Возвращаюсь к себе, отгорождаюсь на всякий случай замком и, закинув вантуз через плечо как боевое оружие, рывком распахиваю створку шкафа. Зубы непроизвольно трутся друг об дружку, создавая неприятный скрежет. А всё потому что эта бестолочь стоит с моим лифчиком в вытянутых руках. И довольный такой. Откопал заветный ящичек.
– А почему без кружевов? – коварно играет бровями он. – И почему всё такое мрачное? Где розовые бантики? Где буйство красок? Хотя труселя с Микки-Маусом мне понравились, да.
– Задушить бы тебя ими, – громко выдыхаю через ноздри, мысленно считая до трёх, и оставляю его дальше развлекаться с моими шмотками. Ну его. Надоел.
– И всё? Нечестно. Нет, я так не играю, – Воронцов разочарован. Походу рассчитывал на другую реакцию. Ему типа по приколу, когда я бешусь и подзатыльники отвешиваю? Мазохист больной.
Игнорирую его присутствие, зависнув в ноутбуке. Тот лежит на столе, окружённый подсоединенными к нему микшерскими пультами, и высвечивает музыкальную дорожку, пущенную на повтор через редактор. Лера просила сделать потише? На тебе погромче, дорогая. Всё для тебя, сестрёнка.
А Глеб всё ковыряется в моей одежде.
– Свитер, футболки, джинсы. Футболки, футболки, опять футболки… у тебя хоть одно платье есть?
– Есть, – не оборачиваюсь. Иначе не сдержусь и запущу в него вантузом.
– Где?
– Зелёное. С белой полосой на боку.
– Так оно тоже какое-то спортивное.
– А тебе какое надо? Латексное мини?
– О… я бы на тебя в таком взглянул. Но нет. Ладно, пойдёт и такое, – слышу, как гремят вешалки. – Его и наденешь завтра.
– Не расскажешь, куда это я намылилась?
– На вечеринку.
Пальцы зависают над клавиатурой. А вот это что-то новенькое. Как не обернуться?
– Нет.
– Что нет?
– Ни на какую вечеринку я не пойду.
– Ты даже не знаешь, о чём идёт речь.
– Да всё равно. Ответ отрицательный.
– Увы. В данном случае ты ничего не решаешь.
– С какого перепугу?
– Потому что туда идёт Лера. И, соответственно, я.
– Логику улавливаю пока лишь частично.
– Ты обещала помочь, помнишь?
– Держать брыкающееся тело, пока будешь его связывать и засовывать в багажник?
– Боюсь мой багажник для этого не годится.
– Тогда каким боком в твою свиданку затесалась я?
– Как раз для того, чтобы дело дошло до свиданки. Подстрахуешь. Советик где дашь.
– Советик?
– Советик, советик. А это у нас что такое? Тяжёленькое, – Воронцов откапывает рюкзак с нижнего яруса. Вот теперь подрываюсь с места, но отобрать его не успеваю. Меня удерживают на расстоянии, попутно разглядывая многочисленные баллоны с краской. – Ух ты, – одним из флакончиков, использованным наполовину, трясут, от чего внутри стучит об металлические стенки шарик. – Так ты у нас ещё и вандалка?
– Положи на место!
– Рисуешь на заборах?
– Рисуют на заборах маляры. Положи.
– Каждый день открываю в тебе что-то новое. Танцы, теперь вот, оказывается, ты у нас граффити занимаешься.
– Я хоть чем-то занимаюсь! В отличие от тебя. Конечно, нафига запариваться богатеньким сынкам, когда всё даётся на блюдечке.
Баллончик бросают обратно в рюкзак.
– Ты так уверена? – Глеб смотрит на меня с… раздражением. Становится прям не по себе. – Думаешь, всё про меня знаешь?
Конечно, нет. На самом деле я ничего о нём не знаю. Ничего конкретного в смысле. И никогда не хотела знать. До сегодняшнего дня так точно…
– Ну… – теперь мне неловко. – Несложно догадаться.
– А ты не строй догадки. Будь умнее и основывайся на фактах. Которых, сдаётся мне, у тебя не так уж и много.
Уел. Прям раскатал по бутерброду тонким слоем масла. И сверху петрушку положил. Для красоты.
– Ты прав. Прости, – последнее слово даётся нелегко, но извиниться нужно.
– Прощаю. Если пойдешь завтра со мной.
– Нет. Не пойду.
– Пойдешь. Мы с тобой в одной связке. Так что отвертеться не получится.
