— В том-то и дело. Ваш сын никогда не был проблемным ребёнком. Он легко находит общий язык с товарищами и даже кличку «кореец» воспринимает с юмором.

Лариса Сергеевна усмехнулась.

— Вы даже это знаете?

Директор пожимает плечами.

— Пришлось узнать. После его вопиющего поступка.

— Вы немного преувеличиваете… — Она теребит замочек в виде кошки. — Быть может, вам не хватило чувства юмора?

Вячеслав Николаевич сжимает губы, однако через мгновение снова превращается в доброго и приветливого наставника.

— Прошу прощения… Лариса Сергеевна, не так ли? — Женщина кивает. — Это вовсе не детская шалость и не шутка, это проявление неуважения.

— Тогда как, по-вашему, он должен искупить свою вину? Чистосердечным признанием?

Ирония роскошной дамы вызывает злость и возмущение у молодого директора, однако маска доброты и дружелюбия крепко держится на его красивом лице.

— Быть может. Но сначала я всё же хотел бы узнать мотивы поступка.

— Это что-то изменит? — Она продолжает теребить замочек в виде кошки.

— А почему бы и нет? — Директор смотрит на мальчика. — Зачем ты это сделал?

Голос директора готов сорваться на крик, однако Вячеслав Николаевич умело скрывает это. Сказывается небольшой, но надёжный опыт работы в школе. Тёмные раскосые глаза «корейца» беззастенчиво встречаются с его приветливым взглядом. Вячеслав Николаевич убедительно играет роль, однако мальчик видит его насквозь. Это вызывает у молодого директора желание взять со стола стопку бумаг и швырнуть её на пол. Мальчик молчит. Он со скучающим видом отводит глаза и смотрит в окно. Ветка белой махровой сирени, скованная льдом, тихо покачивается, время от времени касаясь стекла, поэтому сквозь шёпот ветерка слышится робкое, стеклянное:”тук-тук… тук-тук…» На кончиках юных листьев, замурованных в сверкающей темнице, застыли капельки воды. В каждой из них время от времени вспыхивает по маленькому солнцу.

— Молчишь? — не отстаёт директор.

— Быть может, — мягко вмешивается мама, — я попробую предположить? Тем более, что сейчас бесполезно пытать его…

— И что же?

— Я говорила с Натальей Петровной — учительницей математики, на уроке которой всё и произошло. И вы прекрасно знаете, что самостоятельную работу сорвал другой мальчик, а вовсе не мой сын.

— Я накажу всех, кто этого заслуживает! — Директор говорит сквозь зубы. Улыбка исчезает с его лица. — Но речь идёт не о сорванной работе.

— Значит, вы говорите о вашем испорченном пиджаке?

— Да-да… — Вячеслав Николаевич переводит дыхание, с трудом возвращая на место маску мудрого учителя. — Или вы считаете, что прилепить жвачку к одежде директора на глазах всего класса — абсолютная норма?

Губы Ларисы Сергеевны, накрашенные неброской помадой и красиво обведённые по контуру, готовы к лёгкой усмешке, однако женщина вовремя сдерживает её.

— Вовсе нет. Напротив, я готова заплатить за испорченный пиджак и извиниться перед вами. — Лариса Сергеевна приоткрывает молнию сумочки.

— Этого мало… — В голосе директора проскальзывают торжествующие нотки. — Я хочу знать мотивы поступка и услышать извинения не от вас, а от вашего сына. И не здесь, а перед всем пятым «Б».

Лариса Сергеевна кладёт руку на плечо мальчика. Тот мягко отодвигается от мамы и отводит взгляд. «Кореец» возвращается к волшебному и грустному пейзажу. Не так давно Наталья Петровна, на уроке которой и произошёл вопиющий случай, рассказывала всем сказку о Хрустальной Весне. Давным-давно старуха-Зима не пожелала уйти на север вовремя: ей думалось, что её обделили могуществом. Капризная старушонка бушевала и грозилась насмерть заморозить людей и зверей. Тогда ей разрешили раз в сто лет забирать неделю у красавицы-Весны. С тех пор не страдающая склерозом Зима помнит о своей привилегии, и раз в столетие цветы и листва покрываются льдом. Поэтому люди и прозвали такую весну Хрустальной…

— Ты не хочешь извиниться, сынок? — Мальчик лишь качает головой. Мама пожимает плечами.

