Алексей поднял удивлённые глаза на подполковника.

– Да, брат, вот такие дела. Посмотри вот это, – Зайцев придвинул новый документ, – копия справки Главного артиллерийского управления РККА.

По данным ГАУ, на складах бронебойных снарядов калибра 76-мм для танков КВ и Т-34 не имелось. Более того, около 100 тысяч выпущенных заводами корпусов снарядов калибра 76-мм так и не были снаряжены. Почти до середины 30-х годов о производстве специальных бронебойных боеприпасов для орудий калибра 76-мм речи вообще не велось, так как практически все зарубежные танки того периода имели противопульное бронирование, с которым вполне справлялся снаряд калибра 45-мм, производство которого было поставлено на поток. В справке прямо говорилось, советская военная промышленность не сумела вовремя среагировать на очередной виток технологической гонки – появление первого поколения танков с противоснарядным бронированием. Ситуация усугублялась еще и худшим качеством советских боеприпасов по сравнению с 75-мм германскими боеприпасами. Это объяснялось тем, зло хлестал документ, что в СССР был страшный кадровый голод. Просто не имелось достаточного количества квалифицированных рабочих, отчего было невозможно обеспечить линию производства бронебойных снарядов тройкой специалистов высокой квалификации (токарь, сварщик, штамповщик), как это сделали немцы. Рабочие этих профессий были наперечет, их распределяли по заводам «поштучно».

Алексей, прочитав справку, не поднимал глаза. Он был подавлен. А Зайцев, словно решив его добить, выложил новый документ.

– Читай, Гордеев, читай. Это справка о штатном количестве автотранспорта в нашем корпусе, и сколько машин реально мы сможем иметь к весне сорок первого года.

По штату формирующийся мехкорпус должен был иметь грузовых автомашин ГАЗ – 1131 единицу, ЗИС – 1544, передвижных мастерских – 170, автоцистерн – 343. В реальности же через полгода их будет: ГАЗ – 540, ЗИС – 260, мастерских – 14, цистерн – 30.

Прочитав, Гордеев сверкнул злыми, полными слёз глазами.

– Это что же, – хрипло проговорил он, – получается, кругом враги народа? Кругом измена?

Подполковник собрал документы, убрал их в портфель, наполнил чашки чаем. Заговорил спокойно, размеренно, будто читал лекцию в аудитории:

– Нет, Алексей, не так. Во-первых, страна только в середине 20-х годов приступила к индустриализации. Не хватало ни денег, ни материальных ресурсов, ни современных машин и оборудования. Во-вторых, не было достаточного количества кадров. Мы, считай, недавно от безграмотности отбились. Как же за двадцать лет целую армию квалифицированных рабочих подготовить? Ну и, в-третьих, – Зайцев почесал затылок, – ох, и расстреляют меня, – страну покинули лучшие учёные и инженеры, других расстреляли, а иные в лагерях гниют. Вот и весь сказ! Нужны еще разъяснения? Немцы по уровню развития техники и профессионального образования на две головы выше нас. Германия, Гордеев, очень сильный враг. Тяжело нам воевать с нею придётся. Но, будь уверен, мы победим. Неимоверными усилиями и большими жертвами, но победим. Советую тебе, старший лейтенант Гордеев, все свои знания и боевой опыт направить на подготовку личного состава, на содержание техники в образцовом порядке, на изучение опыта РККА в последних войнах и военных конфликтах. Верю в тебя, Гордеев. А всё, что ты мне тут рассказал, я возьму на заметку.

После ночного разговора с подполковником Зайцевым Алексей как будто бы открыл новую страницу своей жизни. Работа с личным составом роты обрела системный характер. Он ежедневно проводил занятия с командирами взводов, механиками-водителями, наводчиками-заряжающими, наладил физподготовку; бойцы кропотливо стали изучать уставы и наставления. На занятия стал захаживать командир батальона капитан Луценко. Как правило, он садился в дальний угол класса или бокса (когда занятия проводились по материальной части), внимательно слушал, что-то записывал, потом тихо и незаметно уходил.

