Литмир - Электронная Библиотека

Ладно, пусть будет боярышник, то бишь профсоюз творчработников. Какая разница? М– да … Чудо-дверь … Одни запрещающие знаки! Точно, любой другой! На громадных массивных глухих тяжелого дерева в бронзовом обрамлении входных вратах (слово «дверь» как-то тут неуместно) живого места нет от табличек: дымящаяся сигарета, собака, мужской силуэт в каком-то полосатом одеянии, женский в мини-юбке, велосипед двухколесный, две теннисные ракетки вперекрест (теннис-то тут причем?!) … Все перечеркнуто красной полосой.

Пора входить? Тем паче, что со мной нет ни собаки, ни велосипеда, ни даже теннисных ракеток, не говоря уж о девушке в мини-юбке. Вхожу … Необъятное помещение! Справа дверь в какой-то большой зал. Наверное, для съездов и конференций, для чего еще? Вдали слева виднеются несколько дверей, очевидно, там помещения поменьше. Продвигаюсь влево. На дверях таблички. Еще и еще. На ближней – перечеркнутая дымящаяся сигарета. На следующих, надо полагать, ведущих в клозеты, перечеркнутые женский (в мини-юбке!) и соответственно мужской (в строгом костюме – в чём ещё посещать туалет?) силуэты. Далее – дверь с чашкой дымящегося кофе (чая?) также с заветной красной чертой. Ниже еще один знак: с бутербродом на табличке. Бутерброд (уж не с черной ли икрой?) тоже перечеркнут.

Наверное, буфет, а красные линии на табличках – лишнее напоминание о том, что меня во сне угораздило попасть в эпоху раннего застоя – позже все свидетельства существования черной икры из жизни общества были изъяты. И то верно: к чему напоминать о том, чего на прилавках нет? И потом мини-юбка. Ох, и любили девушки 70-х эту форму одежды! Стало быть, застой. Да, конечно, это буфет. Ах, как здорово было бы отведать (господь с ней, с икрой) бутерброд с настоящей советской «любительской» или (пусть будет боярышник!) «докторской»! Увы, давно забытый вкус … Еще ребенком побывал в «Елисеевском». Дело было летом. Отцу выписали командировку в Первопрестольную, вот мы с мамой и присоседились. Запах, восхитительный и дразнящий аппетит запах «любительской», казалось, витал повсюду, не исключая даже бакалейного отдела, куда мы тоже заняли очередь. М –да … Как там в песне пелось: «Не забывается такое никогда …». Забудешь тут. Тогда колбасу и прочие сосиски с сардельками по ГОСТам изготавливали и из мяса. И было это задолго до того, как просвещенное человечество придумало вкусовые и прочие добавки с консервантами, обеспечивающие изделию лишь соответствующий товарный вид и похожий запах. Сейчас? Пожалуй, в мини, супер– и мегамаркетах впору вывешивать вот такие же запрещающие таблички, банящие колбасу как оружие массового поражения …»

С надеждой открываю дверь, но откуда-то свыше раздаётся громкое и со стальными нотками: «Вход только для делегатов съезда! Вход только для делегатов с…».

В сердцах хлопаю дверью. И вот так всегда! Даже во сне …

Выхожу и оборачиваюсь: еще одна, теперь уже стеклянная, дверь с надписью: «ТЕН АДОХЫВ», тоже, конечно, с красной полосой.

Быть того не может, чтобы всегда было «ТЕН АДОХЫВ». – В крайнем случае – «МАНЕВ ОП ЙОВТИРБ»!

Между тем наступило то самое пограничное состояние между бодрствованием и сном, что предшествует звонку будильника. Пора было переходить к объективной реальности. Раздавшаяся трель нашего « соловья» только подтвердила мои опасения».

И жалею, и зову, и плачу…

… «When I find myself in times of trouble

Mother Mary comes to me

Speaking words of wisdom, “Let it be…”

Боже, как всё надоело! И бритье в том числе. Скоро шестьдесят, а всё никак не привыкну к процессу выскабливания морды лица. Ну вот, опять порезался, чёрт! Кровищи-то, чёрт! Слышала бы мама, сразу бы сделала замечание: «Витя, ты опять чертыхаешься! Не смей, сынок…». На склоне лет мать, учитель биологии с 45-летним стажем, прежде убеждённый атеист, стала набожной, церковь посещать начала. М-да … Уже десять лет, как некому мне сделать замечание… Мама ушла после инфаркта … Ленка? Ленка не в счёт: «Жили-были старик со старухой. Жили они тридцать лет и три года». Ровно тридцать три года свадьбе в этом сентябре! Тридцать три… М-да… Эта никогда не обращает внимания на подобные пустяки. Спокойная русская женщина. Такими, наверное, наши женщины и должны быть. И ещё терпеливыми. Как Ленка! Меня столько лет терпит… Героиня… Спит ещё. Законный выходной, понимаешь…