— Чего ты хотел? — Голос директора по-прежнему вкрадчив и спокоен, однако магма продолжает искать тонкое место в земной коре, чтобы пробить её и начать извержение. — Показать протест, выглядеть героем в глазах одноклассников, заступиться за несправедливо обиженную учительницу?

Мальчик хмурится. Вячеславу Николаевичу всё-таки удаётся нащупать истинный смысл его хулиганской выходки.

— Я думаю, третье, — тихо отвечает мама, — он очень любит классную руководительницу.

Вячеслав Николаевич всегда обаятелен, улыбчив и приветлив. Однако его дружелюбия боятся оба завуча. Сейчас маска доброго наставника лопается, словно пузырь легендарной жвачки. Следующие слова директор произносит стиснув зубы, отчеканивая каждое слово.

— В таком случае… Ваш сын будет исключён из школы. Классный руководитель Наталья Петровна получила справедливый выговор. Она пренебрегает мнением руководства, не умеет сохранять дисциплину в классе, а главное, поощряет хулиганские выходки учеников! — На последних словах голос директора срывается на пронзительный фальцет.

— Сынок… — Голос матери нейтрален: нестрог и неласков. — Ты извинишься перед Вячеславом Николаевичем?

Мальчик снова качает головой. Ветер осторожно постукивает сверкающей веточкой по стеклу. Цветочки белой сирени переливаются на солнце, словно застывшая мыльная пена. Мальчик пытается разглядеть каждый из них, голоса мамы и директора звучат где-то вдалеке.

— И вы не повлияете на сына? — снова овладев собой, директор уже не кричит, а говорит сквозь зубы.

— Нет, он всё решает самостоятельно. Сейчас я напишу заявление о переходе в другую школу.

Лицо Вячеслава Николаевича сперва бледнеет, затем вспыхивает, затем покрывается пятнами.

— И вы… Вы считаете, что этого достаточно?

— Ну что вы? — На губах Ларисы Сергеевны снова появляется ироничная улыбка. — Я вовсе так не думаю… Будьте добры, бланк…

Мама «корейца» открывает молнию, однако не достаёт из сумочки ничего. Взяв со стола прозрачную ручку с синим стрежнем, она начинает не спеша заполнять бланк. Вячеслав Николаевич внимательно следит за ровными строчками, ложащимися на бумагу.

Лариса Сергеевна ставит роспись, и её холёная рука с изящным кольцом на пальце наконец ныряет в сумочку. Вдруг, мальчик, до сих пор молчавший, поднимает глаза на директора:

— Вы никогда не накажете того, кто и вправду виноват. Он сын вашего друга.

Внезапный порыв ветра звонко ударяет ветку о стекло, и на наружный подоконник падает тончайшая, изогнутая льдинка. Это прозрачная копия молодого листочка сирени. Природа, словно искуснейший ювелир, воспроизвела черенок, острый кончик и даже тонкие прожилки. Солнечные лучи озорно и лукаво играют в них. Весна берёт своё: ледяные оковы начинают таять и лопаться.

«Кореец» ждёт очередного «извержения вулкана», внутренне желая насладиться директорским бешенством, однако Вячеслав Николаевич не просто спокоен. Он улыбается невозмутимо, по-доброму, приторно-вежливо, и даже не глядя на виновника вопиющего происшествия.

— Спасибо, — кивает он.

— Надеюсь, — мама «корейца» говорит тихим голосом, — вы останетесь довольны, а этот разговор останется между нами.

Проследив за взглядом директора, мальчик видит новенький бумажный конверт, лежащий поверх заявления. Сквозь тонкую просвечивающую бумагу видны цифры на одной из вложенных в него купюр. Пятёрка и три нуля вверх ногами.

Из сумочки Ларисы Сергеевны слышится нежный инструментал:

— Алло, извини, мы уже идём.

«Кореец» смотрит на мамин айфон так, будто хочет убить того, кто в нём сидит.

========== Письмо с удалённой страницы ==========

«Кореец»

Здравствуйте, Наталья Петровна! Пишет вам бывший ученик, тот, из-за которого вы когда-то уволились из школы номер семь. Нет, я не Антон Доставалов, а его тёзка, Антон Фартунин, «кореец», помните?

Я случайно наткнулся на ваш канал на Ютубе и перешёл по ссылке на страницу ВКонтакте. Сейчас ваши воспитанники побеждают на олимпиадах учеников лицеев и гимназий. Мне приятно видеть их успехи, поэтому я и пишу вам не боясь, что воспоминание об эпизоде столетней давности сильно огорчит или растревожит давно уснувшие воспоминания.