Их тайком перевозили в Екатеринбург, над ними не было суда, приговора и даже официальной казни не удостоили. Как в Англии в случае с Карлом I или как во время любимой большевиками Французской революции в случае с Людовиком XVI. Тайно и суетливо после убийства смывали кровь в подвале, сжигали тела, заметали следы преступления. Первые лица советской власти во главе с Лениным никогда не признались, что убийство царя с семьей совершилось по их приказу. Ответственность переложили на нижестоящую организацию – на местный Совет.

9 мая 1918 года в Советской России был принят Декрет «О предоставлении Народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими».

Эта мера преследует две цели. Первая – как слышится и как написано: получить хлеб, которого не хватает на прокорм больших городов и армии. Справедливости ради надо сказать, что аховая ситуация с хлебом для городов и армии возникает в России не в первый раз за последние четыре года. Началось с непросчитанного вступления России в мировую войну.

Крестьян призвали в армию и отправили на фронт, соответственно, посевы сократились. Плюс – в армии крестьянин-солдат потреблял хлеба больше, чем у себя в деревне. Государство закупало хлеб у производителей по рыночным ценам. В ситуации войны и повышенного спроса на хлеб для армии цены соответственно пошли вверх. А это неприемлемые расходы для казны.

В конце 1915 года правительство попыталось реквизировать хлеб или принудительно скупать его у населения по низким ценам. На практике это не удалось. Армия снабжалась только на 40 процентов. В городах начались перебои с хлебом, затем беспорядки, вылившиеся в Февральскую революцию и отречение царя от престола.

Временное правительство, унаследовав хлебную проблему и оценив ее политическую опасность, ввело государственную монополию на хлеб. То есть никакой торговли хлебом, кроме продажи его государству. Но при этом повысили закупочные цены. Хлеба удалось в результате заготовить больше, чем в 1916 году.

Затем Временное правительство было свергнуто большевиками, и хлебная проблема перешла по наследству в новые руки. Большевики заключили с Германией сепаратный мир для того, чтобы заполучить себе солдат для Гражданской войны внутри России. Но условия этого сепаратного мира означали отказ большевиков от значительных территорий, дававших 35 процентов продовольствия.

Украина предлагала хлеб в обмен на поддержку большевиками ее курса на независимость, но украинское предложение было отвергнуто. Кроме того, старый государственный аппарат развален, включая службы хлебозаготовок, к тому же полный хаос на железных дорогах, перевозки блокируются массово возвращающимися с фронта солдатами. Но для большевиков хлеб в Москве и Питере, в будущей Красной армии, в пайках для бывших царских военспецов, – это вопрос удержания власти. На практике это означает расширение монополии хлебной торговли на другие дефицитные продовольственные и промышленные товары. А список дефицита растет с каждым днем. Никакой свободной торговли, кто торгует – тот враг народа.

Попытались ввести прямой товарообмен между городом и деревней. Не вышло, нет элементарных товаров, нужных деревне, заводы-фабрики не работают. Зарплаты не выплачиваются, инфляция огромная. За пустые деньги крестьяне никакого зерна государству не отдадут. А это все означает переход к реквизиции и конфискации хлебных излишков без всякого возмещения. Вот тут и появляется декрет 9 мая об особых полномочиях для изъятия хлеба.

Еще до Декрета изыманием хлеба в деревнях занималась Красная гвардия. Но к весне 1918 года стало ясно, что на эту силу полагаться опасно. Дисциплина в красногвардейских отрядах упала, пили, растаскивали конфискованные продукты, просто грабили, стреляли. Хлеба при этом поступало все меньше и меньше. В марте 1918 года от плана получили 36,5 процента хлеба, в апреле – 14 процентов, а в мае – 12 процентов.

