Над нами жила рабочая многодетная семья. Муж всерукий, всем все чинил, во всем доме, не пил, денег не брал, и помнится мне, что все ему тыкали, которым он чинил, мужчины тыкали, хозяева квартир, в которых они были мужьями, но ничего не умели делать руками. И поэтому приглашали этого дядю Петю безотказного. Мне было неловко, что ему тыкают по-барски безрукие мужики, я это помню хорошо – чувство это неловкости.

Его жена, расплывшаяся от нескольких родов, мягкая со всех сторон, тетя Лена растила мал мала меньше, из ее кухни разносились самые вкусные запахи, а самая младшая, Леночка, тоже, как мама, Лена, бродила целыми днями по этажам и всем говорила: здрасти, как ваши дела? Мои хорошо. У Леночки были длинные кудри, простецкое лицо, и она всегда просила нашу собаку – погулять с ней на улице или у нас дома «поиграть с песиком».

Старшие их дети были с норовом, непонятно в кого, но с хорошим норовом, я помню, как трепетали их ноздри от гнева. Иногда мы собирались во дворе, я подлизывалась к ним, взрослым, за это сидела с ними на скамейке южным остывающим вечером, и когда они возмущались чем-то, то ноздри их трепетали. Семейная черта такая была.

Недавно меня нашла эта Леночка, которая бродила по этажам, младшенькая… Живет в Подмосковье. Рассказала, что Петя, старший брат, красавец, погиб в армии, дядя Петя, отец, тоже Петя, они детей своими именами называли, Леночка, Петя… Дядя Петя, которому все тыкали в государстве рабочих, тоже рано ушел. Подружку мою, простодыру, давно зарезал муж из ревности. Осталась дочка, которую воспитала бабушка, жена винзавода. Она до сих пор не знает, что муж ей изменял.

Вспомнила всех, новости эти узнала, закрыла глаза… И увидела всех лица, и почувствовала запахи из окон, наверняка те же, да услышала шум тополей в ночи под желтым от крупных звезд небом. И голос мамы из открытых окон веранды.

– Алла, домой, уже стемнело. Слышишь?

– Слышу, мама…

Села в такси, а водитель меня спрашивает:

– Ничего, что я армянин?

– Ничего, – говорю, – в жизни всякое бывает, что ж теперь… Главное, чтобы это не дороже стоило, чем по прейскуранту.

– Нет, что вы, довезу в лучшем виде! – И тут же восклицает: – Жен надо слушаться! Вы согласны?

– Не знаю…

– Жены умнее нас, – продолжает таксист. – Да?

– Да. Если умнее. А если глупее, то нет.

– Как-то вы непонятно разговариваете… Вы вообще русская? – шутит таксист.

– Я еще хуже, чем армянин, – отвечаю.

– О-о-о… Что за день у меня сегодня… Ну, ничего. Зато вы умные. Особенно жены. Жены вообще умнее нас. Моя все с красными дипломами закончила. И школу с золотой медалью! И педучилище с красным! И институт! И курсы повышения! Все с красным!

– Повезло вам, – соглашаюсь. – Такую жену только и слушаться. Что еще с ней делать?

Тут мы в пробке остановились, и мой водитель подзывает продавца подснежников, который между машинами лавирует. Подзывает и жене подснежники покупает.

– Какой вы молодец, – говорю. – Счастливая жена ваша.

– О, моя жена самая лучшая в мире! Потому что я ее всегда слушаю! А не слушал бы, может, не такая хорошая была бы.

Я задумалась. Молчу. Силлогизм этот разгадываю.

– Да… Вся с красными дипломами! Вся! Ну и вы тоже, наверное, хорошая, – улыбнулся таксист. – Я вам тоже подснежники купил, возьмите.

Я растерялась.

– Спасибо, впервые живые подснежники вижу, правда…

– Ну вот, – говорит, – теперь армян любить будете!

– А вы евреек. Да?

Он засмеялся и отвечает:

– Только никому не говорите, но у меня любовница была давно, из ваших.

– Никому не скажу… Главное, чтобы вы жену слушались…

– О, это золотые слова вы сказали! Приехали! Всего хорошего, осторожно выходите, скользко. Подснежники нюхать будете – меня вспоминайте. Левон меня зовут.

Тетя Аня, тетка моей подруги, уехала из России более тридцати лет назад. И вот решила посетить родину, впервые.

