Андропову посчастливилось избежать репрессий во время проходившей в 1950 году чистки карельского партийного руководства, и в следующем году, по особому указанию Центрального комитета партии, его перевели в Москву. Когда Андропов работал в Карелии, некоторые влиятельные люди, поддерживавшие его в Кремле, обратили на него внимание как на подающего большие надежды работника, и он получил повышение. После двух лет работы Андропова в Москве в его карьере произошел новый поворот: его перевели в Министерство иностранных дел, где ему было дано особое поручение – курировать отношения Москвы со странами Восточной Европы. В 1954 году Андропова направили в Будапешт в качестве советского посла в Венгрии. Пока он там был, произошли события, имевшие решающее значение для будущего этой страны.
Смерть Сталина в 1953 году стала для Советского Союза и его союзников началом новом эпохи. Казалось, что контроль Москвы будет ослаблен. Ощущая приближение реформ, восточногерманские рабочие вышли на улицы, на демонстрации. В Чехословакии и Венгрии происходили забастовки, но авторитарные коммунистические правители Восточной Европы быстро восстановили порядок. В Москве к власти в Кремле пришла новая группа руководителей во главе с Никитой Хрущевым, которая, как казалось, поддерживала возрождение гласности. Процесс реформ принял удивительный оборот, когда, выступая вечером на съезде партии, состоявшемся в феврале 1956 года, Хрущев осудил Сталина как «жестокого» руководителя, на котором лежала ответственность за ужасные преступления и кровавый террор. Заявить об этом было все равно, что снять крышку с кипящего котла. Для народов Восточной Европы наконец-то, как казалось, стали возможными перемены. В июне 1956 года польские рабочие вышли на демонстрации, протестуя против условий труда, и вскоре это движение вылилось в противостояние самому государству. В столкновениях с полицией десятки демонстрантов были убиты и сотни ранены. Был назначен новый руководитель, Владислав Гомулка. Надеялись, что его достаточно уважают, чтобы он смог объединить страну. Народные ожидания перемен продолжали нарастать. Наконец в Варшаву прилетел сам Хрущев, пригрозивший ввести советские войска, чтобы восстановить порядок. Было достигнуто временное соглашение. Разрешалось провести некоторые реформы, но Гомулка пообещал быть хорошим союзником и сторонником Варшавского договора.
Еще более масштабная демонстрация народовластия произошла через несколько месяцев в Венгрии. И здесь уличные протесты переросли в полномасштабное противодействие государству. Венгерский руководитель попросил о помощи советского посла Андропова, и он пообещал, что 30-тысячное советское войско возьмет Будапешт в кольцо и восстановит порядок. Однако последовавшие за этим яростные столкновения только разозлили венгров. Как и в Польше, здесь тоже начали искать нового руководителя, который, как надеялись, сможет стабилизировать ситуацию. Этим человеком стал Имре Надь. Однако при нем беспорядки усилились еще больше, вылившись в большое восстание против советского правления. И в начале ноября в Будапешт тоже были направлены советские войска, на этот раз вместе с танками. Кровавые бои на улицах Будапешта шли нескольких недель. Были убиты сотни советских солдат и тысячи протестующих венгров. Центр города был разорен. Венгры рассчитывали на военную поддержку Запада. Президент Эйзенхауэр и его советники в разгар президентской избирательной кампании знали, что, если смотреть на ситуацию реалистически, ничего сделать нельзя, и Венгрию оставили на произвол судьбы.
Во время этого кризиса Андропов как советский посол играл ключевую роль. Он решил сделать ставку на нового коммунистического руководителя Яноша Кадара, который при советской поддержке постепенно восстановил порядок. Десятки тысяч участников восстания были окружены, триста человек казнены, включая Надя, которого хитростью выманили из его убежища, и он был арестован сотрудниками КГБ, почти наверняка с попустительства Андропова. Хотя Хрущев и критиковал Сталина, но, судя по всему, мало что изменилось: новый советский руководитель был готов применять силу, чтобы обуздать мятежных союзников. Во время одного из самых серьезных кризисов послевоенного восточного блока Андропов помог Кремлю понять происходящее в Будапеште и посоветовал, как следует действовать. В течение нескольких недель он почти не покидал посольства, выезжая из него лишь в бронированном автомобиле, но продемонстрировал, что может сохранять хладнокровие во время кризиса. Один коллега сказал об Андропове: «Он был абсолютно спокоен, даже когда кругом свистели пули и когда все мы чувствовали себя в посольстве, как в осажденной крепости»[42]. Кроме того, и это было для Москвы важнее всего, Андропов доказал свою безграничную преданность и готовность отстаивать интересы советского государства[43].
