– Почему трое? – удивился Найденов.

– Киллер – раз. Водитель – два.

– А может, киллер сам сидел за рулём?

– Киллер должен был думать не только о том, чтобы расстрелять генерала, но и о том, чтобы ни одна гильза не упала на дорогу. Он не мог быть ещё и водителем.

– Логично.

– Третий тот, кто остановил машину. Вопрос: как он это сделал?

– Имитировал поломку машины.

– Имитировал поломку машины… – повторил я, словно эхо. – Раннее утро… Едва рассвело… Машина генерала идет со скоростью 150 километров в час…

– Почему 150?

– Ну, 140. Ты видишь, как здесь носятся фуры? А чтобы на такой трассе ауди шла с меньшей скоростью, представить трудно. И вдруг он видит стоящую на дороге машину, голосующего водителя. Остановился бы он? Какой-нибудь капитан на жигулях остановился бы. Генерал на ауди – никогда. Кроме того, не забывай: если он действительно был завязан в криминальной схеме с алмазами, он обязан был быть подозрительным. Он проехал бы мимо.

– Но он остановился!

– В том-то и дело! – выдохнул я. – Что его могло остановить?

– А что, если он знал того, кто его остановил? – предположил подполковник.

Я хлопнул Найденова по плечу.

– Акимыч, ты определённо сегодня в ударе! Если его остановил человек, которого он хорошо знал, зажигалка наверняка его.

В Смоленск мы вернулись около шести вечера. Снова заехали к сестре Найденова. На этот раз сестра была дома. Она сварила картошку, нажарила котлет, выложила на блюдце маринованные грузди. Акимыч достал из холодильника бутылку водки. Всё было невероятно вкусно!

Поужинав, сытые и расслабленные, мы перешли в комнату, прихватив по рюмке коньяка.

– Как думаешь, сколько людей кормилось от этой криминальной схемы? – спросил я.

– Думаю, не много, – разумно рассудил подполковник. – Но это были очень важные люди.

– Командующий стратегической авиацией мог быть в деле?

– Несомненно!

– Министр обороны?

– Само собой.

– В таком случае, кто мог покуситься на их интересы?

Найденов посмотрел на меня.

– Насколько я понимаю, зажигалку не оформлять протоколом? – спросил он.

– И не отдавай военным следователям, – сказал я. – Сними только отпечатки.

Август выдался жарким. Казалось, землю подтащили к солнцу, и теперь не было спасения от этой космической жаровни. Даже ночью. Тонкая перкалевая простыня грела как одеяло, а вентилятор гонял тёплый воздух, создавая слабую иллюзию прохлады. Движения стали заторможенными, мысли – ленивыми. Хотелось к морю.

В эти дни я часто вспоминал моих новых знакомых, Ивана и Марту, представлял их у реки и ужасно завидовал им. Мысленно следовал за ними в тени кустарников, бродил босиком по траве, подолгу не вылезал из реки… В такую жару Марта, должно быть, в широкополой шляпе сидит у мольберта. Интересно, что она рисует? Наверное, что-то очень конкретное: узор на спине жука, ажурные наличники на старом доме, прожилки на лопухах… Насколько я успел понять, у неё очень конкретный взгляд на окружающий мир. Я ещё раз пожалел, что совершенно не умею рисовать. Но если бы умел, непременно попытался бы нарисовать август. Я не представлял, как это можно сделать. Ведь ни серебристое облако из крылышек стрекозы, зависшей над тёплой водой, ни разомлевший от жары подорожник, ни расплавленный горизонт – ничто не в состоянии передать то смиренное блаженство, в которое словно в тигле переплавляются зной и тайная радость от ощущения, что тебя пронзают солнечные мечи. Нужно быть достаточно сумасшедшим, чтобы изобразить то, что можно только ощутить.

