— Бессмертные вырождаются, потому что больше не нужны Вселенной, — ангел садится напротив Вики, изучая каждое перо ее застывших крыльев. — Вселенной не нужны ни Небеса, ни твоя Преисподняя, ни этот мир. Поэтому ты, дитя мое, — его глаза находят свою точную копию на ее лице и устало закрываются. — Должна их уничтожить.

***

Уокер медленно поворачивается к Геральду и долго смотрит снизу вверх. В ее скованном ужасом взгляде, парализованный и задыхающийся, бьется синий кит. На светлую комнату падает тень. В складках черной мантии лопается еще один амулет, старательно зачарованный Фенцио. Демон не знал, сколько времени прошло, пока Уокер, наконец, не нашла в себе произнести: «Расскажите нам все».

— Для этого я и ждал тебя, — глубокий вздох и Эсидриэль берет ее руку в свою. — Слушай внимательно, потому что сейчас я поведаю тебе твое единственное будущее, и прости меня за это.

Не выдержав, Геральд опускается на белый ковер и твердой рукой обнимает свою Уокер.

— Не бойся.

— Теперь не боюсь.

— Вдыхая жизнь в эту пустую Вселенную, Создатель понимал, насколько нестабилен и опасен задуманный им эксперимент. Он верил в ангелов, людей и даже в вас вас, непокорных демонов, — Эсидриэль лишь на миг удостаивает Геральда взглядом и возвращает взор к Вики. — Но опасался бури, что может вызвать непредсказуемость его творений. Для самого темного часа он приберег последнее оружие — силу, что сметет на своем пути и Небеса, и Тартар, и людской мир. И вложил ее в своего Первого бессмертного ангела. И я стал последним средством Создателя, космическим огнем, что очистит Вселенную и подарит новый лист. Но и я, подобно всем остальным творениям, со временем подвел его: страшась своего предназначения, не желая жить в мире, что в любой момент могу перевернуть, я оставил Небеса и укрылся здесь. За века мне удалось договориться с огнем, что дышал во мне в ожидании освобождения, и он покинул меня, отправившись гулять по миру. В наказание за то, что я выбрал мир смертных, на весь мой род опустилась тень — ни один из моих потомков не смог прожить дольше одной человеческой жизни, — на миг он горько поджимает тонкие губы. — Закон сохранения энергии одинаков для всех миров, и отпущенная мною Сила со временем обрела собственный дух, а после и оболочку. Ты, дитя мое — ее живое воплощение. И твое рождение в этом мире сигнал — время очищающего огня пришло. Терзавшие тебя еще до смерти видения — моя попытка связаться с осколком души, что я потерял вместе с Великим даром. И прости меня за боль, что ты испытывала, пробудившись на Небесах. Скоро все исчезнет и мы, наконец, обретем покой, уготованный Создателем.

Эсидриэль бесшумно поднялся и подбросил сухой рукой поленья в затихающий огонь.

— Удивительно, что делает мощь, что живет внутри тебя, — он не обращал внимание на дрожащие пальцы Уокер, которыми та впивалась в сжатый побелевший кулак демона. — Легкое и мимолетное касание этой Силы наполнило твою пустую мать, и та не только смогла перешагнуть за черту смерти, но и взлететь к Серафимам быстрее, чем чайка взмывает в небо. И, конечно, к такой Силе не может не тянуться даже потерявший вкус к бессмертию адский демон, — Эсидриэль улыбнулся, заметив, как крепко свободная рука Геральда держала нежные плечи. — Признаюсь, я надеялся, что этой встречи никогда не случится, но замысел Создателя неотвратим. С пламенем, что сейчас пробудилось в тебе, не договориться, его не удержать и не подчинить. Все, что ты можешь, единственное, что ты должна — выпустить его.

Первый бессмертный, наконец, поворачивается спиной к белому ковру, протягивая руки к мягким языкам пламени, ласково согревающим кончики пальцев.

— Пока я здесь, вы в безопасности, но стекляшки, принесенные с Небес, больше не защищают. Наивные глупцы, думающие, что правят Вселенной, уже точат свои копья и потирают алчные руки. Готовьтесь, ибо как только я покину это место, его придется покинуть и вам.

— Что это значит? — едва слышно спрашивает Уокер, неотрывно, словно зачарованная, следя за языками пламени.

— Защиту амулетов взломали, Совет цитадели знает, где мы, — опережает Первого бессмертного Геральд, поднимаясь и протягивая руку Вики. — Твой названый отец прав, нам нужно приготовиться.

— Я буду здесь, пока живет пламя, — мягко произносит древний ангел и неслышно покидает комнату.

Непризнанная прижимается к широкой груди, крепко смыкая вокруг демона сильные руки. Они молча стоят, наблюдая, как ненасытный огонь пожирает нежную древесину, оставляя после себя лишь пепел.

— Я не дам этому случится, Уокер.

— Но вдруг он прав, вдруг, это — мое единственное предназначение?

— Судьбы не существует, а если и существует, мы ее обыграем, сокрушим и порвем на части. Ты мне веришь?

— Я верю в тебя.

— В день смерти ты дала себе слово — не терять контроль. Дай слово и мне — отныне и до конца — вместе.

— В этом нет нужды. Если я покину тебя, это и будет концом.

Последняя искра угасла и Геральд почувствовал, как Первый бессмертный покинул свой спокойный дом. Миг, и за окном уже кипит водоворот, дверь с грохотом распахивается. В широком проеме, зарывая золотыми крыльями яркий белый свет нетронутых человеком гор, стоит Ребекка.

— Пора домой, дочка.

«Вместе до конца, Вики Уокер, помнишь?»

Комментарий к Последнее средство

Узел, наконец, развязан, и мне действительно интересно и важно ваше мнение.

========== Утопия ==========

Лицо Ребекки Уокер ничуть не изменилось: те же платиновые волны волос, безупречным зеркалом отражающие полуденное солнце, те же неземные медовые глаза, в которые можно смотреть до конца жизни. Но их внутренний свет, что когда-то согревал и ласкал, теперь исказился и обжигал мертвым холодом. Не желая признавать, что высеченная из мрамора незнакомка, стоящая напротив, и есть та самая Бекки, Вики пытается нащупать в памяти бережно хранимый образ матери.

Вот эта удивительно мягкая женщина кружит ее, еще совсем крохотную, посреди их уютной гостиной, в каждом углу которой благоухают полевые цветы. Вот она осторожно сдувает ненавистную молочную пенку с горячего какао, вот крепко целует и легкой птицей взлетает по трапу, помахав рукой на прощанье: Я скоро вернусь, зайка.

Нет, она не вернулась, но оставила после себя тепло и безграничную любовь, что все эти годы наполняла сердце.

Золотокрылый Серафим, что глядит на нее сейчас сверху вниз, не имеет ничего общего с той, что нежно гладила ее по голове и тихо напевала, жаря волшебные банановые блинчики. Теперь это гранитное изваяние, источающее могильный холод, лишь аккуратные пальцы медленно постукивают по краю стола. Что они с тобой сделали, мама?

Бесцеремонно заняв черное кожаное кресло в кабинете Геральда, Ребекка оценивающее считает каждое серебряное перо вновь обретенной дочери и переводит бесстрастный взгляд на демона, твердого занявшего место за спиной сидящей в кресле Вики. Его белая рука покоится на плече непризнанной. Хмурый Фенцио, стараясь раствориться в стене, даже не понимает глаз на них, только что выброшенных из водоворота.

— Что же ты натворил, мой белокрылый друг? — даже не поворачиваясь в его сторону тихо спрашивает Геральд. Голос слишком сух, слишком спокоен.