После Декрета 9 мая началось формирование продовольственных отрядов – продотрядов. Это специализированные структуры с яркой особенностью: силовую поддержку им обеспечивают интернациональные формирования. В России к моменту Октябрьского переворота было около 5 миллионов иностранных граждан. До войны в 1914 году было около 1 миллиона 300 тысяч иммигрантов. Во многом это те, кого сейчас называют гастарбайтерами, в частности китайцы. Россия была на экономическом подъеме, строилась, ехали сюда за заработками. В результате войны добавились беженцы из Польши, Румынии, Сербии плюс пленные: австрийцы, болгары, венгры, немцы, чехи. Эти иностранцы оказались востребованы в качестве карательного сопровождения продотрядов. Это грандиозная находка большевиков. В деревне интернациональные отряды незаменимы. Они чужые, они жестоки, они выкачивают хлеб, они дают 100-процентную норму, а иногда в виде штрафа – 500 и 1000 процентов, давят крестьянские восстания. Вообще в Красной армии интернациональные полки составляли до 300 тысяч человек.

Большевистская продовольственная политика с ходу ломает все союзнические отношения между пролетариатом и крестьянством, которые были провозглашены во время Октябрьского переворота. Ничем рабоче-крестьянским с мая 1918 года в стране не пахнет.

Между тем с большевистской точки зрения эту политику не следует считать ошибочной. Декрет 9 мая имеет целью не только изъятие излишков хлеба. Вторая цель – политическая. Перенести наконец революцию в деревню, в самый многочисленный социальный слой России, начать в нем Гражданскую войну.

4 июня Троцкий в напутственном слове продотрядам сказал: «Наша партия – за Гражданскую войну! Гражданская война уперлась в хлеб». В той же речи Троцкий говорит продотрядникам: «Вы пойдете под знаменем советской власти в деревни крестовым походом на кулаков».

Упоминание кулаков никого не должно вводить в заблуждение. Хлеб будут забирать у всех подряд. Ленин прямо говорил: «Если вы будете называть трудовым крестьянином того, кто сотни пудов хлеба собрал своим трудом и даже без всякого наемного труда… а теперь отказывается сдавать его бесплатно, то такой крестьянин превращается в эксплуататора, хуже разбойника».

Под формулировку Декрета о деревенской буржуазии, спекулирующей излишками хлеба, в разной мере, но подпадают в деревне, за вычетом бедняков, все. Суть деревенской жизни – работать не покладая рук, вырастить хлеб, сохранить для будущего посева, семья чтобы не голодала, а остальное продать с выгодой и вырученные деньги пустить в дело и дальше кормить страну. Разве что иногда женщинам в семье – подарочки и детям – гостинчик.

18 мая 1918 года в газете знаменитого писателя Максима Горького «Новая жизнь» выходит его очередная публикация из цикла «Несвоевременные мысли». Казалось бы, ничего принципиально нового. Эти статьи идут начиная с апреля 1917 года. По форме, объему, стилю, быстроте реакции на публикации в других газетах, на актуальные события эти статьи Горького очень напоминают нынешние, привычные нам блоги. В отсутствие Интернета в 1918 году Горький – острый политический блогер.

18 мая он пишет: «Лишь изредка и случайно доносятся из «глубины России» голоса ее живых людей – вот почему я нахожу нужным опубликовать письмо, полученное мною на днях. «Нового у нас в селе за последнее время очень много, в особенности за прошлую неделю… К нам, в село Баську, приезжали красногвардейцы, около 300 человек, которые ограбили всех состоятельных домохозяев… а сколько, кроме того, ограбили разного добра у наших граждан, хлебом, мукою, одеждой, то тем и подсчета вести нет возможности, а у Сергея Тимофеевича взяли жеребца, но только не пришлось им воспользоваться, только доехали до села Толстовки, он и пал, около церкви. А сколько пороли нагайками людей, трудно и описать… это прямо ужасно».

За три дня до этого, 14 мая 1918 года, пишет: «Советская власть снова придушила несколько газет, враждебных ей. Бесполезно говорить, что такой прием борьбы с врагами – не честен, бесполезно напоминать, что при монархии порядочные люди единодушно считали закрытие газет делом подлым, бесполезно, ибо понятия о честности… вне интересов власти, безумно уверенной, что она может создать новую государственность на основе старого произвола и насилия».