Джесри хотела, чтобы Гаэдинн был здесь. Он бы тоже оценил комичность момента. Но Чазар хотел пообедать наедине с ней и Халоньей.
Халонья подняла плитку.
- Вот огонь. Чистый и благородный. Свет и спасение для всех, кто следует за ним. Но есть такие злодеи, которые хотят загасить его.
Чазар нахмурился.
- Продолжай.
Жрица пробежалась глазами по разбросанным плиткам, затем взяла еще одну.
- Вот известный всем злодей - змей. Мертвец на севере. Но огонь сразит смерть смертью и повергнет ее.
Поскольку Чазар рассказал Халонье, что заключил договор с вампиром, ей наверняка не пришлось напрягать свое воображение, чтобы прийти к такому прогнозу. Джесри полагала, что должна радоваться, что жрица не сказала ничего, что могло поколебать уверенность Героя Войны в плане. Потому что, учитывая стремительность действий Аласклербанбастоса, было уже слишком поздно для размышлений.
- В конечном итоге, - продолжила Халонья, - большая опасность будет исходить от врагов, которые скрывают себя, - она указала на другую плитку. – Вот, маска. Притворство верности и дружбы. И посмотрите, кто за этим прячется, - она ткнула пальцем в другую плитку. - Солнце ревнует, потому что огонь светит ярче, - она ткнула пальцем в другую. - Копье, всегда готовое ударить кого угодно за монету, - и снова. - Прокаженная, вздрагивающая от каждого прикосновения, чтобы скрыть от всех свою ядовитую натуру.
- Другими словами, - подумал Джесри, - жрецы Амаунатора, Аота и я. Будь ты проклята. Да раздерут гончие Абисса твою лживую душонку.
Джесри не хотела, чтобы клевета осталась незамеченной. Но в то же время, она не хотела признавать, что узнала тех, на кого намекала Халонья, чтобы лишний раз не будить сомнения в голове Чазара. Поэтому она просто вздохнула.
Чазар, сидевший на походном стуле, повернулся.
- В чем дело? – Спросил он.
- Я не прорицатель, - ответила Джесри. - Это не входит в перечень моих талантов. Но пока я был в Тэе, то прочла трактат “о Четырех и Сорока плитках” за авторством самой Ярпилл. - Она улыбнулась Халонье. - Я уверена, что вы узнали это имя. Единственного оракула, предсказавшей убийство Мистры и приход Голубого Пламени.
Халонья нахмурилась.
- И при чем здесь это?
- Она писала, что одна плитка может влиять лишь на две другие. Это означает, что маска не может скрыть и солнце, и копье, и прокаженного. Особенно, когда есть другие части, такие как бык и река, которые упали рядом с огнем. Или мне не хватает квалификации?
Бывший уличный проповедник заколебался.
- Может, вы и правы. Путь от Лутчека был долгим. Я устала.
Джесри почувствовала расслабления, потому что ее заявления были таким же блефом, как и гадание Халоньи. Она понятия не имела – писала ли когда-нибудь покойная зулькир о Четырёх и Сорока плитках. Если так, то Джесри никогда не читала этой книги. Но Халонья боялась вступить с ней в состязание в эрудиции, а Чазар, очевидно, не был экспертом в этой форме пророчества.
- Может, позже я попробую еще раз, - продолжила Халонья. Она перевела взгляд на Чазара. - Если нас будет только двое, мне будет легче сконцентрироваться.
- Может быть, - сказал Чазар. Он встал и поднял ее на ноги - молчаливое подтверждение его неизменной благосклонности. Девушка принялась поправлять слои шелка и бархата, звеня свисающими золотыми цепями и амулетами. - Или, быть может, тебе стоит использовать другой стиль пророчества. На том, который подчеркнет мою связь с аспектом огня!
Он взял бутылку сембийского красного вина со складного столика и, неосторожно показав свое беспокойство, плеснул еще вина в золотые кубки, приготовленные для гостей.
- Представьте себе, - продолжил он, - человека, орка, кобольда – да кого угодно - горящего заживо. Представьте, как он кричит. Как его конечности скручиваются, а кожа обугливаться. Как поднимается дым. Конечно, сам процесс меняется от случая к случаю. Но ты, Халонья, как главная жрица своего Бога, прочтешь предсказания в поднявшихся языках пламени.
