Обычно я удаляю все смс-сообщения сразу по прочтении. Все, кроме этих. Если сейчас, спустя несколько лет, открыть в моем телефоне архив сообщений, то он будет состоять из сообщений с того самого номера. Это будут не те, прежние сообщения, от которых хотелось рыдать и вешаться. Все, что пришло мне с этого номера, все, что осталось от этой истории, выглядит теперь так:

Спасибо, Сонечка. Спасибо, Сонечка. Спасибо, Сонечка… и так до конца.

Современные технологии плюс немножко смекалки позволяют отформатировать реальность до любой приемлемой кондиции.

Когда я была молодая и прекрасная, но, к сожалению, совсем бедная, меня как-то раз занесло в Шварцвальд, в деревню к эзотерикам. Я ихние семинары переводила в Питере, ну они и сказали – будете у нас на Колыме и т. д. А я как раз ехала мимо ихней Колымы, дай, думаю, заеду. Это был 92-й год, жрать было нечего абсолютно, почему бы не Шварцвальд.

Для тех, кто не бывал. Шварцвальд – это горы, поросшие лесами. Очень живописно. Внизу, в долине, есть городок, там цивилизация и еда. У подножия одной из гор притаились эти жулики. Целая деревня ненормальных, из еды одна морковь, сортир на этаже. Но курсы шли непрерывно, со всей Европы ехал народ медитировать. Мне было дико смотреть, как эти странные люди записывались, тратили свой отпуск и платили деньги за то, чтобы поучаствовать в классе экзистенциальной лепки и понять, для чего Господь запустил их в этот мир. Для меня тогда все мечты о счастье и гармонии сводились к покупке нового пальто.

Теперь, когда я уже навидалась того и сего, я понимаю, какой это был грандиозный бизнес. А тогда я только присвистнула, когда мне показали мою комнату. На мой вопрос, как насчет пожрать, мне сказали, что можно подработать уборкой соседнего дома, 10 марок сеанс.

В этой деревне жила одна русская девушка, ее тогдашний любовник выписал из Питера и засунул туда для сохранности. Теперь она, думаю, известная художница, а тогда сидела в такой же комнатке под крышей среди лесов и снегов, давала редкие уроки креативного рисования и зарабатывала на еду бебиситтерством, 15 марок в час. Мы с ней на этом жизнерадостном фоне очень подружились и объединили свои ресурсы, ибо питаться вскладчину было выгоднее.

Над сумасшедшими немцами в поисках истины мы ржали так, что соседи колотили в стенку.

Вечерами мы вдвоем спускались в долину, в городок. Там были магазины, гуляли нарядные курортники и разве что фонтаны не били. Однажды мы нашли там на тротуаре 20 марок, о, какой это был праздник.

Обратно надо было идти сорок минут в гору по шоссе, да еще с сумками (в деревне магазина не было, а дешевые продукты весят много). Раз где-то на четвертый я сказала – ну нет сил уже, давай поймаем попутку. Это ж провинция, здесь все соседи, все добрые.

Давай так давай. Мы сняли сумки с плеча и встали ловить попутку. Машин в тех краях ездит мало, и мы успели покурить не спеша и помечтать. Что вот остановится сейчас машина, а там два друга. Возьмут нас и повезут… ну, для начала в ресторан. Мы себе там закажем мяса всякого. Свиную отбивную. Нет, говяжий стейк. Нет, посмотрите на нее. Где это ты видела немца и говяжий стейк??? Ну хорошо, отбивную. Потом понятно. А потом нам, может, и денег дадут, за то, что мы такие прекрасные? Запросто. И мы на эти деньги еще неделю будем жить. Спустимся в городок, купим курицу и сварим суп. И мороженое, мороженое обязательно! Короче, срочно нужна машина с двумя мужиками!

Мы стояли на шоссе, втянув животики, две молодые голодные дуры, была как раз суббота, и внизу в городке заканчивался праздник, на который нас не пускали, и машин оттуда ехало все больше, и наконец одна из них остановилась, шикарная донельзя, мы прямо ахнули.