Звонит уже месяц, ежедневно, и задает вопросы.

– Что-то я боюсь ехать, если честно, – говорит тетя Аня.

– Не бойся, – отвечает подруга. – Чего ты боишься?

– Всего, – отвечает тетя Аня.

– Ну, тогда не приезжай, – говорит подруга.

– Ты не хочешь, чтобы я приехала?! – потрясена тетя Аня.

– Хочу!

– А что же тогда болтаешь? – возмущается тетя Аня. И продолжает задавать вопросы.

– А ты ездила когда-нибудь из Москвы на «Саксане»? – спрашивает она.

– На «Сапсане», наверное. Да, сто раз.

– И как?

– Что как?

– Как там с безопасностью?

– Нормально, – отвечает подруга и вытаскивает третью сигарету из пачки.

– Прям-таки нормально? Прям-таки садишься и доезжаешь такой же, как вошла?

– Тетя Аня, там ехать всего ничего, три часа… Какой села, такой и встала…

– А там кормят? – спрашивает тетя Аня.

– Там предлагают напитки и какую-то еду, да.

– А она свежая, еда ваша? Не отравят?

– Специально – нет, – отвечает подруга и вытягивает из пачки восьмую сигарету.

– А ты сама ела или мне первой предлагаешь попробовать? – спрашивает тетя.

– Ела.

– А что ты так отвечаешь?

– Как? – потихоньку звереет подруга. – Как я не так отвечаю тебе?

– Ну, как-то неприветливо. У вас там все такие неприветливые?

– Нет, только я, – цедит подруга.

– Тогда скажи мне, – продолжает тетя Аня, – в вагоне много пьяных?

– Где? В «Сапсане»? Нет. Вообще нет пьяных.

– Как это может быть, чтобы у вас в поезде не пили?

– Может быть, пьют, но не успевают стать пьяными, – сучит ногами подруга.

– Послушай, а вот расскажи подробно, что там есть? Кресло удобное? Не холодно? Туалет чистый?

– Чистый туалет. Не холодно. Чисто, удобно, светло и тепло. И мухи не кусают.

– В нашем поезде? Не смеши! Чисто… А вот мне тут одна сказала, что там есть бизнес-класс? Может быть, туда купить билет?

– Купи.

– А что ты так отвечаешь?

– Как?

– Невежливо! Вот как! У вас там все такие?

– Нет, тетя Аня, только я.

– Так мне брать бизнес-вагон? Он лучше? Безопаснее? Чище? Теплее?

– Не стоит, тебе будет и в обычном хорошо…

– Но мне сказали знающие люди, что в бизнес-вагоне люди поприличнее!

– В обычном тоже приличные.

– Да? Так ты хочешь или нет, чтобы я приехала? Мы же столько не виделись!

– Хочу, – отвечает подруга и глазами посылает мужа за второй пачкой сигарет.

– Тогда скажи: а вагон по пути не отцепят? И не прицепят к другому поезду? У вас же там бардак кругом! Я все помню!

– Тетя Аня. Слушай внимательно. Тебе надо взять билет в пломбированный вагон, ты поедешь, как Ленин, тебя подвезут прямо к броневику на Финляндском вокзале, а там я буду стоять справа в уголке, в руке красная гвоздика, спутница тревог. Ждем.

– Вот это другое дело, – выдохнула тетя Аня. – В пломбированном вагоне я буду намного спокойнее, только еды надо побольше взять, вдруг буфет тоже будет запломбирован.

Что ты делаешь со мной, тихий саксофон? Иногда только, снисходительно, клавишным даешь пару минут, а потом льешь и льешь, разливаешь по опустевшей после празднеств гостиничке, еще поблескивающей дождем новогодним, льешь свою музыку, и невозможно уйти и оторваться от окна. А в нем замерзший залив, по нему раскиданы нахохлившиеся черные птицы, рыбаки, каждый далеко друг от друга… Хуторяне. А сегодня эти черные птицы исчезли с залива и перекинулись на ветки деревьев, прикинулись воронами. Холодно и туман.

Вчера по заливу ходили люди, зачем-то подходили к рыбакам, делали их снова одинокими, зачем… Где люди, там всегда одиночество. И только с музыкой, что же ты вытворяешь со мной, саксофон… И только с тишиной зимнего сна… И только с девочкой, восемнадцать не больше, которая спрашивает: вам первее что принести? кофе или сырники?