Заметив интерес гостьи, житель пещеры закивал и подтолкнул шкатулку к ней, словно предлагая взять. Затем он вновь показал на Асту, и в ее воображении возник образ спящей на земле девочки. Ее самой… Как будто тоже жила она среди леса, одна-одинешенька, и рядом было только это странное существо. И часть ее, очень глубинная, очень странная часть обрадовалась и готова была остаться. Говорить с деревьями, которым не нужны слова, делать, что хочется, идти, куда вздумается… Она вспомнила мягкие руки, пахнущие срезанными травами, которые заплетали ей волосы. Добрую улыбку и смеющиеся глаза. Забавно дергающиеся уши и хмурый, но не злой взгляд напротив… И торопливо замотала головой. Ей захотелось вернуться, и она ухватилась за эти воспоминания – те, что еще не стерлись из памяти окончательно.
Существо не удерживало Асту: она выбралась из пещеры, прижимая к груди свой подарок, и побрела по тропинке. Теперь, когда никто не провожал и не указывал дорогу, она начала оглядываться по сторонам, но совершенно не узнавала местности. Деревья и кусты казались такими одинаковыми, что, куда бы она ни свернула, везде встречало одно и то же. Сначала Аста двигалась бодро, почти вприпрыжку, с интересом рассматривая незнакомые места, но вскоре модные сапожки натерли ногу — и настроение резко начало портиться. Ей просто хотелось домой… По крайней мере, туда, где добрый взрослый позаботился бы о ней и накормил, но вместо башни, заметно возвышающейся над деревьями, выбранная тропинка привела ее к большой воде.
***
— Почему ты не взял свою сову? Мог бы посмотреть сверху… — отдуваясь от бега, посетовал Акила.
— Сквозь деревья? Сомневаюсь, что я увидел бы хоть что-то.
Они сбились со следа. Это стоило признать, но упрямство, а может быть и что-то большее, обоим не давало остановиться. Три пары глаз — живых и мертвых — всматривались в чахлый болотный лес, три взгляда настойчиво скользили меж оголенных ветвей и облетающих листьев на земле. Чем дальше они углублялись в поросль деревьев, тем тише и мрачнее становилось вокруг. Понемногу, робкими шагами начало закрадываться сомнение, могла ли Аста убежать так далеко, не обмануло ли в самом начале направление детских следов. Его еще не высказывали вслух, но оно уже накрывало дурным предчувствием даже Дьюара, смутно узнающего топкую тропу под ногами.
— Дэрейн называл это место сердцем болот… Скверное оно, духи здесь собираются по ночам, случайных путников заводят в трясины.
И в самом деле, солнце еще висело высоко в небе, но прикрывалось пеленой из тонких пепельных туч, и болотные огоньки уже собирались стайками. Тут и там в глубоких лужицах и под заросшими холмиками чувствовались мертвецы — где зверье, а где и люди, заблудшие, да так и не сумевшие выбраться. Серая пелена во взгляде шагавшего чуть поодаль умертвия мешалась со всполохами зеленоватых огней — тех самых неприкаянных душ, но все они томились здесь долгое время, порой настолько долгое, что почти срослись с болотом не только телами, но и душами.
Длинная лента мелькнула на кусту. О том, что она синяя, Дьюар лишь догадался: он заметил ее взглядом своей мертвой куклы, но и без того сразу сделалось понятно, что ни одна городская модница обронить ее не могла. Акила кинулся к находке первым, снял с ветки почти бережно — в глазах читалась неизбывная тревога.
— Мы на верном пути! Скорее же! — воскликнул он, вспугнув зазевавшуюся пичугу.
Редко нарушался покой этого места, а они и вовсе спешили, наугад ломились через кусты, едва успевая проверять дорогу перед собой длинными палками — здесь земля была ненадежной, способной в любой момент предать и обернуться илистой топью. За ними следили бесплотные духи и мелкие живые обитатели болота, замирали и замолкали, ожидая, пока грубо вломившиеся в их вотчину гости исчезнут восвояси или сгинут здесь же. Еще десяток шагов, ладони, разодранные о колючие ветки, — и впереди показался масляный блеск мутной воды, прореженной мелкими кочками.
Здесь хоженая дорога заканчивалась. Земля сделалась совсем уж влажной, сильнее запахло сыростью, следы на тропе теперь моментально наполнялись грязной жижей, и продолжать путь дальше становилось вовсе невозможным. Но впереди… там, где жидкий берег окончательно переходил в топь, бывшую некогда широкой рекой, на крошечном островке в окружении кочек сидела растрепанная девчонка и с увлечением собирала рассыпанные по этому островку ярко-красные ягоды.
— Аста! — Акила, казалось, был готов разрыдаться от счастья, когда увидел ее, и даже кинулся было вперед, но Дьюар едва успел схватить его за рукав.
