– Я тоже хочу! – активизируется Боря.

– Праша, ты будешь?

– Нет… Хотя возьмите булочку с корицей, – уже в спины догоняет их мой окрик. Остаюсь на некоторое время одна. Ненадолго. Шорох и передо мной усаживается довольная морда Глеба Воронцова, на редкость противной персоны.

Красавчик-брюнет с просто охринительными скулами, за которые можно устроить третью мировую, богатенький мажорик, самоуверенный засранец, коллекционер женской невинности и редкостное хамло. Удивительно, но в нём поразительно гармонично сочетался как «Мистер Очарование», так и раздражающий грубиян. Глеб у нас прямолинейный. Особо не церемонится с теми, на кого у него нет планов.

– Эй, Мальвина! У меня к тебе дело на миллион.

Мальвина, блин. Офигеть как оригинально. Комик от бога. Понятно, что цвет моих волос сразу проводит незамысловатую цепочку ассоциаций, но твою ж накусь и выкусь, люди, проявите немного фантазии!

– Скройся с глаз моих, Воронцов, – прошу я, принципиально не понимая головы.

– Да ладно тебе. Всё ещё злишься за Парашу?

Параша – дебильное сокращение от Прасковьи, моего имени. С Глебом мы познакомились в прошлом году, на вечеринке в честь посвящения первокурсников. Среди которых как раз была я. Он-то уже ветеран, последний год мотает, припёрся туда со своими друганами кадрить свежее мясо. И меня стороной не обошёл. Неудачно. Для себя.

Нарисовывается передо мной, значит, весь такой расслабленно-небрежный мачо, в косухе и с встопорщенными волосами, типа я настолько крут, что расчёски при виде меня обращаются в бегство, и начинает фонить что-то про мою красоту, глаза цвета океана, необычные волосы, пирсинг-колечко в носу, как мне всё это идет и прочее бла-бла-бла…

А я к тому моменту уже знатно навеселе. Ну и как заржу с полным ртом пива. Точно не помню, но вроде бы меня насмешили его уши: такие забавные, чуть оттопыренные и зауженные на кончиках, как у эльфов.

Короче, освежила ухажёра я знатно хмельным запашком. Проржалась, обозвала его Чебурашкой и пошла искать место, где можно проблеваться. Дальше смутно помню. Удивительно, что вообще в ту ночь до дома добралась.

Понятно, что после такого фиаско общение у нас не заладилось. Потом, конечно, им была предпринята ещё парочка попыток меня склеить, тупо почесать задетое самолюбие, но дальше дело не зашло. Глеб не настаивал, я на шею не вешалась. На том и разошлись максимально мирно. Однако ненавистную кликуху он на меня повесил. В отместку за Чебурашку.

Всё ещё тыркаюсь в планшете, пока Воронцов упорно ждёт ответа. Котик, мы с тобой общались в последний раз месяца полтора назад, когда препод по философии попросил тебя передать мне нещадно перечерканный реферат. Сомневаюсь, что это начало великой дружбы между мужчиной и женщиной. О чём нам беседы беседовать?

Сидим. По столешнице начинают настойчиво барабанить, привлекая к себе внимание. Раздражающе настойчиво. Прям конкретно выбешивая. Не выдерживаю и поднимаю голову, встречаясь с его нахальными зелёными глазами.

– Ну чего тебе?

– Говорю, дело есть на му-у-ульон, – Воронцов наклоняется ближе и понижает голос до полушепота, напоминая горе-заговорщика, надумавшего ограбить банк в детской маске зайчика и с водным пистолетом. – Как насчёт делового предложения, от которого ты не сможешь отказаться?

Ну точно. Ща предложит что-нибудь грабануть. С его наклонностями первым вариантом на ум приходит почему-то сексшоп. Нет. Спасибо. Не интересует.

– Уже отказалась, – сразу пресекаю диалог.

– Ты даже не выслушала.

Вскидываю руку вертикально, давая рассмотреть ему свой уже заметно пообколупавшийся чёрный лак и стёсанную костяшку на безымянном. Это я так доставала из-под дивана серёжку.

– Сколько видишь? – вкрадчиво интересуюсь я, шевеля кончиками пальцев.

– Пять.

Сжимаю все, оставляя один. Средний.

– А теперь?

Глеб хихикает. Оценил.

– Как некультурно. Ты же девочка.

– Девочка считает до пяти и красиво уходит в закат. Попробуй успеть меня заинтересовать. Один, два…

– Это касается твоей сестры.