Именно в эти жаркие дни на Ильинке взлетел на воздух бронированный мерседес заместителя министра финансов Ставраки. Постовой полицейский и один из выживших охранников видели того, кто подложил под машину магнитную мину. Это был мужчина лет шестидесяти, а, может, и старше. На нём балахоном висел тонкий светлый плащ, лёгкая белая шляпа с широкими полями бросала тень на лицо. Аккуратная седая бородка придавала облику мужчины вид чудаковатого, старомодного профессора. В правой руке мужчина нёс полиэтиленовый пакет. У мерседеса он споткнулся, упал, выронил пакет. Из пакета посыпались апельсины, часть их закатилась под машину. Поднявшись, «профессор» неловко начал собирать фрукты. Видимо, когда доставал апельсины из-под машины, тогда и прилепил под днище мину.

Всё это зафиксировали видеокамеры. Раз пятьдесят я смотрел записи, пытаясь разглядеть что-то особенное, но ничего не заметил. Рост у мужчины был выше среднего. Бородка, видимо, накладная. Мне показалось, что на самом деле мужчина был моложе того возраста, который изображал. Но, надо сказать, роль пожилого интеллигента он сыграл хорошо. Неуверенная походка, неуклюжее падение, неловкие движения при сборе апельсинов… Заложив мину, он так же неторопливо ушёл. Потрясающее хладнокровие!

Ситуация была похожа на убийство заместителя губернатора Нижегородской области Гроздина – тот же трюк с переодеванием. Здесь киллер переоделся священником. Выхватил из-под рясы пистолет, одной пулей уложил Гроз-дина, четырьмя – двух охранников и растаял, будто его и не было.

В списке странных убийств, который я составил, значился и московский журналист. Его зарезали за то, что пытался выяснить, каким образом из страны нелегально вывезли 800 тонн золота, принадлежащих частным золотодобывающим компаниям. Я поднял материалы уголовного дела, которое вёл мой коллега Коля Харитонов. В деле лежали бумаги, подтверждающие, что 800 тонн российского золота действительно поступили в один из Бельгийских банков. Но если это так, то это должна была быть очень серьёзная операция, в которой были задействованы государственные чиновники самого высокого уровня!

После трех недель жары пошли дожди. Они начались ночью. К полуночи небо затянуло тучами, сверкнули молнии, громыхнул гром и полились вода. Стало прохладно, свежо и покойно. Впервые за последние дни, распахнув все окна, я спал крепким сном.

Дождь лил весь день. К вечеру прекратился, выглянуло солнце, над Сокольниками выгнулась радуга – весёлая, как детская игрушка. Иван позвонил именно в эту пору.

– Напрасно вы не поехали с нами, – сказал Иван. – Это была замечательная поездка. Марта сделала множество рисунков. Она так увлечённо работала, что даже я взялся за кисть. Но в основном рыбачил. Как жаль, что вас не было!

Иван пригласил меня в гости.

– Мы должны отчитаться перед вами о поездке, – сказал Иван. – Кроме того, Марта очень хорошо готовит.

Договорились встретиться на следующий день в семь вечера. Я купил две бутылки шампанского, коробку конфет и белые розы.

Марта жила на Гарибальди в новом кирпичном доме на десятом этаже. Квартира была небольшая, двухкомнатная, с лоджией, отлично отремонтированная и со вкусом оформленная. Комнату и кухню разделяла арка, будто встроенная в книжный шкаф. На стенах висели три десятка рисунков, привезённых из Плеса. Как я и предполагал, в большинстве это были детально прописанные карандашом одуванчики, крапива, васильки, божья коровка… Марта была бы непревзойдённым иллюстратором учебников по ботанике. Но я не мог этого сказать вслух.

Среди малоинтересного гербария моё внимание привлекла лишь одна работа, написанная маслом. Вблизи картон можно было принять за палитру, но метров с пяти краски начинали плавиться. Жёлтый цвет нескольких оттенков отдавал жаром, погрузив в сон кусты и поля. Это было лето, увязшее в пчелиных сотах.

Готовила Марта действительно превосходно. Она выставила на стол салат из грецких орехов и сыра, острый лобио, хачапури и великолепные голубцы. Пока мы рассматривали этюды, шампанское в холодильнике остыло. С него мы и начали.

Марта была в белых брюках и белой свободной блузке. Иван – в защитного цвета брюках и белой футболке, плотно облегавшей его мощный торс. От моих друзей исходил запах ветра и трав. Потом я понял, откуда такое впечатление: Марта пользовалась туалетной водой с тонким, едва уловимым запахом полевой свежести.