Повысились требования к командирам взводов. Через месяц Гордеев объявил им о том, что их ожидают зачёты по знанию материальной части танка и уставам, вождению боевой машины. Кто, по его словам, зачёты завалит, будет отстранён от командования взвода, и он, ротный, поставит перед комбригом вопрос об их неполном служебном соответствии.

С первого захода зачёты сдал лишь лейтенант Бузов, командир третьего взвода. Младшие лейтенанты Клюев и Шумейко, хотя и заметно подтянулись, особенно в знании уставов и наставлений, зачёты с треском провалили. Ротный, объявляя итоги, строго предупредил:

– Даю неделю на пересдачу. Третьего раза не будет.

Всю неделю взводные не выходили из классов и танковых боксов; их окна в командирском общежитии долго светились по ночам, шла усиленная подготовка. На зачёт они явились уставшие, осунувшиеся. Вся их спесь куда-то улетучилась. Зачёты они сдали. Причём продемонстрировали вполне приличные знания и навыки. Гордеев их похвалил. На радостях Клюев и Шумейко вечером надрались самогоном и устроили громкое песнопение за пределами военного городка. Комендантский патруль их подобрал и отправил на гарнизонную гауптвахту. Комбат велел Гордееву их оттуда забрать и поместить на гауптвахту свою, бригадную. Но ротный убедил комбата:

– Чего их, товарищ капитан, на отдыхе держать? Пускай танки драют. От трудотерапии больше пользы.

В этот год в связи с формированием дивизии в летние лагеря не выезжали, но в конце ноября командующий округом генерал-полковник Павлов объявил о начале учений, в ходе которых должны были отрабатывать боевое взаимодействие стрелковых дивизий с танковыми бригадами. Рота Гордеева по итогам учений была признана лучшей. На отлично прошла двухкилометровую танковую директрису, поразила все цели. Техника работала безотказно. По итогам учений на общем построении командиров командующий округом вручил Гордееву именные командирские часы, пожал руку и, обняв, шепнул:

– Молодец, сынок. Побольше бы нам таких командиров.

В начале августа сорок первого года Гордеев узнал, что по постановлению военного трибунала генерал-армии Павлов был расстрелян. Тогда он вспомнил этого физически крепкого, с крупным волевым лицом, начисто бритой головой, буравящим взглядом человека, от которого исходила мощная энергия. И он, Гордеев, по-человечески жалея генерала, так и не смог дать себе ответ: виноват ли был Павлов в полной дезорганизации управления войсками округа, в огромных потерях личного состава, боевой техники, складских запасов боеприпасов, горючего и продовольствия?

По итогам боевой и политической подготовки в сороковом году роту Гордеева признали лучшей в бригаде, а ему досрочно было присвоено звание капитан. Лейтенантами стали Клюев и Шумейко. Лейтенанта Бузова наградили почётной грамотой командира корпуса.

В конце декабря Гордеева вызвал к себе парторг их только сформированного 43-го танкового полка и с ходу предложил вступить в ряды ВКП (б).

– Ты, Гордеев, хотя и молодой ещё, но вполне состоявшийся командир, с большим боевым опытом. Партии такие люди нужны. Пиши заявление. Я за тебя поручусь и, думаю, начштаба дивизии подполковник Зайцев тоже. Согласен?

Гордеев отказаться не мог, хотя и очень хотел. Отказ был равносилен концу карьеры.

– Так точно, товарищ старший батальонный комиссар, – горячо выпалил Алексей, артистично придав лицу выражение крайнего удивления и безмерной радости. – Благодарю за доверие!

Написав заявление, он, поглощённый служебными делами, на какое-то время забыл об этом. Но время шло, а никакого движения не было. В конце января сорок первого года Алексей, повстречав парторга, спросил, когда его пригласят на партбюро полка? Комиссар замялся, пряча глаза, но всё же честно сказал:

– Слушай, Алексей, у тебя ничего не было с начальником особого отдела полка Бригадзе?

Гордеев от удивления не знал, что ответить и с минуту задумался.

– Никак нет, товарищ старший батальонный комиссар, я с ним ни разу не общался. Видел только на совещаниях в штабе.