Выбрав профессией копание в человеческих пороках, я не мог не согласиться с мудрецами, которые давно раскусили человека!
Без четверти пять Бугрим позвонил.
– Надо увидеться, – сказал он.
Я назвал адрес кафе. Спустя пятнадцать минут из тойоты неторопливо вышел грузный и элегантный Бугрим. Я предложил кофе, но Бугрим отказался.
– Не знаю, насколько это вам поможет, но хотел бы, чтобы вы увидели место, где всё произошло, – сказал Бугрим.
– Никогда не знаешь, где найдёшь, – сказал я. – Я готов.
– До бухты Теляковского четыре с лишним часа хода. Выедем завтра в семь. Жду вас на пирсе в Спортивной бухте.
Бугрим не доверял телефону и, безусловно, был прав.
Утром следующего дня без десяти семь я был у яхт-клуба «Тихий океан». Бугрим уже ждал. Он был в джинсах, белых кроссовках и синей ветровке. Едва мы ступили на яхту, она тут же отошла от причала, вырвалась из бухты и, набрав скорость, понеслась к югу. Управлял яхтой мужчина лет пятидесяти пяти в капитанской фуражке, в тельняшке, с оранжевым платочком на загорелой шее. Капитан был не брит, в зубах держал мундштук без папиросы.
– Капитан Флинт! – представил Бугрим.
Капитан окинул меня равнодушным взглядом, слегка кивнул. Мы спустились в каюту.
– Его зовут Николай Сергеевич. Когда-то он работал штурманом на плавбазе. Но все его знают как капитана Флинта. У него вздорный характер.
Спустя полчаса в каюту вошёл пожилой повар в белом переднике, подал яичницу с сосисками, бутерброды со сливочным маслом и кетовой игрой.
Бугрим ловко орудовал ножом и вилкой. Прежде чем сделать глоток сока, аккуратно промачивал рот салфеткой. Если бы я не знал, что передо мной один из лидеров преступного мира, мог бы принять его за преуспевающего менеджера, получившего воспитание в хорошей семье. Но мне было известно, что мама Юрия Вениаминовича всю жизнь проработала на рыбокомбинате рабочей, а отец был грузчиком в порту, спился и рано умер. Сам Бугрим в драке убил человека, получил семь лет строгого режима, отсидел от звонка до звонка. Кто знаком с миром отечественных исправительно-трудовых колоний, тот оценит этот факт. Если человек не освободился досрочно, значит он не сотрудничал с администрацией колонии. А это, в свою очередь, означает, что он не вылезал из штрафных изоляторов, месяцами сидел на воде и хлебе, подвергался избиениям и издевательствам. Кто всё это прошел, того трудно ввести в заблуждение.
Километров через тридцать мы покончили с завтраком. Бугрим заказал кофе. Повар принёс две чашечки эспрессо и две рюмки рижского бальзама. Сделав по глотку того и другого, Бугрим откинулся на спинку дивана, внимательно посмотрел на меня. И вчера во время ужина, и сейчас на яхте я постоянно ловил на себе взгляды Бугрима. Он продолжал изучать меня.
– Откровенно говоря, – сказал Юрий Вениаминович, – я удивлён, что вы согласились на эту поездку.
– Почему? – в свою очередь удивился я.
– Море. Оно не оставляет следов. И идём мы в место глухое.
– Я не чувствую опасности.
– Обо мне ходит много легенд.
– В них нет правды?
– Дело не в правде. Дело в интерпретации. По версии правоохранительных органов, я – бандит.
– А это не так?
– Это версия государства. А это совсем не значит, что это правда.
Бугрим поднял рюмку с бальзамом, посмотрел на свет.
– Одиннадцать лет назад я убил человека, – сказал Бугрим, пригубил бальзам, лукаво взглянул на меня. – Ну, вы знаете… Так сложились обстоятельства. С тех пор ношу клеймо убийцы. Но если бы у меня под рукой оказалась росгвардия, полиция, служба госбезопасности, парламент, прокуратура и суд, уверяю вас – мой портрет повесили бы во всех кабинетах страны. Так что дело не в том, что вы сделали. Дело в том, какими возможностями вы обладаете.
Метрах в трёхстах от нас на юг шло судно, выкрашенное в синий цвет. Оно было похоже на танкер, но для танкера слишком мелкое.
– Бункеровщик, – сказал Бугрим. – Идёт в Пусан. В его бункерах – ворованное топливо.
– Откуда вы знаете? – удивился я.
– Я отвечаю за эту операцию. Топливо по дешёвке продадут корейцам, деньги лягут на счёт губернатора.
