Кружка за кружкой я погружался в размышления, и в моей голове стали возникать странные образы. Спать не хотелось, но чувствовалась усталость и некая опустошенность. Кафе постепенно наполнялось людьми, а с ними и шумом, запахами и светом. Наступил день.

Я не знал, что теперь делать и как быть дальше. Просто шел. Идя по мостовой, я размышлял о судьбе Элис и её брата. Они были Странниками. Прыгали из мира в мир, нигде надолго не задерживаясь. Поначалу их выкидывало спонтанно, словно они чужды мирозданию, словно для них нигде нет места. Или, может, так мироздание пыталось их уничтожить. Со временем они привыкли и научились контролировать перемещения и сознательно прыгать меж мирами. Они не были родными, но в одном из бесчисленных миров встретились и так с тех пор убегают вместе. Много лет. Дольше, чем живут люди. А убегать им приходится потому, что во многих мирах существуют охотники за такими, как они, – ищейки. Они невероятно могущественны, но ограничены в перемещениях между мирами. Для них это тяжело, и доступны им лишь сопредельные миры. Хоть это и немного сложно, но достаточно понимать – если ищейка поймает Странника, последний лишится жизни, а тело тщательнейшим образом уничтожат.

Именно ищейки и уничтожили мой номер. По всей видимости, почувствовали присутствие Элис. Для них Странники сравнимы с бешеным псом, которого необходимо быстрее усыпить, пока никто не заражен. Мне показалась, что Элис отчасти понимает работу ищеек. Ведь неизвестно, что принесут с собой Странники в новый мир. Безобидное в одном месте может вызвать эпидемию в другом, подобно тому, как в Средневековье крысы разносили чуму.

До моего затуманенного сознания долетели звуки музыки. Это был блюз, и звучал он так, словно вместил в себя всю боль этого мира. Маленький, черный, практически монохромный старичок отдавал игре всё свое сердце и играл так рьяно, словно от этого зависели жизни его близких. Он играл, закрыв глаза, покачиваясь в такт музыки. Когда же он их открыл, на меня смотрели глаза цвета слоновой кости, идеально контрастирующие с пепельно-черной кожей и гитарой их владельца. Старик был слеп, но казалось, он смотрит мне в самую душу. При этой моей мысли он едва заметно улыбнулся. Стало немного жутко, но музыка захватила меня, и я слушал.

Толпы людей вокруг безразлично проходили мимо. Они были погружены в свои дела и проблемы. Музыка не касалась их сердец, они были надежно скрыты. Для них уже давно ничего не существовало, кроме их маленьких жизней, многие, если не все из них, давно утратили способность видеть мир в его прекрасной детской простоте. Им не интересно, что за гранью ими же возведенного пузыря повседневности. Им безразличен мир вокруг. Мысли в моей голове превратились в вязкую патоку и буквально застыли.

Хотя не один я оказался «особенным», старичка слушала ещё белокурая девушка с вплетенными в волосы зелеными и белыми лентами. Её улыбка была ярче солнца, а легкий, белый в зеленый горох сарафан напоминал о чем-то давно забытом, детском. Заметив меня, она тут же подошла.

– Привет. Согласись, удивительно играет.

Они со старичком были полной противоположностью друг другу. Она – искрометная радость и наивное счастье, он – ироничная печаль и вселенская тоска. В голове пронеслась мысль, что в последнее время слишком много странных встреч.

– Да… – неопределенно ответил я.

– Он просто виртуоз. Я всегда прихожу послушать старика Джона, когда он тут. Кстати, я Ив. Медиум.

– Приятно познакоми… Что?!

В этот момент песня закончилась, и блюзмен от легкого дуновения ветра рассеялся черным дымом. Ещё немного на его месте висело серое облако, но затем и оно исчезло. Я определенно сошел с ума.

– О… Так ты не знал… – в глазах Ив появился интерес. – Я думала, ты в курсе. Мистер Джон – тень, он тут уже как 40 лет играет по четвергам.

– Тень, какая ирония.

– Ну, они что-то среднее между призраками и живыми. Почти живые, но ненадолго, – она на долю секунды задумалась.