And in my hour of darkness

She is standing in front of me

Speaking words of wisdom, “Let it be…”

Боже, как всё надоело…

Набирается сил. Актуально! Сегодня внучка должна нагрянуть! (Нет, всё же не всё надоело!). Ах, уж эта егоза! Дар Божий! Если бы не она, как ещё терпеть эту немилосердную действительность?.. Четыре года всего, а уже с гаджетами «на «ты». Сама в планшете находит любимые мультики. М-да… Дитя айтишное. Вся в папочку … Хотя лицом, конечно, в мамочку. Дочурка в детстве такой же была. То есть внешнее сходство налицо. А вот характер другой. Моя Ирина росла тихим, спокойным ребёнком, «не то, что нынешнее племя!». А эта! Двадцать кило первосортного динамита, а не внучка! Эта мне, старику, спокойно умереть не даст. Думаю, что и неспокойно умереть принцесса София тоже вряд-ли позволит … Как же она меня огрела обувным рожком в прошлое своё нашествие! Очень больно! И за что? За то, что осмелился сделать ей замечание: «Сонечка, нельзя разбрасывать игрушки по комнате!». Одно слово – львица, царственный знак зодиака … А у сильного, как известно, всегда бессильный виноват… М-да… Бессильный в данном раскладе – это я. Кто ж ещё? Так и глаза недолго лишиться. В результате неосторожного замечания… Я её так не люблю, эту Сёнькинь-Сёнькиню! Дочка в ходе последнего нашествия мне заявила: «Не говори ей так! Она всё повторяет и всем теперь говорит, что она их не любит!». Ну и что? Нормально! Почему Сёнькинь-Сёнькинь должна любить всех родственников подряд? Родственники – это неизбежное зло… Мне ли об этом не знать? Большая прежде семья разбилась на фрагменты после августовского путча и грянувшего затем капитализма, лихих 90-х и попыток всех, кто умел считать до 10, стать крутыми бизнесменами, а стало быть, взять большой кредит с поручителями, коими выступали менее охочие до миллионов родственники, оставшийся так и не выплаченным …

Что и говорить, если бы не София, то и радоваться-то нечему было на склоне лет. Карьеру не сделал. Так и просидел все годы заведующим отделом информации городской газеты. Всё мнилось: пока живу начерно, скоро «черновик» сменится «беловиком», напишу книгу всей жизни, стану известным писателем. Ан нет, и времени-то теперь уже нема …

Дочурка? У дочки своя жизнь: встречи, презентации, командировки – всё, что полагается ведущему менеджеру уважаемой фирмы. Кукуем, словом, с Ленкой по-стариковски в своём чёрно-белом мире: работа – дом и наоборот. Цветным он становится лишь когда привозят Сонечку… А в остальное время утешает, пожалуй, только неутешительная мысль о том, что в этом лучшем из миров дано (кто бы мог подумать?) процветать лишь посредственностям. Более одарённые вырождаются и, как продукт вырождения, восстанавливают против себя всю посредственность, выставляющую себя смыслом жизни… Кто не согласится с тем, что современный пессимизм является выражением бесполезности современного, гаджетизированного и деморализированного мира, пусть первым бросит в меня (пожалуй, что и бросят) камень!

Предаёмся на днях пагубной привычке (курение ныне сродни наркомании, если верить соответствующим эдиктам!) с Михал Санычем, как водится, во внутреннем редакционном дворике (раньше курили в его кабинете – главбух нашего издательского дома, понимаешь, ему по должности отдельный кабинет положен) и он вдруг задаёт невинный такой вопрос: «Вы себе сколько даёте?».

– Не понял. Что вы имеете в виду?

– Ну, сколько лет вы ещё себе даёте?

– Да нисколько не даю. Проснулся утром. Удивился, что живой ещё и пошёл жить дальше.

– А я себе пять лет даю.

Я удивлённо заглянул в глаза старому главбуху, многое, помимо цифр и отчётов, повидавшему на своём веку, ожидая продолжения, и он не преминул поразить меня ещё разок:

2
{"b":"720666","o":1}