– Ну, и долго ты пирожками давиться собираешься? – на пороге комнаты стояла Алевтина, распахнувшая дверь, как всегда, без стука.

Регина поперхнулась, не успев проглотить кусок, и долго откашливалась:

– Откуда Вы знаете?

– Я что, по-твоему, слепая? Или совсем дура? Давай-ка я тебя в столовку устрою, посуду там мыть или овощи чистить. До экзаменов еще три недели, потом, если поступишь ("Поступлю" – пробурчала Регина), еще два месяца, пока стипендию получишь, а так – сыта уж точно будешь. Лет-то тебе сколько?

– Позавчера семнадцать исполнилось.

– Что ж ты не сказала!?

– А что изменилось бы, если бы сказала?

Алевтина смотрела на девушку, не зная, что ответить. Потом снова повторила:

– В столовую работать пойдешь? – и уточнила: – Посуду мыть и картошку чистить?

Регина задумалась ненадолго. Она хорошо знала предметы, по которым предстояло сдавать экзамены, лишнее повторение и зубрежка ничего бы не дали, а вот в обморок хлопнуться на экзамене ей вовсе не хотелось:

– Пойду.

– Так идем, чего откладывать. Там моя подруга поваром работает, похлопочет, чтобы тебя временно, без прописки, взяли.

Вопрос с питанием был решен и Регина повеселела. Ее не напрягал труд на кухне, почерневшие от картофельных очистков руки хорошо отмывались каустической содой, в которой мылась посуда. Работала девушка всего четыре часа в день, так что времени на повторение предметов оставалось предостаточно.

Настал август, время экзаменов …

Все прошло так, как и было запланировано (кем? Региной? или кем-то свыше?). Девушка сдавала экзамены один за другим. На письменной математике решила задачи не рекомендуемыми двумя, а тремя способами, устную тоже сдала без проблем. Сочинение написано без ошибок, тема раскрыта так, как рекомендовано вышестоящими инстанциями, без отсебятины, своевольничания и юношеских взбрыков. Ну а обществоведение – это как книжку пересказать – память у Регины была с детства хорошая.

Во второй половине августа Регина увидела свое имя в списке зачисленных на первый курс.

Первая победа! Первое достижение! Как хочется об этом рассказать всему миру! Как хочется, чтобы за тебя порадовались!

Конечно, порадовалась Алевтина, конечно, порадовалась декан факультета, которая преподавала на курсе математику и принимала у Регины экзамен.

Девушка видела, что педагог довольна ее ответами и искренне рада, что не ошиблась, решив принять участие в абитуриентке. Но Регине хотелось большего. Ей хотелось, чтобы ею гордились близкие люди, знавшие ее с детства.

А потому, однажды вечером, когда соседки по комнате убежали за новыми впечатлениями в центр города, девушка написала три письма: Аде, Соне … и Анне.

( … только оказавшись в Ленинграде, оставшись в полном одиночестве, Регина поняла, как она скучает за матерью.

Девушка в сотый раз прокручивала в памяти всю свою коротенькую жизнь и искала для Анны оправдания: это грузинское воспитание настроило мать против дочери, это Толик постоянно пилил маму за падчерицу, это отец «загулял», когда мама была ею беременна, это покойная Маргарита не смогла найти с мамой общий язык, это она, Регина, сама была неласковой и смотрела волчонком, а мама … она хорошая, просто несчастная …)

***

Уже через неделю Регина получила ответы.

Соня радовалась за нее и поздравляла, написала, что у Анны родился сын, но они почти не видятся. Только однажды Ева пошла в гости к подруге, но та даже не показала ей мальчика, сказала: " Пока не окрещу, никому на него смотреть не дам! А то еще сглазят, как Гришеньку".

Ада в длинном письме рассказывала новости. Написала, что Нора тоже поступила в Педагогический институт, на иняз, что Марик совсем от рук отбился, работает в  ресторане, в оркестре, чем не порадовал ни Аду ни Додия. Сокрушалась по поводу того, что Регина не приехала поступать в Город у Моря и искренне не понимала, почему девушка уехала так далеко.