— Стой ты, куда? Эти кочки уже твоей ноги, не пройдешь.
Они замерли, напряженно глядя вперед, вода облизывала их сапоги. Один неосторожный шаг, и кто-то из них мог бы узнать, насколько глубоко дно, невидимое из-за зеленоватой воды и мелкой ряби от ветра, так и закручивающейся небольшим ровным омутком. Подрагивающие от нетерпения пальцы удерживали друг друга от опрометчивого шага, от знакомства с холодной злой водой, урывая несколько мгновений на раздумья, на поиски обходного пути… Откуда-то сверху, с посеревшего неба звучно гаркнул ворон, и тогда этот шаг сделала Аста.
Девчонка то ли испугалась заполошной птицы, то ли просто услышала знакомый голос и потому вскочила. Нога ее подвернулась на скользком мху, размоченная земля под сапожком поползла вниз, и с шумным криком, безмолвно раскрыв рот и распахнув нереально огромные синие глаза, она повалилась в воду.
Теперь удержать Акилу можно было только силой, он так рванулся, что едва не оставил в ладонях спутника затрещавший рукав.
— Пусти! Утонет же!
Глухо и обреченно прозвучали шаги по замшелому берегу. Шурх-шурх-шурх. Пришлось собрать все внимание, переместив в тело умертвия. Мир снова потерял краски, погрузившись в Загранную серость; державшие Акилу руки опустились, потому что некромант больше не ощущал, что делает. На какое-то время он сам стал мертвецом, непоколебимо идущим к указанной цели. И насколько же податливым оказалось его тело после всей вложенной магии, насколько ловким — на первую кочку он встал точно, даже не пошатнув ее, неустойчивая опора с трудом, но сумела выдержать иссохшего мертвеца. Вторая попалась чуть менее удачной, надломилась… Третья все же выскользнула из-под ноги, но он уже почти добрался к барахтающейся девочке.
Он знал и прежде, что сердце болота коварно. Тело погрузилось под воду по самую шею, ожидаемо увязло и запуталось в водорослях, но схватило Асту за шиворот. Умертвие не думало о собственном спасении — оно не способно думать вообще ни о чем, и воля создателя была единственным, что заставляло его двигаться. Оно еще больше ушло под воду, когда потянуло девчонку наверх, скрылось уже до подбородка, но даже не попыталось выбраться, лишь потянуло сильнее — Аста зацепилась за что-то ногой, завертелась, ничуть не помогая себя вытаскивать, попыталась было извернуться… В стальной хватке мертвеца сделать это оказалось не проще, чем в тяжелых цепях. Ее выволокло, вздернуло и буквально отбросило на берег нечеловеческой силой. Акила только и успел поймать подопечную, чтобы не дать ей удариться.
Мутная вода, полная поднятого со дна ила, не давала рассмотреть даже то, что находилось прямо перед носом. Все глубже увязали ноги, длинные плети водорослей лезли в лицо, застилая обзор, словно щупальца пытались схватить и удержать. Он оскальзывался, пытался оттолкнуться от дна, но не чувствовал опоры, старался дотянуться до оставшихся у берега кочек, но они были слишком далеко. Умирающая, отчаявшаяся река стремилась захватить с собою всех, кто только попадался ей, утопить и никогда не отпускать. Он разглядел сквозь толщу воды отблески дневного света и черные тени отражений, что-то мельтешащее, как всполошенная стайка насекомых, но странно светящееся…
Его настойчиво трясли за плечо, и Дьюар медленно, словно выныривая, открыл глаза. Казалось, что воздуха не хватает, будто ему и в самом деле пришлось побывать под водой, но это наваждение быстро пропало, оставив после себя всего лишь неприятный осадок и легкую затуманенность взгляда. А может, это самый настоящий туман висел над гладью воды, которая все еще исходила кругами, точно встревоженная кошка, гнущая спину. Акила с облегченным вздохом оставил Дьюара приходить в себя и кинулся приводить в порядок подопечную. Аста, вся мокрая с головы до пят, с запутавшейся в волосах тиной, зябко куталась в его не по росту длинную куртку и перепуганно озиралась по сторонам. Выглядела она в этот момент еще горше, чем когда они вытащили ее из-под разбитой телеги: платье окончательно пришло в негодность, а один сапожок вовсе потерялся. На другом болтался значительный ком бурых водорослей с запутавшимися в них палочками и чем-то напоминавший старый, потемневший от воды футляр для карт. Пусть довольной она не выглядела, но все же осталась жива и невредима… В очередной раз обманув почти неминуемую опасность, точно и впрямь хранили ее какие-то добрые боги. От этого даже утрата полюбившейся игрушки делалась вовсе незначительной, как будто все это уже было предрешено.