– Она была настолько злая? – ужаснулась Байлар.

– О нет, – возразил маг. – Ни капельки. Просто Мирта – это Мирта. Словами не объяснишь.

Странная, своевольная и вспыльчивая. Но она была единственной матерью, которую помнил Райярр.

– Она очень старалась о нас заботиться. Но слишком хотела, чтобы из меня вышел воин. Не думаю, что она простила судьбе наличие у меня магического дара.

– А где она теперь?

– Понятия не имею. Сейчас Мирте, думаю, пятьдесят с небольшим, серьезный возраст для воина, но она по-прежнему не желает успокоиться и странствует по всему континенту, ввязываясь в различные неприят… выполняя разную работу.

– О, так она наемница?

– Не совсем. Единственный закон ее жизни – ее свобода и своеобразное чувство справедливости. Она сражается там, где считает нужным. Иногда берет за это деньги, иногда нет. Но она всегда сама выбирает, на чьей стороне ей биться. Купить ее и позвать невозможно. Приказать – тоже. Хм… Думаю, она стала чем-то вроде легенды за все эти годы.

– Это интересно…

– Да. Мирта – замечательный человек. Она научила меня множеству хороших вещей. Упорству. Независимости. И тому, что бывают люди, отстаивающие свою правду даже тогда, когда все остальные назовут ее глупой и наивной. И таких людей победить нельзя.

"Хотел бы и я быть столь же светлым человеком", – подумал Ярр с некоторым сожалением и снова вздохнул.

"Наверное, вы ужасно похожи", – подумала Байлар – и улыбнулась.

…А Байлар рассказала Ярру о том, как жила в лесу с магом-дедушкой, а потом – сама. И как однажды ей пришлось остановить в деревне эпидемию, и за то жители до сих пор ей благодарны, и потому никогда не пытаются обвинить в злобном колдовстве… да и просто в магии.

– Мне было семнадцать лет, и я тогда ничего не знала. Нет, правда. Что можно знать в семнадцать лет? Я была юна и неопытна, мой дедушка как раз недавно умер, а потом вспыхнула эта зараза, и все равно больше некому было помочь, понимаешь, некому… Так страшно мне больше не было никогда в жизни. То есть, я с детства помогала дедушке, когда он лечил больных, я видела много всякого, и кое-чему тогда уже научилась, и даже, бывало, принимала людей сама. Но тогда было действительно страшно. До тех пор, пока я не увидела, что первые пациенты поправляются. И вот тогда я поняла, что победила. Пришла сюда и тут рыдала. Спасибо Сегвии и дедушкиным записям, без них я бы никогда не справилась.

Даже годы спустя и после оглушительного чувства победы, она все еще помнила ту себя – одинокую, растерянную семнадцатилетнюю девочку, кусающую губы от страха и сомнения, пока никто не видит, худую и дрожащую. И запах… И те ночи за книгами, порошками и склянками, в попытках найти единственный нужный рецепт. И отчаяние – когда кажется, что не будет его, не найдется. И буйная радость – когда понимаешь, что нашла. И потом – снова сомнение, ожидание, молитвы, мокрые тряпки, помойные ведра, бледные руки, синюшные лица, хриплое дыхание тех, чья жизнь висит на волоске. Надежда, отчаяние. Отчаяние, надежда. И наконец – победа, и огромная, нечеловеческая усталость с мироздание размером.

И люди, которым ты спас жизнь. Каким-то божественным чудом.

– Ты невероятна. Байлар, – говорит Ярр с искренним уважением. – Ты очень смелая.

– Нет, – возражает она. – Нет…

И вспоминает… вспоминает другие вещи. И потом рассказывает и их – рассказывает, хотя в жизни не говорила еще никому и никому говорить не собиралась. Но только с Ярром почему-то выходило так: рассказать – будто избавиться от старого груза собственных прегрешений.

Или просто – будто поведать другу. Просто… поделиться.

Байлар рассказывает, как видела самосуд, учиненный разгневанными крестьянами над магом. Рассказывает – и точно не понимает, что чувствует по этому поводу. Словно содрал коросту с раны – корку необоснованной ненависти, неуверенных предрассудков и желания забыть – и теперь никак не возьмешь в толк, что именно открылось твоим глазам. Рана? Раскаяние? Или просто равнодушная, безразличная, целая и холодная кожа?

