— Послушай! — воскликнул Ларс, — этот художник украл идею у Дали! «Балерина в голове смерти» — помнишь?

— Что? — не поняла Дана, — а, ты про этих… Ты у моей мамы спроси. Это она их тут повесила.

Ларсу показалось, что в её голосе промелькнула лёгкая грусть. Тема искусства была ей неприятна, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Пластиковые вазы — лучшее изобретение человечества! Вот горшок пустой, и он предмет простой: он никуда не денется! И потому горшок пустой, и потому горшок пустой гораздо выше ценится!

Дана рассмеялась: песенка Винни Пуха на мгновение отвлекла её от грустных мыслей. Наверху царил полумрак. Она включила свет, и у Ларса захватило дух от шоколадно-бежевого простора комнаты. У самой дальней стены возвышался большой камин, рядом стоял накрытый столик с двумя бокалами и бутылкой шампанского. Справа поблёскивала прозрачная декоративная перегородка в виде аквариума. Глядя на витиеватые ракушки и рыб, Ларс вспомнил современную киноверсию «Ромео и Джульетты».

Словно прочитав его мысли, Дана подошла к аквариуму с другой стороны и взглянула на Ларса сквозь стекло и воду. Он зачарованно вглядывался в её лицо: смуглое, нежное, с точёным, вздёрнутым носиком, оно казалось ему воплощением красоты и совершенства. Тёмные глаза уже высохли от слёз, и взгляд их был озорным и лукавым. Флегматичные, полосатые скалярии толкали носами статуэтку водолаза, вплывающего в иллюминатор затонувшего корабля. Пучеглазые вуалехвосты, словно пышные алые цветы, плавно покачивались, время от времени пощипывая листочки водорослей. Тонкие зелёные стебли дрожали, словно играя воздушными пузырьками, стремящимися кверху. Дана улыбалась ему сквозь подводное великолепие. Совсем как Джульетта. Вдруг телефон, лежавший на кожаном диване, мягко завибрировал. Ларс вздрогнул, мысленно прощаясь с улетающим видением, но «джульетта» приложила палец к губам и не спеша взяла маленький, розовый айфон с подвеской в виде сердечка.

— Да, мама… — Голос Даны вдруг стал тихим и бесцветным. — Угум… Да-да, конечно, помню… Пока.

Даже понимая, что мадам Кобрина уже отключила связь и, судя по всему, находится где-то далеко, Ларс чувствовал себя крайне неуютно и даже хотел уйти.

— Да расслабься, — усмехнулась Дана, — никто сюда не придёт. Родители уехали. У домработницы выходной. А он… Ну… Ты его со мной видел… Артур…

Тут глаза Даны снова наполнились слезами. Она глубоко вдохнула и даже собралась было с духом, чтобы закончить фразу, но вдруг снова расплакалась так, что Ларсу захотелось обнять её и, гладя по голове, укачивать словно ребёнка.

Она подняла на него глаза — чёрные, глубокие, с дрожащими на ресницах слезинками — и даже шагнула вперёд, но он продолжал стоять, не в силах отвести взгляда от её заплаканного лица.

— Он тоже не придёт… Никогда. — Она вздохнула. — Я ждала его. Он обещал приехать, но опять нашёл отмазку. Срочные дела. Так всегда было. И сегодня я с ним рассталась. Сказала всё, что думаю. А когда ты позвонил, я подумала, что это он.

Ларс решился и шагнул к ней, но Дана резко подняла руку, жестом останавливая его. Она снова вытерла слёзы, села за столик и кивком указала ему на второй стул.

— Тебе поп-панк нравится? — спросила она, листая треки в айфоне.

— А может… — тихо ответил Ларс, — может, ты что-нибудь сыграешь? Все стреляются от твоей музыки, а я люблю слушать скрипку.

Дана надула губки и нажала кнопку на айфоне — загрохотал поп-панк, и девичий голос запел:

Убирайся, бывший,

Ты в моей жизни лишний!

— Как я ненавижу скрипку, ты бы знал! — слегка покачиваясь в такт музыке, сказала она.

— А что любишь?

Дана пожала плечами.

— Проще сказать, чего не люблю. Спешку. С детства всё делаю второпях. А ещё ненавижу слово: «Через не хочу». Три школы с семи лет — полная дичь. — Она покрутила пальцем у виска.

— А какая третья?

— Школа манекенщиц, — процедила сквозь зубы Дана, — как только я её окончила, меня запихнули на курсы норвежского языка.

