал он. Правда, живо представлялось Косте, какого качества эти образования могли быть, что за бизнес он мог иметь и какими методами дела вести. Впрочем, бывает всякое, и сын на отца не всегда похож. Хотя зачастую похож. «Интересно, похож ли этот?» – думал Костя.

На Костин вопрос, как так вышло, Гоша не ответил ничего внятного, только что-то прошипел неразборчиво, но после некоторого раздумья добавил:

– Я тебе вот что скажу. Настоящий мужик должен или в армии отслужить… или отсидеть…

– Я так и думал.

– Вот ты служил в армии?

– Нет.

Гоша посмотрел на Костю с выражением лица, изображающим полную безнадежность, слегка покачал головой для усиления эффекта:

– Ну понятно… Я вот служил…

Костя продолжил мысль:

– …А сын сидит.

Гоша промолчал. Видимо, не захотел больше продолжать тему сына и тюрьмы, по крайней мере вот так, напрямую, и своим, как он полагал, хитрым умом зашел несколько с другой стороны, с философской. Вообще философию (как он ее понимал) Гоша любил и имел привычку отходить от приземленной темы и переключаться на тему более общую, высокую, абстрактную, что, во-первых, показывало его интеллектуальную развитость (как он думал), а во-вторых, позволяло уйти от простых вопросов, на которые надо было так же просто, но по существу отвечать. Попробуй, вот так легко ответь на вопрос, почему сын сидит, и в ответе своем расскажи: за то, что совершил с приятелями разбойное нападение на магазин конкурента, разгромив там все и самого конкурента избив до полусмерти, да еще и оправдай это. Нет, тут надо не так. Надо сперва перейти на шепот и скороговорку – таинство, а затем на высокое – философию.

– Бывает, люди у меня спрашивают, почему я живу вот так, по понятиям…

И снова задумчивый вид, как будто вселенские проблемы давят на темя, и снова объяснение пространное, высокое:

– Потому что понятия эти правильные… Жизнью сложенные… Вот кто ты по жизни? Нет, не отвечай. Мне не отвечай. Ты себе… себе ответь… Вот. Потому что правильно жить надо.

Костя подумал, что раз началась такая философия, то разговор продлился уже достаточно долго и пора его заканчивать, тем более что на берегу друзья и коллеги, которым нужно наконец уделить время, да и отдохнуть – глотнуть еще пивка и поесть мяса, которое наверняка уже готово: на зря же там Михалыч суетится вокруг мангала. «А насчет Гоши этого надо подумать. Интересно, как его сына зовут».

– Ладно, Гоша, пойду к друзьям. А то они там, наверное, заскучали.

Костя отпустил перила и медленно пошел в сторону носа посудины, чтобы сойти на берег. Он совсем не передумал узнать имя Гошиного сына, но намеренно вел себя так, словно не придает их разговору никакого значения, словно все – между делом. Сделать пару шагов, остановиться и спросить, словно невзначай…

Но сейчас вышло не так. Гоша явно еще не удовлетворился разговором, зашагал рядом с Костей, ступая по палубе своими огромными босыми ногами, и продолжил:

– Тут еще вот в чем проблема…

– В чем?

Гоша снова принял гордый и наставнический вид.

– Современная молодежь книжек не читает… Потому и жизни не знает…

– Вот как…

– Да… Я тебе вот что скажу… Ты почитай Омара Хайяма… Сразу все поймешь… Жизнь поймешь.

– Омар Хайям…

– Да. Запомни: Омар Хайям. Писатель такой.

– Хорошо, Гоша, запомню. Давай, пойду я. Спасибо за разговор. Может, еще поговорим. Позже.

Гоша растянул самодовольную улыбку на своем лице мудреца-наставника:

– Да не за что…

Костя пошел в сторону трапа, однако через несколько шагов остановился, как будто что-то забыл или какая-то мысль пришла ему в голову, и обернулся:

– Гоша…

– Да, – отозвался тот.

– А как твоего сына зовут?

– Вадим… А что?

– Да так… просто… Интересно… – сказал Костя, задумчиво и пристально посмотрев на Гошу, затем развернулся и направился к трапу, чтобы сойти на берег.

Костя пошел в сторону трапа, а Гоша отправился в капитанскую рубку, где сидел и разгадывал кроссворды капитан Дырин. Хотя судно и было Гошиным, сам он его не водил и для плаваний нанимал капитана.

Сегодня это был Дырин – лет пятидесяти, с бородой, старавшийся походить на морского волка, но не достигший в этом больших успехов. Во-первых, волком он был не морским, а речным (ходил всю жизнь только по Волге и моря никогда не видел), а во-вторых, выражению его лица не доставало смелости и интеллекта – типичный образчик пролетария, перебивающегося непостоянной работой и явно выпивающего в промежутках. Гоша Дырина знал давно, лет десять, и хотя презирал (однако не больше и не меньше других), но не брезговал с ним поболтать, вернее использовать его как свободные уши для своих рассказов. А вот слушать Дырина Гоша точно не намеревался: во-первых, потому что обычно он в принципе никого не слушал, а во-вторых, капитан был у него мало того что в гостях, так еще и на зарплате. Да Дырин и не рассчитывал на другое, поскольку за годы их знакомства и совместных плаваний уже привык к тому, что его функция сводилась к повторению Гошиных мыслей и поддакиванию, когда нужно. Делать это было несложно, поскольку сам Дырин мнение Гоши часто разделял и уважал его. Вообще он, как и многие, уважал силу.

К самому факту присутствия Дырина (да и любого другого) на борту своего судна Гоша относился очень трепетно. Дело в том, что корабль этот был не только собственно кораблем, но и его домом и вообще единственным имуществом. Здесь было три комнаты. В одной из них жил Гоша с женой, когда ему этого хотелось, вторая была исключительно Гошина, и уходил он туда, когда жена («глупая баба») ему надоедала, и третья – вроде залы, в которой и размещались гости, когда корабль сдавался в аренду, как это было сейчас. Посередине этой залы стоял стол, по обеим сторонам – стулья. На стенах висело несколько картин, и вообще все выглядело достаточно прилично и вполне подходило для размещения одного-двух десятков человек на время прогулки по реке или доставки к месту отдыха. В спальне была двуспальная кровать, тумбочка и зеркало (уголок женской красоты), в Гошиной комнате размещалась небольшая кровать и тумба с телевизором, музыкальным центром и дисками – исключительно шансоном с такими исполнителями, как Михаил Круг, группы «Бутырка», «Воровайки» и прочими представителями жанра. Другой музыки Гоша не признавал и не слушал. Другое, считал он, для сопливых баб.