Ненавижу эту стерву.

– Сводную. Она мне не сестра. Три…

– Неважно. Мне нужна твоя помощь. Ты же всегда «за» ей насолить, я знаю. Да все знают.

– Четыре…

– Помоги затащить её в койку. Буду должен.

Пять так и не звучит… Ого. Чёрт какой. Смог-таки заинтересовать. Нет, неправильно выразилась. Скорее поразить. Поразить своей феноменальной тупостью. Да! Вот так будет вернее.

– Ты того? – многозначительно покручиваю пальцем у виска. – Кукушка от зашкаливающего эго поехала? Я похожа на сутенёршу?

– Да нет. Ты не так поняла…

– Да так я поняла, так. Ты больной озабоченный полудурок. Иди лечись.

Подхватываю вещи и болтающуюся на спинке стула сумку, рывком подрываясь из-за стола. Не буду ждать Анику с Борькой, догонят. Нахрен. От дебилов нужно держаться подальше. Вдруг это заразно и передаётся воздушно-капельным.

Нифига. Догоняет. Слышно, как топают по глухому полу коридора его найковские кроссы в три моих зарплаты. Приставучий мажоришка.

– Мальвина, стой! – из принципа игнорирую. – Мальвина! Параша… Тьфу, блин, прости… Покровская!

Торможу, без особого воодушевления оборачиваясь на голос.

– Параша – это то, куда я засуну твою башку, если ещё раз так меня назовёшь!

– Ладно, ладно. Прашечка, так лучше?

– Не лучше. Зови по фамилии. Это раздражает меньше всего.

Прасковья, Праша, Прашечка… Параша, чтоб её. Мамочка у меня огонь. Знала, как подгадить доченьке. Мне, конечно, очень приятно, что меня назвали в честь покойной прабабушки, но это имя в наше время как объявление на лбу крупными буквами: «тренировка чувства юмора, стеби сколько душе влезет. Грустный ослик всё вывезет. Выбора нет».

Народ и отжигает в меру своей соображалки. Самое распространённое конечно же: «Девушка Прасковья, из Подмосковья…». Каждый второй доморощенный ловелас считает своим долгом спеть эту серенаду. Но Глеб пошёл дальше и оказался ещё оригинальней, сыграв на других нотах. Мальвина, блин. Сам ты Буратино, поленом бы тебя по роже.

– Окей, Покровская, – примирительно вскидывает руки Глеб. Какой покладистый. Это потому что ему от меня что-то надо. Но надолго его не хватит. Снова начнёт обзываться. Собственно, одна из причин, почему он меня так раздражает. Я его не трогаю, хрен ли меня касаться? Хорош ж всё было! Год жили – не тужили, обоюдно не вспоминая друг о друге, зачем портить идиллию? – Выслушай всю ситуацию, – меня подзывают поближе в духе: тсс, иди чё покажу. Класс. Будто я первоклашка, а он педофил, приманивающий меня конфеткой… И видимо я первоклашка. Потому что подхожу.

– Ну давай, вещай свой гениальный план, – милостиво разрешаю я. – Я настроила локаторы.

– Ты ж с сестрой своей не ладишь.

– Это вопрос или утверждение?

– Утверждение. Но вопросительное. Так как?

– Ну… допустим у нас контры.

– Контры? Да вы друг дружку не перевариваете.

Это так заметно? В универе мы почти не пересекаемся. У неё своя компашка, у меня своя. А вот дома, сука, делим на двоих ванную. И это мой личный болючий чирей на заднице. Болючий, гнойный и мерзкий.

– Ближе к делу, товарищ. Ближе к делу, – тороплю я.

– Не хочешь её проучить? Бабы мстительные, я знаю, – ух ты ж, с какой самоуверенностью заявляет. Прям гуру женской психологии выискался.

Вырвавшийся из меня смешок больше напоминает хрюканье.

– Проучить? Подложив под тебя? Ты настолько хреново тр******ся, что секс с тобой сплошные мучения?

Ага. А вот уж и не такой самоуверенный. Теперь Глеб смотрит на меня, словно мысленно заряжает кольт и лупит пулю точно мне в лоб.

– Можем чуток задержаться на пары, и я, не отходя от кассы, докажу тебе обратное.

Меня только что не передёргивает.

– О, нет. Спасибо. Это тоже самое, что искупаться с бомжами в бассейне.

– Обижаешь.

– Да? А кто не далее, как на прошлой неделе обучал в подсобке Машку с параллели ораторскому искусству?