– Вы не боитесь говорить мне об этом?
Бугрим усмехнулся.
– Было бы время, я показал бы вам краболовов, которые тоже работают на губернатора. Улов продают японцам за валюту. А ещё я мог бы показать деляны, откуда нелегально выбирают лес для китайцев. Выручка тоже идёт губернатору. И золотодобывающие артели несут свою долю губернатору. А ведь кроме губернатора есть его замы, начальник ФСБ, начальник краевого управления полиции, начальник налоговой инспекции, прокурор края… Как вы понимаете, никто из них не может заниматься ни краболовами, ни кедрачом. Им нужны мы. Но в таком случае возникает вопрос: кто на самом деле организованная преступная группировка – мы или они?
– Никто вас не заставляет гнать бункеровщик в Пусан.
– Вы полагаете? – насмешливо посмотрел на меня хозяин яхты.
– А разве не так?
Бугрим подумал.
– Хорошо, – сказал он. – Давайте представим, что вы, следователь по особо важным делам, расследуя дело о коррупции, вышли на свое руководство. Более того, узнали, что в криминальной схеме задействованы практически все сотрудники Следственного комитета. Что будете делать?
Теперь задумался я.
– Вот видите, – усмехнулся Бугрим, не дождавшись ответа, – не всё так просто. Если вы проявите принципиальность и продолжите расследование, в лучшем случае вас выгонят с работы. В худшем – подбросят наркотики и посадят. Или просто убьют.
Я вспомнил Колю Харитонова. Когда он привёз из Казани доказательства того, что золото вывозили за рубеж военно-транспортными самолетами, замаскированными под «Аэрофлот», его тело обнаружили в Москве-реке.
– Вы никогда не жалели о том, что избрали профессию следователя? – спросил Бугрим.
– А почему я должен жалеть? – сказал я, стараясь сохранить спокойный, равнодушный тон.
– Потому что вы должны защищать то, что в нашей стране защитить в принципе невозможно.
– Вы говорите о законе?
– Разумеется.
– Почему же его невозможно защитить?
– Очень трудно защищать то, что не имеет постоянной величины.
– Вы считаете, что расследование, которое я провожу, не имеет смысла?
– Поживём – увидим, куда оно вас заведёт, – сказал хозяин яхты. – Может быть, вас за ваше рвение самого отдадут под суд.
Это была весьма здравая мысль. Но я сказал:
– У вас слишком мрачный взгляд на жизнь, Юрий Вениаминович.
– Это взгляд не на жизнь, – вздохнул Бугрим. – Это взгляд на государство, в котором закон играет роль пистолета: в чьих он руках – тот и прав.
Мы помолчали. Повар принёс новый кофе, подлил в рюмки бальзам.
– Надо признать, Андрей Васильевич, – прервал молчание Бугрим, – нам с вами досталась не самая лучшая среда обитания. Здесь накопилось столько противоречий, что будь это физическое тело, оно бы от внутреннего давления давно разлетелось на куски.
– Но ведь не разлетелось!
Бугрим махнул рукой.
– Это вопрос времени. Иногда мне приходится бывать в компаниях чиновников разного уровня. И везде наблюдаю одну и ту же картину. Достаточно господам пропустить по паре рюмок, как все они начинают клясться в безумной любви к Родине. Но я-то знаю, на какие деньги они живут, кого и за сколько покупают, как расправляются с партнёрами… В этом главное противоречие – между публично провозглашёнными целями и целями, непровозглашёнными. Именно эти, непровозглашённые цели, и лежат в основе их поведения.
Видимо, мысли, которые излагал Бугрим, давно не давали ему покоя, и он, воспользовавшись случаем, избавлялся от них.
– Как это ни прискорбно, – продолжал хозяин яхты, – но надо признать: в России сформировался новый, совершенно ужасный, тип человека – с повадками раба и желаниями монстра. Он усвоил: человек – червь. На этом понимании и стало строиться его поведение. Как сперматозоид к яйцеклетке, так этот гомункул изо всех сил стал стремиться занять какую-нибудь должность. Потому что именно там формируются правила жизни. Кто не попал туда, терпеливо ненавидит тех, кто попал. А кто попал – реализует свои желания: унижает, ворует, мстит. Те, которые не попали в чиновники, и те, которые попали – ничем не отличаются друг от друга. Это один и тот же материал. Вот почему армия чиновников в России никогда не меняет своей сути. Вся система жизни в этой стране устроена так, что нужно обманывать, подкупать, предавать. И даже убивать. Ведь на каждой должности – от маленького клерка до самого верха сидит тот самый гомункул. В таких условиях может выжить только худший.