– Знаешь, я хочу пригласить тебя на чай с печеньем. Идем? – Ив ни на секунду не прекращала улыбаться.

Снова необычная девушка и снова приглашение. Сильное чувство déjà vu.

– Идем.

Мне нечего терять, моя жизнь оказалась клеткой, в неё я возвращаться не собирался, а выхода не было. Потому я согласился, не раздумывая.

– Кстати, печенье я сама пеку, – её сверкающая улыбка и голос стали мягче, – и мне о многом хочется тебе рассказать.

По дороге к Ив я словно понемногу стал оживать. Окружающий мир потихоньку приобретал значение, а события последних дней уже не казались такими ужасными. Видимо, легкость, которую излучала Ив, передала… Стоп! Последних дней? Тут я ясно осознал, что не знаю, ни в каком я городе, ни в какой стране. Люди вокруг говорили на незнакомом мне языке. Кислорода категорически перестало хватать. На глаза мне попалась газетная лавка. Как обезвоженный Странник в пустыне бежит к оазису, так я побежал к газетам.

– Число! Мне нужно знать число. Боже…

С последнего ясного воспоминания до самолета прошло более трех лет. Газета выпала из моих рук. На первой полосе было сообщение о чудом не разбившемся самолете. Мои ноги отказались мне служить, уже в падении Ив подхватила меня и газету.

– Боже, три года. Три безвозвратно утерянных года.

– Тоже мне потеря. Многие, знаешь ли, теряли побольше, и ничего.

– Выходит, мне уже двадцать четыре.

Ив улыбнулась. Не знаю почему, я тоже улыбнулся.

– Пойдем, не стоит привлекать к себе внимание.

Через пару кварталов мы подошли к дому Ив. То, что это был её дом, я понял издалека. Кто ещё будет жить в двухэтажном кукольном доме в окружении небоскребов из стекла и металла. От этой мысли моя улыбка стала шире.

Преодолев кованую калитку и ядовито зеленую лужайку, мы оказались перед домом. Казалось, что он едва уловимо мерцает. Мне захотелось спросить об этом Ив, но решил, что это игра света, отраженного от небоскребов. Мы вошли, дверь, естественно, оказалась не заперта.

Внутри стало понятно, что дому не одна сотня лет и то, что он неоднократно перестраивался. От этого он стал напоминать лоскутное одеяло, состоящее из разных эпох.

Массивные подсвечники, масляные лампы, диодные светильники и крепления для факелов. Стулья всех видов и форм. Деревянные, кирпичные и каменные стены. Статуи, горгульи, обои и ковры всех видов, форм и стилей. Доспехи, огнестрельное и холодное оружие. Разноцветные колбы, банки и пробирки из стекла и металла. Множество предметов, о назначении которых я не мог догадаться. Были и такие, о назначении которых я и не хотел догадываться.

Всё было сброшено в кучи и было аккуратно разложено. Всё было забито этими предметами, каждый коридор, каждая комната, в которой мы оказывались. Увиденное походило то ли на диковинный музей, то ли на склад всякого хлама.

Чувство было, словно я – Алиса, а Ив – мой белый кролик. В конце концов, мы добрались до лестницы, в которой каждая ступенька была уникальна и не походила на другую. Перила были под стать ступеням. Они сочетали в себе всё, что только можно. Дерево и веревки, камень и стекло, картон и лианы, всевозможные металлы, пластик и неизвестно что ещё.

Сверху доносились звуки легкого вальса звучащего на патефоне. Я буквально опешил и, кажется, находился в бреду. Ив, поднявшаяся было на пару ступенек, повернулась ко мне.

– Извини за беспорядок. Просто мы используем первый этаж как склад, а гости редкость. Сейчас нам наверх.

Наверху мы оказались на обычной лестничной клетке. Пару дверей с номерами 1 и 2. Картина с корабликом, кадка с фикусом по центру. Вот, пожалуй, и всё. Мы проследовали в квартиру № 2. Мелодия доносилась из квартиры № 1.

Когда мы вошли внутрь, в коридор выбежали с криками «Гости! Гости!» большая кукла, плюшевый медведь и раскосый игрушечный заяц.