Земли Короны; графство Эрроубэк (герцогство Альмера)

Как раз в этот момент лампа затрещала и выбросила горсть искр. Они взлетели стайкой светлячков над плафоном, и крохотный этот фейерверк подчеркнул торжество Марка Фриды Стенли.

– Думается, я успешно прошел испытание, не так ли?

Дед ухмыльнулся, топорща усы. Отложил дудку, сложил руки на животе и сказал:

– Жена пилила Джека-Плотника за то, что у него все хуже, чем у соседа: дом ниже, денег меньше, лошаденка старше. Джек-Плотник возразил: «Зато у меня есть альтесса, а у него – нет». Жена рассмеялась: «У тебя? Альтесса?.. Да кому ты нужен, лентяй нищий!» Джек обиделся. Подговорил одну девицу, привел к себе домой и говорит жене: «Знакомься, жена: вот моя альтесса!» Жена возьми да и спроси девицу: «У Джека на заднице есть родинка. Если ты альтесса, то должна знать: справа или слева?» Девица ответила: «Справа». Жена рассмеялась: «А вот и нет!» – и прогнала ее. Прошло время, Джек подговорил другую, снова привел домой: «Вот, теперь-то у меня точно альтесса появилась!» И в доказательство поцеловал девчонку. Но жена снова за свое: «Ты должна знать: у Джека родинка на заднице справа или слева?» Девица, конечно, ответила: «Слева». Жена: «Ха-ха-ха! Выдумщица!» – и прогнала ее. Ну, тут Джек совсем озлился. Позвал в баню свою кумушку, разделись, Джек взял в руки одно зеркало, кумушке дал другое: «Ну-ка, покажи мне: где там на заднице проклятая родинка?!» Поводили зеркалами, совместили как надо, Джек рассмотрел: родинка не слева и не справа, а сверху. Тут в баню зашла жена. Видит: Джек с дамочкой, оба голые и почему-то с зеркалами. Жена в крик: «Ах, вот кто твоя альтесса!» Джек в ответ: «Какая альтесса – просто кума! Зато я теперь точно знаю, где окаянная родинка. И ты, зараза, больше меня не подловишь!»

Внучок хохотнул. Марк тоже, ради приличия, хотя смешно не было ни капли.

– Забавно, ага. Прямо умора. А теперь поясни: что ты хочешь этим сказать?

Дед промолчал. Внучок неуверенно произнес:

– Я думаю, Ворон, мораль такая: если бы герцог хотел рассмотреть родинку на своей заднице, он бы не позвал нас троих, а нашел кого-то покрасивше.

– Так я неправ? Быть не может!

– Поживешь с мое, – хмуро ответил Дед, – узнаешь: словами «не может быть» люди отрицают очевидное. Сам герцог Эрвин сказал мне, что не знает похитителя.

– Он мог утаить от тебя.

– Этого не было.

– Как ты можешь знать? Не только философ, но еще и правдовидец? А может, ты к тому же…

Дед щелкнул дудкой по столу. Негромкий звук вышел, но хлесткий. В лице Деда нечто переменилось, и Марк вдруг понял всю истинность поговорки: «Молчание – золото». Вот прямо сейчас лучше всего – проглотить язык.

– Первое: герцог послал бы на дело кайров, а не бандитов. Второе: кайры не пошли бы в гостиницу. Ни к чему плодить свидетелей, а потом их убивать. Заночевали бы на снегу – северянам это раз плюнуть. И третье. Если герцог и есть вор, то он давно уже отдал бы под суд бургомистра с лейтенантом. Благо, улик хватает.

Марк так и сел.

– Твою Праматерь…

Дед ткнул чимбуком ему в нос:

– Сколько тебе лет?

Марк хотел огрызнуться: «Какого черта?» Но что-то в дедовом лице намекало: вот прямо сейчас лучше не спорить. Совсем.

– Тридцать девять.

– Не хули Праматерей. Этому деток учат в четыре годика.

– Угу.

– И не кусай руку, с которой ешь. Это знают даже месячные щенки.

– Прости, Дед. Я ошибся.

– Повтори.

– Я ошибся, Дед.

– Больше не ошибайся.

– Да, Дед. Больше не ошибусь.

Седой посмотрел на него еще, а потом… Не улыбнулся, не расслабился (ведь и не был напряжен), но как-то пошевелился – и стал прежним пастухом с дудкой.

– Куда пойдем? – спросил Дед.

Марк перевел дух и почесал затылок. Да уж, сесть в лужу – не самое приятное чувство.