В машине сидели две унылые тетки вроде меня теперешней. Одна из них вышла и открыла заднюю дверь. Садитесь, девочки, сказала она. Мы убеждены, что женщин должны подвозить женщины, чтобы не было сексуальных домогательств. У нас целая группа единомышленниц, и мы патрулируем в выходные все окрестности, и наша миссия делает нас счастливыми, сказала она.

Блин, сказали мы.

О да, спасибо, сказали мы.

Ну все, никакого мороженого, сказали мы.

Родители сделали ремонт. Маленький, долгий, бестолковый, но это был он. Теперь пришло время устранять недоделки. Папа старенький уже и не справляется, хоть и инженер.

Я попинала мужа – муж не пошевелился. Сама я могу только полы помыть, а насчет чего-нибудь привертеть или повесить – тут я умею только командовать. Пришлось просить Лодмастера добрейшего. Он почему-то понимает, что нужна помощь, и понимает, в какой форме она нужна, и умеет ее всучить, несмотря на все сопротивление, с шутками и прибаутками, но решительно и твердо.

Родители любят его, по-моему, даже больше, чем меня. От него они примут все без всяких капризов. Они при нем прямо расцветают – и дело делается, и в доме весело, вот так бы всегда. С ними, как-то так вышло, никто из моих мужчин не обращался по-человечески, да и я не очень, я больше насчет дела, а старикам ведь важно обращение.

Они вдвоем с папой все сделали за три дня дружно и весело, чистая радость была на них смотреть.

Когда я была подростком, меня родители заставили прочесть Ф. Абрамова. Он писал про колхозы, но был очень продвинутый, и писал про колхозы всякие ужасы. Там в этой знаменитой трилогии была семья, которая в условиях Архангельской губернии плюс советской власти колотилась как могла за кусок хлеба и была типа соль земли. Ну мать, понятно, была вообще расходный материал, старший сын взял на себя весь груз как глава клана, и тут подросла сестрица и началась романтика. Сестрица пометалась и вышла вся в слезах за того, у кого была корова, чтоб поднять младших, чтоб выжила семья. Брат тире рупор авторских идей изумился – тридцать лет советской власти, а девку, как встарь, за корову продаем.

Это все, что я запомнила из этой трилогии.

Я не помню ни одной минуты в своей жизни, когда я не чувствовала бы себя товаром, который семья может обменять на что-нибудь полезное.

Когда я была беременна моим ребенком, я бегала по секонд-хендам и, перегибаясь через живот, выискивала ей неземной расцветки бархатные ползунки, носочки и шапочки. Там же находились игрушки, не китайские уродцы, а дивной красоты нежные звери, их я тоже припасала для доченьки.

Среди них был слоник нечеловеческой прелести, белоснежный с розовыми пяточками, маленький. И еще там был маленький белоснежный тюлень с карими глазками. И кроткий белый поросеночек.

Всеми этими зверями я обложила моего ребенка, когда он родился.

Ребенок имел свои предпочтения, он выбрал пару зайчиков, а потом он выбрал моего кролика – кролика пришлось отдать.

Остальные звери успех имели слабый и жили забытые в сундуке, а вскоре наступило время кукол, везде воцарились разнообразные Барби, а слоник по-прежнему сидел в углу, погребенный под другими игрушками, так никем и не оцененный, тюленю была докуплена целая семья – тюлень побольше и совсем крошечный тюлень, и все они были забыты, а поросеночек давно стал предметом мебели, и никто на него не обращал внимания. Кролика тоже не баловали, но назад не отдавали.

Иногда, когда ребенок засыпал, я вытаскивала кролика из кроватки и носила, баюкая. Ничего, говорила я ему, это недолго. Потерпи немножко.

Потом игрушки закончились, начались девайсы, и нежные звери были собраны в мешки и поехали к бедным детям, их накопилась целая дивизия, я ведь все время покупала еще и еще. Но некоторых я не отдала, я не отдала тюленей всей семьей, поросеночка и слоника, который так за 12 лет никому и не понадобился. Они поехали на дачу в сундуке и как-то там зимуют.

Кролик дома, конечно. Он живет у дочки в комнате. Она его не отдает, но я-то вижу, что ей на него наплевать.