– …Он был только мальчишкой, Ярр. Мальчишкой и синим безобидным магом…

– Никто не безобиден, – пробормотал Райярр себе под нос.

– Всего лишь мальчишка. Даже тогда я была старше его. И я не знаю, за что… чем он так насолил тем людям…

– Скорее всего, просто самим фактом своего существования.

– Скорее всего. Хоть к синим магам и относятся куда снисходительнее, – синюю магию часто называют "технической", потому что именно благодаря ей движутся разнообразные механизмы и аппараты, простые и сложные. Без нее не обходятся нигде – от сельского хозяйства с их машинами для вспахивания земли и машинами для сбора урожая – до армии с их магическим вооружением. Хотя на самом деле синяя магия – магия, дающая власть над неживыми вещами, магия созидания – точно так же, как зеленая дарует возможность управляться с живой материей, а черная – не "боевая", а магия силы и разрушения, расторжения и укрепления связей. В старые времена черные маги вовсе не обязательно были воинами. И многие великие свершения никогда не стали бы возможными без грамотного использования черной магии. Есть и другие цвета магических потоков, что пронизывают все сущее, и они позволяют чародею вступать в иные отношения с миром. Некоторые из них встречаются реже, чем другие. Синяя магия – из частых. И отказаться от нее не может даже упрямый Рандаир. Правда, в основном здесь терпят только "техников" – самых слабых магов синего цвета, которые почти не способны создавать новое, но могут обслуживать уже сотворенные машины и пользоваться некоторыми готовыми заклинаниями, недоступными не-магам.

– Но его приговорили… так странно, когда один человек решает за другого, сколько ему отмерено, не правда ли?.. Сочли ли они его опасным, считали ли это самообороной… не знаю, я только видела, что они хотят крови, Ярр. А он стоял посреди этой толпы, бледный, маленький и невзрачный, у него дрожали губы, но он ничего не говорил… И я смотрела, как его убивают. Это было долго, Ярр. Это было не сразу. И я не сразу смогла уйти. Я смотрела – и не сделала ничего, чтобы ему помочь.

– Ты не можешь винить себя в этом. Байлар. Любой разумный человек поступил бы так же. Твоя магия не приспособлена для боя.

Она только покачала головой.

– Я могла… сделать хоть что-нибудь. Не магией. Словами, криком, голосом, действием. Хотя бы просто сказать им, что это неправильно. Просто сказать им… Я долго потом говорила – уже себе – что моя магия – не силовая. Что я лишь женщина. Что не было выхода. Что он заслужил такую участь, в конце концов. Если на него так гневались. Но все-таки… И, знаешь, потом, уже потом, я еще подумала: я знала, что он был маг. Потому что я тоже маг, и я сильнее. А если бы он магом не был? Что тогда? Что бы я сделала?

Байлар помолчала, опустив голову. И снова блики от свечного желтого света дрогнули на ее волосах, повторяя ее движение.

– Потому что совесть говорит мне, Ярр, что я бы точно так же осталась в толпе, не выдавая себя. И ушла бы точно так же… а он бы умер. Я не могу лгать себе, Ярр, поэтому… даже если я была права… я словно вдвойне преступник, понимаешь?

– Нет, – тихо произнес маг. – Никто не поступил бы иначе.

– Ты бы поступил, – просто возразила девушка. И Ярр вздрогнул.

Откуда такие выводы? Да что она о нем думает??

…На той площади другого мага не было. Она не может знать. Никто не может знать о его безрассудстве.

– Я… – его невеселая улыбка отразилась в глазах как-то особенно печально. – Я – другое дело.

"Мне и терять-то нечего".

– Я – боевой маг. И… я делал в жизни очень много нехороших вещей. Куда больше, чем ты можешь себе вообразить, Байлар. Хотя, с твоим-то мнением о черных магах…

Он сделал короткую паузу, а потом сказал:

– Просто знай, Байлар. Бывают ситуации, когда мы бессильны. И… мы не становимся… Не всегда становимся от этого хуже.