Напоследок Регина оставила письмо от Анны …

На конверте, почерком Анны, был написан ленинградский адрес дочери. А в конверте лежало нераспечатанное письмо.

Регина поняла, что мать даже не вскрыла его, словно отсекая всякую связь, словно еще раз давая понять: отстань, ты мне не нужна и неинтересна.

Регина разрыдалась, как никогда в жизни. К такой оплеухе она явно не была готова.

– Ну, и чего ты ноешь?-полюбопытствовала соседка по комнате:

– В институт просочилась не без помощи декантессы, чье-то место заняла, и слёзы горькие льешь? С чего бы это?

Регина вытерла глаза:

– Я сама поступала! Ничьё я место не заняла и никто мне не помогал!

– Да ладно тебе, сиротой казанской прикидываться! Знаем мы все про тебя, рассказали …

Регина, не желая вступать в бессмысленные споры, а тем более оправдываться, вышла из комнаты и отправилась искать Алевтину, думая, что именно она стала первоисточником гнусной сплетни.

Найдя комендантшу, которая как раз собиралась идти домой, быстро изложив весь только что состоявшийся разговор, спросила в лоб:

– Это Вы рассказали?

– Да что ты такое говоришь? Как ты могла подумать?

– А кто тогда?

Алевтина задумалась:

– Когда ты документы подавала, кто-то был еще в кабинете?

– Ну да, секретарь. Она и направление в общагу выписывала.

– Тогда все ясно! Мерзкая девка, интриганка и склочница, ее пол-института недолюбливает, а вторая половина боится ей на язык попасть. Она и растрепала, что видела, а чего не видела – придумала.

– И что же мне теперь делать? – снова чуть не плача спрашивала Регина.

– А что тут сделаешь? Живи, как жила, не обращай внимания.

– Я не могу. Не умею.

– Придется учиться, – вздохнула Алевтина: – Этот город многим хребты переломал …

– Мне не переломит.

– Ну-ну … дай то Бог ..

Через несколько дней в коридоре общежития Регина встретилась с Алевтиной:

– Зайди ко мне через часок, – позвала комендант:

– Разговор есть.

Весь час девушка думала, зачем это она понадобилась Алевтине, какой-такой разговор ее ожидает? Ровно в назначенное время она постучала в дверь кабинета.

Алевтина сидела за столом, что-то высматривала в своих гроссбухах и явно мялась, не зная как начать разговор. Регина не торопила и не начала расспрашивать сама о причине приглашения.

– Можно я сяду? – спросила через пару минут.

– Садись конечно, – Алевтина продолжала так же молча крутить в пальцах карандаш, заставив девушку начать нервничать.

Потом, словно решившись наконец, подняла от записей голову, встретилась взглядом с Региной:

– Вот о чем хотела с тобой поговорить. Тебе трудно будет жить в общежитии, не тот у тебя характер, чтобы уживаться с пятью незнакомыми девицами. Да и девки разные в Питер приезжают, одни за учёбой, а другие начинают по кабакам и барам шастать, ребят по ночам в комнату водить. Какая уж тут учёба … Вот я и подумала, может, ты переедешь к тётке моей? У нее, правда, только одна комната в коммуналке, но огромная, так что места вам обеим хватит. Живет она на Васильевском, до института далековато добираться, но это все же лучше, чем засыпать на занятиях после бессонной ночи … Да и мне полегче будет: тетка под присмотром. Что скажешь? – Алевтина вопросительно смотрела на девушку. Потом добавила:

– Я тебе в первый день, когда мы только познакомились, наговорила много лишнего. Ты не думай, тётка нормальная у меня, только, после блокады, голода постоянно боится, вот и чудит иногда. В общем, лучше и мне и ей, если рядом всегда кто-то будет. Да и тебе тоже … Так что подумай. Только не долго, у меня забот своих невпроворот, кого- то другого присмотрю …