Изначально он думал назвать Ориджина похитителем ради проверки: поглядеть на реакцию Деда – не знает ли тот больше, чем говорит. Но для такой деликатной беседы нужен был подходящий момент. Марк ждал этого самого момента, а покуда длилось ожидание, все больше любовался своею гипотезой. Ведь красиво же складывалось: и мотив у герцога имелся, и возможность. И особенно нравилась Ворону догадка, что похититель Предметов заранее знал о штурме. Очень уж многое встает по местам, если допустить это. А кто мог заранее знать про штурм? Да только герцог Ориджин!..

И вот, увлекшись версией, упустил из виду вопиющие дыры. Отупел на Севере, дурачина! Теперь трудись, восстанавливай репутацию…

Марк сказал без былого апломба:

– Эти бандиты не стеснялись пускать кровь. В столицу они направились или в Альмеру – в любом случае, их путь отмечен трупами. Пойдем к тому, кто знает про все убийства.

– Шериф в каждом городке свой. Будем опрашивать всех?

– Шерифы-то разные, а вот управитель налогов один на целое баронство. Если человек умирает, он перестает платить налоги, верно?

Джонас держал кузню в трех милях от села Белый Камень. Почему так далеко? Может, потому, что Белый Камень в Альмере, а джонасова кузня – уже в Землях Короны, где налоги с мастеров ниже. Но скорее, причина – в нелюдимом нраве Джонаса. Кузнец был убежден, что люди – те же бараны, только шерсти с них меньше, а шуму больше. Сколько в нем было способности любить, всю обратил на инструменты и благородную сталь. Семьи не завел, слуг не имел, держал при себе лишь одного помощника и двух подмастерьев. Помощник вел домашние дела, стряпал, привозил все, что требовалось, и следил за лошадьми. Подмастерья трудились вместе с Джонасом с утра до ночи. Заказов хорошему кузнецу всегда хватает – даже тому, кто живет на отшибе.

После обеда девятого декабря Джонас послал одного подмастерья в Белый Камень – отвезти заказы, а второго в Йельсток – поменять деньги на вексель. Обоим разрешил вернуться десятого. Тот, что подался в Йельсток, получил от кузнеца на дорогу и кров целую глорию. Обремененный крупной монетой, он стал выбирать гостиницу и – сам не заметил, как так вышло, – очутился в борделе. Его можно понять: часто ли подмастерью выпадает развлечься от души?.. Настолько паренек увлекся процессом, что вышел на улицу незадолго до полудня и без единой звездочки в кармане. Имел при себе только джонасов банковский вексель – а им с извозчиком не расплатишься. Так что волей-неволей парень отмахал пешком все девять миль обратного пути и явился в кузню перед сумерками.

А тот подмастерье, что был послан в Белый Камень, еще вечером доставил все заказы и заночевал у родителей. Мать – прославленный мастер свар – всю ночь допекала его упреками. «Пятый год служишь, а все подмастерье! Когда уже сам кузнецом станешь? Дождусь от тебя хоть агатку в помощь? Даром я тебя рожала!» За ночь насытившись родственным общением, юноша с рассветом пустился в обратный путь. Когда до кузни оставалось полмили, он заподозрил неладное: дымный хвост, тянувшийся к небу, был слишком густым и разлапистым для печной трубы. Подойдя ближе, подмастерье обмер. Пред ним предстала примерно та же картина, какую теперь – три месяца спустя – наблюдал Ворон Короны.

Одно было совершенно ясно: кузнец Джонас больше не платит налоги в казну. От кузни осталось перекрестье обугленных балок, а от самого Джонаса и его помощника – футовые ямки в земле. Копать мерзлый грунт – то еще удовольствие, особенно – если рядом лежат два обгоревших тела. Потому крестьяне, придя после пожара, не стали рыть привычные погребальные колодцы. Кое-как вгрызлись в мерзлоту на пару футов, бросили тела, засыпали землею, оттарабанили молитву – готово.

– Бедолага Джонас, – сказал Рыжий. – Зачем поставил кузню в лесу? Жил бы в селе – остался бы цел…

Ворон еще разок обошел пепелище. Оглядел следы: их почти не осталось, а те, что были, принадлежали селянам. Проверил тропки: сломанные ветви на деревьях, задубелые кучи навоза, отпечатки копыт… Да, все верно – бандиты пришли сквозь лес со стороны Йельстока, а ушли в сторону Смолдена, оставив по себе… хм… вот это.