Тогда она, воодушевлённая «Педагогической поэмой» Макаренко, взялась за перевоспитание мальчика, который тоже был главным смутьяном, однако не имел с Сережкой Смеховым ничего общего. Темноволосый красавчик Антон Доставалов, сын обеспеченных родителей и фаворит директора, при каждом удобном случае подчёркивал своё превосходство: безошибочно находя слабые места одноклассников, он часто затевал драки. В конечном итоге иллюзии, внушённые Макаренко, растаяли как дым. Антон завоевал два вымпела на олимпиадах, однако не изменился. Ни снаружи, ни внутри. И ей даже уволиться из школы пришлось, однако, встретившись с реальностью, Наталья Петровна не рассталась с мечтой сделать мир лучше.

Новый щелчок отвлёк молодую учительницу от воспоминаний. И за ним снова тихое, но звонкое: «Крак… Крак-крак…»

Армяночка Рита оглядывается вокруг. Её большие глаза, чёрные как вишни, полны любопытства. Ученики побросали ручки, теперь их занимает лишь один вопрос: «Что это щёлкает?» Шумок, пока ещё мелкий принюхивающийся грызун с блестящими глазками-бусинками, уже не боясь мягколапой кошки-тишины, вышмыгивает из норки на свет божий.

Наталья Петровна торжествующе улыбается. И как она сразу не догадалась? Она подходит к окну с фикусом, оживившиеся ученики внимательно следят за ней. Егор Вратарёв, воспользовавшись всеобщим замешательством, хватает тетрадку, появившуюся между стульев, и суёт в протянутую руку жевательную резинку «Turbo» в ярко-голубой обёртке.

Наталья Петровна извлекает из-за белого горшка с фикусом пластиковую бутылку средней измятости. Егор успевает сфотографировать решение на телефон и бросает тетрадку законному владельцу — отличнику Павлику Буквоедкину.

— Сергей, выброси-ка это в урну… Для поливки цветов уже не годится… — Наталья Петровна, держа бутылку за крышку, помахивает ею в воздухе.

— А чё меня-то, а чё сразу я?! — Серёжка вскакивает с места.

— Серёжа… — В голосе учительницы слышатся ласковые нотки. — Ты смял бутылку, и теперь она попыталась принять прежнюю форму. Думаю, что уравнения ты решаешь так же хорошо, как разбираешься в свойствах тонкого пластика. Честное слово, я очень хочу поставить тебе «пять».

***

Спустя полчаса, Наталья Петровна вынимает из сумочки золотистый айфон и смотрит на часы.

— Ребята, заканчиваем. Те, кто не успел переписать, сдают черновики.

Серёжка гордо шлёпает на стол увесистую зелёную стопку. Его тетрадь, подписанная размашистым почерком, лежит сверху.

— Наталь-Петровна-я-всё-всё-всё-решил, — хлопая по ней ладонью, тараторит он.

Долгожданный звонок выпускает шумок на волю. Мелкий грызун превращается в пучеглазого смехомонстра с тремя аршинными ртами. Егор Вратарёв несётся к дверям и падает, наступив на развязавшийся шнурок. Тетради и учебники вылетают на пол из расстегнутой спортивной сумки. Серёжка, громко хохоча, помогает ему собрать их, и получив в благодарность учебником по голове, выбегает в коридор вслед за приятелем. Смехомонстр выносит уставших от долгого сидения учеников за дверь.

Наталья Петровна, мельком взглянув на своё отражение в дверце шкафа, поправляет причёску и берёт со стола ключ с красной биркой. Вдруг в дверях появляется светловолосый молодой человек с модной стрижкой, одетый в чёрную кожаную куртку.

— Здравствуйте, — смущённо улыбаясь, говорит он, — можно?

Гость входит в класс и кладёт на стол книгу. Красивая обложка выполнена в китайском стиле: на молочно-бежевом фоне тонкие бамбуковые веточки с острыми листьями.

— Это вам. Мой друг просил передать. Он сейчас в Китае. Фартунин… «Кореец», помните?

— Конечно! — Она внимательно вглядывается в лицо парня. — Благодарю от всей души. Надеюсь, книга не на китайском? Впрочем, было бы неплохо. Если ученики не поймут по-русски, по-китайски заговорю.

— Нет, это перевод изречений Конфуция. Вы всегда любили мудрые цитаты. Вижу, ваше чувство юмора не изменилось…

Наталья Петровна смотрит на парня снизу вверх. В его больших тёмных глазах угадывается что-то едва уловимое и знакомое. Знакомое, но, по правде сказать, не очень ожидаемое и приятное, однако всё же позволяющее сбросить тяжесть надоедливых воспоминаний. События далёкой весны: весёлые чаепития, инквизиторские педсоветы, триумфы на олимпиадах — всё оживает в её памяти пёстрым ворохом. В ту далёкую весну она всё-таки была не права: пыталась направить вредоносную энергию Антона Доставалова в полезное русло, наказывала, пыталась отвлечь, заинтересовывала… Однако забыла о главном: строптивому мальчишке, обделённому вниманием родителей, была нужна любовь, а она смогла дать ему лишь обучение и воспитание. Не сумела полюбить ученика таким, какой он есть, не терпела гордыни даже в детях.

Молодой человек, краснея, смотрит на дверь. Он хочет уйти, но не решается и наконец, собравшись с духом, произносит:

— А меня… Меня вы не помните? — Он смотрит на учительницу в упор, только уже не с вызовом, как в детстве, а с надеждой.

— Достовалов? — Она всё ещё не может поверить. — Антон?

Тут её нос предательски розовеет, на глазах появляются слёзы. Чтобы скрыть от бывшего ученика ненужное проявление сентиментальности, она опускает глаза и видит букет первых весенних ландышей, лежащий поверх книги. Большие плотные листья словно укрывают от жестокого мира белые жемчужинки-цветы.

— Уж очень ты изменился… Не узнала тебя с другим цветом волос.

— Изменился, Наталья Петровна. В лучшую сторону: фамилию свою оправдываю, только теперь удачу достаю, а не людей.