«Джульетта» смотрела на аквариум, и её глаза выражали такую злость, что владей она магией, стекло лопнуло бы в два счёта. Однако и злость шла ей не меньше, чем кокетство, и Ларс даже «примерил» на Дану образ прекрасной, властолюбивой Морганы.

— Как Ленин на буржуазию, — пошутил он.

Дана рассмеялась и выключила музыку.

— Ну да, я ненавижу всё, чем занимаюсь.

Лавров разглядывал белую кружевную скатерть, тарелки с красиво уложенными салатами и одинокую герберу в хрустальной вазе. Уверенность быстро возвращалась к нему.

— Может, я открою шампанское? — предложил он.

— Ну наконец-то, — я думала, ты и до завтра не догадаешься.

От её слов Ларс почувствовал себя неловко. Он взял бутылку и не спеша разорвал фольгу. Пробка попалась пластмассовая, по мнению маминых гостей, самая коварная. Разматывая проволоку, Лавров старался придать своему лицу как можно больше невозмутимости, чтобы «джульетта» не сомневалась в его опыте. Пробка, словно объевшаяся улитка, лениво ползла вверх. Ларс осторожно придерживал и подтягивал её.

— Эй! Возьми! — Дана подала ему полотенце.

Ларс взял полотенце, случайно коснувшись её руки, но насладиться триумфом ему было не суждено: подлая пробка с глухим щелчком вылетела и, отрикошетив от аквариума, вернулась на стол. Лавров зажмурился — верное воображение успело нарисовать ему бурную струю воды и беспомощно бьющихся на полу рыбок.

— А-ха-ха… — расхохоталась Дана. — Ты что, калёного стекла не видел? Суперпрочность! Фирма гарантирует!

Ларс открыл глаза: ни лужи, ни осколков не было, лишь перепуганные рыбки метались из стороны в сторону среди взбаламученного, поблёскивающего песка.

— А, понятно… — Ларс робко улыбнулся. — Лёгкий шок и масса впечатлений. Рыбий экстрим, одним словом.

Дана ничего не ответила. Она вдруг снова погрустнела и молча уставилась в окно. Торопясь развеселить её, Лавров разлил шампанское по бокалам. Он вдруг вспомнил давнюю забаву, которой отец когда-то научил маминых гостей.

— Знаешь «морские камушки»?

— Это ещё что за фигня? — капризно спросила Дана.

— А ты попробуй. Сделай так… — Он накрыл бокал ладонью. — А теперь легонько ударь своим бокалом о мой.

— Ну и что будет?

— Увидишь.

Дана презрительно поджала губки, но всё-таки послушалась. Тишину комнаты тронул лёгкий стук морской гальки, загадочный и тихий, словно привет далёкой, морской стихии. Ларсу даже показалось, что он слышит крики чаек, и перед глазами, шлифуя прибрежные камни и взбивая пену, заблестели набегающие волны.

— Ой, — прошептала Дана, — море…

Её лицо на мгновение озарилось каким-то детским удивлением и восторгом.

— Давай ещё…

Ударяя бокалом о бокал, Ларс снова коснулся её пальцев. Дана словно не заметив этого, быстро выпила шампанское, поставила на стол чёрную кожаную сумочку и вынула из неё пачку сигарет.

— Хочешь?

Лавров лишь покачал головой. Его мимолетное знакомство с табаком состоялось в первом классе и не имело продолжения, поэтому теперь он был несколько удивлён, увидев «Мальборо» в нежных руках «джульетты», однако курила она красиво, затягиваясь не спеша и пуская дым в раскрытое окно. Ларс молча любовался ею.

— Можно тебя спросить? — тихо проговорил он.

Дана взглянула ему в лицо, и он опустил голову, внезапно заинтересовавшись блюдами на столе. На тарелке, сделанной в форме лодки, среди тонких огуречных ломтиков пестрели разноцветные квадратики-суши, по бокам, словно вёсла, лежали палочки.

— Угощайся смело! — воскликнула Дана.

Ларс застыл в нерешительности.

— Да забудь ты про эти палки! Ешь руками! Сделай хоть что-нибудь не так, как… Ха-ха-ха… «Как принято» или «как нужно делать»!

Ларс ел суши впервые, но совсем не испытывал восторга: просто рыба и рис. Айфон снова завибрировал. Увидев высветившееся имя, Дана закусила губу. Затем, быстро овладев собой, она выпрямилась, и держа айфон на ладони, твёрдо произнесла: