Набор предметов здесь несколько расширился. Журналы на французском языке, снова лицензионные диски, вероятно, те, которые не поместились на полках, ручки и карандаши, несколько тетрадей с расчетами непонятного рода.

В нижнем ящике лежала только записная книжка в кожаной обложке. Сыщик раскрыл книжку и начал листать ее. Первые двадцать страниц содержали записи на французском. Дальше они были сделаны на родном языке. Названия ресторанов с номерами телефонов, расписание лекций в институте, кое-какие заметки по учебе, ближе к середине – выписки адресов и телефонов работодателей.

Последняя запись привлекла внимание Льва Ивановича тем, что была отмечена жирным восклицательным знаком. «Работа. Перевозка мелких грузов. Командировки, с личным авто. Писать в личку».

Гуров вернулся к компьютеру, отыскал нужную страницу. Объявление дублировалось слово в слово, но на тот момент было уже не активно.

Недолго думая, полковник набрал номер Жаворонкова.

– Валера, привет! Не спишь? – задал он риторический вопрос.

– Доброй ночи, Лев Иванович. Я сегодня загружен до предела, так что спать лягу никак не раньше трех.

– Вот и отлично. У меня к тебе пара вопросов есть. Ты сможешь включить их в список своих внеочередных дел?

– Какого рода вопросы? – Жаворонков не привык отказывать в помощи сослуживцам, а к полковнику Гурову он питал особую симпатию, так что его просьбы встречал с неизменной благосклонностью.

– Человек опубликовал объявление о поиске сотрудников через определенный ресурс, – начал объяснять сыщик. – Телефонного номера не оставил, предпочел, чтобы ответы заинтересованных лиц приходили через сайт. Сейчас этот текст не активен. Что это значит и можно ли как-то вычислить человека, давшего объявление?

– Хороший вопрос, – протянул Жаворонков. – Однако ответ на него, боюсь, вас не порадует. Регистрация на большинстве сайтов подобного рода не требует внесения личных данных. Вернее сказать, там вроде как надо указать фамилию и имя, номер телефона или электронный адрес, но по факту эти данные никакой проверки не проходят.

– Получается, что я могу ввести любые данные? – поинтересовался Гуров.

– Да, вы можете зарегистрироваться как Иван Иванович Иванов, указать номер телефона, состоящий из одних единиц, и все это пройдет у вас без проблем.

– Как же мне выйти на человека, опубликовавшего данное объявление?

– Никак. – В голосе Жаворонкова послышалось сожаление. – Можете пожаловаться, обратиться к администратору сайта, и тот снимет его с публикации.

– Его уже сняли, – сказал Лев Иванович.

– Насколько я понял, в вашем случае просто вышел срок его размещения на сайте. Можно попытаться выяснить, указывался ли при регистрации адрес электронной почты, и попробовать выйти на автора объявления через нее. Но, скорее всего, этих данных уже нет. Объявления-однодневки не предполагают долгого хранения.

– Какие-то еще варианты есть?

– Можно поискать подобное объявление. Как правило, тот человек, который не хочет платить за продление работоспособности объявления, регистрируется раз в месяц. При этом личные данные он меняет, а форму объявления – нет.

– Ты предлагаешь мне просмотреть все объявления в рубрике «Работа» и найти человека по тексту?

– Человека вы все равно найдете только в том случае, если он откликнется на ваше сообщение, – сказал Жаворонков. – Текст-то хоть оригинальный?

– Оригинальнее не придумаешь. Речь идет о работе, командировках на личном автомобиле.

– Да, негусто. Таких объявлений только по Москве сотни. Но попытаться можно. Если хотите, то я завтра этим займусь. Перешлете мне точный текст, название ресурса, а дальше дело техники.

– Спасибо, Валера. Я подумаю, – проговорил Гуров и, не прощаясь, прекратил разговор.

Он выключил компьютер и вернулся в гостиную.

Зоя Ильинична сидела в кресле в неудобной позе, но даже не замечала этого.

Как только Лев Иванович вошел в комнату, она подняла на него глаза и спросила:

– Вы подозреваете моего сына?

Гуров остановился. Он смотрел прямо в глаза женщины и молчал. Как ответить на подобный вопрос, сказать матери, что именно ее сын и может оказаться тем самым иродом, который замучил до смерти девятнадцатилетнего парнишку? Нет, без веских оснований, неопровержимых доказательств такое вслух произносить нельзя.

– Почему вы молчите? – спросила Зоя Ильинична, поднялась, сделала два шага вперед и остановилась напротив полковника.

Ростом она уступала ему лишь пару сантиметров. Теперь они стояли глаза в глаза. Пауза затягивалась, Лев Иванович понимал, что нужно что-то говорить, как-то исправлять ситуацию, но язык не поворачивался. А женщина ждала. Сыщику казалось, будто от его ответа теперь зависит не только жизнь Зои Ильиничны, но и его собственная жизнь.

– Доказательств причастности Игоря к преступлению нет, – взяв себя в руки, медленно произнес Гуров.

– Там вы не нашли этих доказательств? – Женщина кивнула в сторону комнаты сына.

– Есть запись в ежедневнике. Игорь искал работу, просматривал объявления. – Сыщик раскрыл записную книжку, показал женщине. – Видите, напротив записи жирный восклицательный знак. Как думаете, что он означает?

– Что запись очень важная, – не раздумывая, ответила Зоя Ильинична. – Игорек всегда так важные моменты отмечает.

– Значит, с работодателем он связывался, – заключил Гуров и осведомился: – Скажите, за последний месяц у него случались командировки на несколько дней?

– Нет, надолго он не уезжал.

– Вы позволите мне взять записную книжку? – спросил полковник.

– Что я могу ответить? – По щекам женщины потекли слезы. – Я дам вам добро, а через два дня вы скажете, что благодаря моему разрешению можете посадить моего сына за решетку.

– Зоя Ильинична, поймите, если ваш сын виновен, то он все равно понесет наказание, – тщательно подбирая слова, произнес сыщик. – Возьму я записи с собой или нет, особой роли это не сыграет. Если он виновен, то я это докажу. Если же нет, то не исключаю, что именно этот шаг поможет нам выйти на преступников. Понимаю, Игорь – ваш сын, а Иван вам никто, но ведь все в этой жизни взаимосвязано, за все приходится платить, и каждое наше действие имеет определенные последствия. Какие? Мы и сами знать не можем. Я не могу сказать, пойдет ли это на пользу вашему сыну. В любом случае решать вам.

– Обещайте, что при любом раскладе поможете моему сыну. – Взгляд женщины пронзал Гурова насквозь.

В нем была такая неизбывная боль, что он буквально физически ее ощутил.

– Обещаю, – твердо произнес Лев Иванович.

Женщина еще минуту вглядывалась в глаза полковника, потом отступила, махнула рукой и опустилась в кресло.

– Берите все то, что вам нужно, – еле слышно произнесла она.

Тусклая половинчатая луна светила довольно скромно. Одиноко стоящие деревья едва отражались в водной глади, казались нереальными, будто талантливый скульптор изваял их прямо из воздуха. Холмы вдалеке, узкая дорога, заросшая от ненадобности, рогатые столбы с тремя укосинами, старый развалившийся сарай. Все это выглядело каким-то сказочным, не настоящим. Только кирпичная постройка, торцевой стеной выходящая прямо к дороге, смотрела угрюмо и как-то совсем не к месту.

В угловой комнате этого здания на дощатом полу лежал молодой человек. Все красоты мира, сказочно подсвеченного луной, он не видел. Только ее саму, невзрачную на фоне набегающих туч. Когда она выходила из-за туч, свет падал на его лицо через окно, и он блаженно щурился. Когда исчезала, этот персонаж просто ждал и размышлял.

Сегодня был хороший день. Люди часто произносят подобную фразу, когда оценивают определенный отрезок прожитой жизни. Что такое «хороший день»? Значит ли это, что каждая его минута была наполнена радостью? Или же какое-то определенное событие, произошедшее в течение последних двадцати четырех часов, оказалось настолько значимым, что положило основу для того, чтобы день считался хорошим? Что вообще значит слово «хороший», каковы критерии оценки?