Он снова прав, но всё равно…
– Нет.
Знаю я эти вечеринки, на которые ходит Лера. Притон оборзевших зажравшихся мажоров, которые считают, что для них не существует правил. Я такие места обхожу всеми возможными способами.
Глеб резко наступает, сокращая между нами расстояние. Непроизвольно пячусь и натыкаюсь спиной на собственное зеркальное отражение. Приехали. Дальше некуда. Он слишком близко. Снова. И мне это не нравится. Снова.
– Пойдешь, – накрывает меня мятным дыханием. Кто-то жевал жвачку недавно. Его пальцы преспокойно принимаются застёгивать пуговицы на моей рубашке, которая давно задралась и ничего не прикрывает.
Меня словно током прошибает.
– Нет, – что с голосом? Когда я начала хрипеть?
– Значит я никуда не уйду, – улыбается своей коронной усмешко-улыбочкой Воронцов. – Чисто случайно вся ночь у меня совершенно свободна, и я готов посвятить её тебе. Когда ты в последний раз спала с парнем в обнимку? И спала ли вообще?
Нервно сглатываю. То ли от его наглости, то ли от близкого присутствия. Вот же, блин, оладушек…
Как меня угораздило согласиться? Впрочем, о чём я? Мне не оставили выбора. Натурально. Воронцов на полном реале вознамерился сдержать обещание. Его даже не напугала угроза забить на договорённость и сдать его с потрохами Лерке. А заодно и маме как бы мимоходом нашептать на ушко, что в моей комнате ошивается какой-то мутный тип с весьма подозрительными наклонностями.
Короче, я тут. На этой дурацкой вечеринке богатеев, которую, как любят показывать американские фильмы, обычно проводят на заднем дворике крутого коттеджа. Ну а чё. Апрель, на улице тепло, не замёрзнешь, и места много. Не говоря о мангале. Запах жареного сбивает с ног на подходе. Чувствую себя Рокфором, которого колбасит от сыра (прим. авт.: Рокфор персонаж мультфильма «Чип и Дейл»). Только это и выбивает из меня остаточную дрожь после скоростной поездки на мотоцикле Глеба.
Я каталась на байке второй раз в жизни и это… такое нереальное ощущение, просто с ума сойти. Зашкаливающий адреналин с примесью животного страха. Хотя бояться было нечего, металлический скакун подо мной оказался крайне послушным, подчиняясь малейшему требованию водителя. Да и шлем на меня нацепили для безопасности, что тоже обнадёживало. Зато каменная мужская спина, к которой я прижималась всю дорогу, чтобы не слететь при резких поворотах, вызывала растерянность…
– Всё равно не понимаю, зачем я тебе здесь, – мне неуютно. Уже. А мы ведь только вошли в малолюдный дорого обставленный дом. Сколько белого цвета. Интересно, как часто хозяева устраивают у себя генеральную уборку с отбеливателем?
– Что ты делаешь? – удивляется Глеб, наблюдая за тем, как я натягиваю на голову прихваченную кепку, выпускаю через отверстие сзади хвостик и для надёжности накидываю сверху капюшон худи. Платье я не надела из принципа. Обойдётся.
– Маскировка, – отвешиваю ему взгляд, в котором ясно значилось: ты шо, ку-ку?
– Уже стемнело. Она тебя и так не заметит.
– Осторожность не будет лишней. Надеюсь, ты это помнишь и предохраняешься.
Теперь смотрят на меня с видом: прошу прощения, я ослышался?
– Для тебя эта информация имеет особую значимость?
– Ещё бы! Не дай бог эта дура залетит. Я тогда лучше пойду жизнь на вокзал, но с её отпрыском сидеть не буду!
– Зачем на вокзал? У меня большая квартира. На двоих хватит.
Спотыкаюсь на ровном месте и лезу с объятиями к одноногой вешалке в прихожей. С крючков, напоминающих лосиные рога, сыпятся куртки. Нелепые конвульсии в попытке не дать грохнуться деревянной конструкции толку не дают, руки захватывают пустоту. В последний момент Воронцов ловко подцепляет заваливающуюся Пизанскую башню мыском ботинка. Мягко опускает всё на пол и преспокойно проходит мимо.
– Не поднимай, – одёргивают меня, когда я собираюсь наклониться. – Переживут.
Вот они где мажорские замашки проскальзывают. Типа зачем утруждаться, когда найдётся тот, кто сделает грязную работу за тебя? Ну правильно. Короли за собой ночной горшок не выносят, для этого есть слуги.