Однако Венгерское восстание произвело глубокое впечатление на самого Андропова. У него возник – как он его позже назвал – «венгерский комплекс». Выглянув из окна своего посольства, он пришел в ужас, увидев, что мятежники повесили на фонарях офицеров венгерской секретной службы. События 1956 года оставили у Андропова на всю жизнь ощущение паранойи: его преследовала мысль о том, как быстро может рухнуть стабильное, казалось бы, однопартийное коммунистическое общество[44].
Через год после восстания в Будапеште Андропов вернулся в Москву, где его ждало дальнейшее продвижение по карьерной лестнице. Получив повышение, он стал членом Центрального комитета и был назначен начальником нового международного отдела. В его обязанности входила координация отношений с социалистическими странами не только в Восточной Европе, но и в Азии, включая Северную Корею и Китай. Андропов работал над этим 10 лет, помогая возращению Югославии в социалистический лагерь и налаживая отношения с Китаем Мао Цзэдуна – отношения, находившиеся на небывало низком уровне из-за фундаментальных разногласий между двумя странами по вопросу о роли революционного коммунизма в международных делах. Советские руководители все больше приходили к пониманию того, что в ядерную эпоху путь к социализму не обязательно должен приходить через войну с империалистами. Для китайцев же это было совершенно неприемлемо. Мао был решительным сторонником мировой революции. Он считал, что ради нее можно, если потребуется, пойти на насилие, и полагал, что Москва проявляет мягкость.
В те годы Андропов посетил много стран. Он побывал в Пекине, Белграде, Бухаресте, Восточном Берлине и Ханое. Но он никогда не покидал пределы стран социалистического блока и не бывал на Западе. Даже и теперь, когда он вошел в высшую партийную элиту, его полномочия были значительно меньше, чем у Михаила Суслова, первого секретаря Международного отдела и главного идеолога партии. И, разумеется, у него было гораздо меньше власти, чем у своенравного Хрущева, любившего активно заниматься международными делами и нередко принимать решения, не советуясь с коллегами. Эти годы были важными в холодной войне: усиливалось расхождение между Москвой и Пекином; строилась стена, которой предстояло разделить Берлин; проводились испытания нового поколения термоядерного оружия; произошел Кубинский ракетный кризис. В те годы Андропов занимал умеренную позицию, выступая против полного разрыва с Китаем и поддерживая ограниченные реформы в государствах-сателлитах. Но он не был либералом, и смещение Хрущева в 1964 году не помешало его восхождению по политической лестнице. Он оставался верен традиционному учению марксизма-ленинизма, написав ряд статей для партийных изданий с такими броскими заголовками, как «Ленинизм озаряет наш путь», «Дружба советских народов: неиссякаемый источник наших побед» и «Пролетарский интернационализм – боевое знамя коммунистов»[45].
В мае 1967 года Андропова назначили председателем КГБ, и в следующем месяце он был избран кандидатом в члены Политбюро. Это кадровое решение являлось одним из маневров, предпринятых после смещения Хрущева. Став новым советским руководителем, Брежнев пожелал заменить прежнего председателя КГБ, назначенца Хрущева, и поставить на эту должность своего человека. И благодаря тому, что Андропову поручили руководить центральным и принимающим решения органом, КГБ удалось сделать организацией, тесно связанной с партийной структурой, а не обособленной империей внутри государства. В КГБ работало, наверное, около полумиллиона сотрудников: он руководил шпионской и разведывательной деятельностью за границей. В каждом советском посольстве имелся резидент КГБ зачастую с немалочисленным штатом. Его одетые в форму сотрудники отвечали за безопасность огромной государственной границы. Кроме того, КГБ вел масштабную деятельность по обеспечению внутренней безопасности. Эта деятельность велась во всем мире и опиралась на огромную сеть платных агентов, действовавших при поддержке внештатных информаторов, которых было еще больше. В задачи КГБ входила слежка за членами партии внутри страны и за границей и наблюдение за обычными людьми. На каждом заводе, почти во всех учреждениях существовал свой отдел КГБ, сотрудники которого следили за гражданами Советского Союза.