Халонья побледнела и сглотнула.
- Я ... я попробую, если вы так пожелаете, Ваше Величество.
Чазар громко и надолго рассмеялся. Джесри не могла понять – это было потому, что ему нравилось издеваться над своей подопечной, или из-за её брюзгливого отношению к описанному.
Наконец, сморгнув слезы, он сказал:
- Я люблю тебя, дочь моя, и я поступил мудро, когда приблизил тебя к себе. Как бы важно это ни было, мой храм может подождать. Удачу мне принесет только присутствие обоих моих верных слуг.
- Я бы хотела никогда не покидать вас. - Сказала Халонья.
После этого, на мгновение, повисло молчание. Затем Чазар пристально посмотрел на Джесри.
- И ты? - Спросил он прохладным тоном.
Застигнутая врасплох, Джесри пробормотала:
- Ваше Величество?
- Конечно, ты уже догадываешься о планах, что я строю относительно тебя, - ответил Чазар. - Я хочу, чтобы ты осталась на своей родине. Чтобы ты позаботилась о своих собратьях-волшебниках. Защитила их и помогла найти им место в обществе. И когда ты разберешься с этим, то будешь пожалована дополнительными должностями и почестями. В будущем ты и Халонья станете величайшими женщинами на всем Востоке. Обещаю, вам это понравится.
Джесри предполагала, что так оно и будет. В конце концов, это было высокой целью, богатством и силой вместе взятыми.
Братство было домом, но Кхорин уже ушел, и, учитывая бесчисленные опасности, проистекающие из образа жизни наемника и его деятельности, не было никакой гарантии, что он когда-нибудь вернется. И независимо от того, как часто они с Гаэдинном договаривались этого не делать, но всегда, снова и снова, причиняли друг другу боль. Они делали это с тех пор, как сбежали из Шадоуфэлла.
До сих пор…
Внезапно она заметила, как Чазар нахмурился из-за ее колебаний, а в глазах Халоньи вспыхнуло волнение. Ей не хотелось верить в то, что дракон сошел с ума – хотя бы, не так сильно и не навсегда. Но был он в здравом уме или обезумевшим, он был слишком горд, чтобы возмущаться отказом. А Халонья сделает все, что было в ее силах, чтобы эта мозоль постоянно натиралась.
Достаточно ли он мелочен и недальновиден, чтобы в ответ на отказ выступить против Братства? Или лишить магов Чессенты их недавно предоставленной правовой защиты? Джесри не хотела верить и в это. Но она и не хотела думать о Чазаре лучше, чем он был на самом деле.
Она смочила слюной высохший рот.
- Спасибо, Ваше Величество. Конечно, я останусь, если вы позволите.
Халонья нахмурилась, но постаралась превратить это в улыбку прежде, чем Чазар заметит. Это даровало Джесри еще один момент злорадства.
Но каким бы довольным ни казался дракон, услышавший её согласие, и как бы они ни старалась показать свою радость в ответ, насмешка над Халоньей была последним истинным чувством радости, которое она испытала за сегодня. Не чувствуя ликования и не в силах заснуть, Джесри отправилась бродить по лагерю.
Сможет ли она действительно хорошо проявить себя в роли придворного? Она, кто чувствует неловкость в общении почти со всем и каждым.
Имеет ли она право отказываться от своих товарищей, особенно, когда Кхорин ушёл от них?
Чем больше она взвешивала свой выбор, тем невыносимее казался каждый из них. Но, в конце концов, она увидела проблеск надежды. Если она останется, то, может быть, останется и Братство.
Она не знала, согласится ли на это Аот. Но он мог бы. Даже если бы он не согласился, то ни Аот, ни Гаэдинн не стали бы осуждать Джесри за её выбор.
Было уже поздно. Селунэ и ее блестящие слезы почти полностью были на западе. Но Джесри был слишком возбуждена, чтобы заботиться об этом. Она шагала сквозь влажный ночной воздух под храп спящих мужчин, фыркающих и гудящих повсюду, и ударов посоха по земле.
Подойдя достаточно близко, она улыбнулась, потому что в просторной палатке Чазара все еще светились пятна света. Ей даже не пришлось бы его будить. Она двинулась вперед, и тут на ее пути встал часовой. Из-за нетерпения она до сих пор не заметила его.
