Скоро раздались голоса, и пара ненадолго замерла. Поняв, что ближе звуки не становятся, внимательно вслушались в разговор и осторожно двинулись вперед — неизвестно, как далеко были владельцы поместья.
— Ограничение на деление точно никак не снять? — это явно говорил Иван Карлович.
— Да, — второй голос Матильда слышала впервые и не без оснований приписала его Марату. — Я проверил неоднократно и всеми возможными способами. Один укус — причем четко выверенный — максимум. Вторая попытка размножиться — летальна.
— И долго ждать этого «четко выверенного» укуса?
— Как и умственного взросления особи в целом. Лет пятнадцать-двадцать.
— Ты хоть понимаешь, сколько придется возиться с такими темпами?!
— Сами посудите, нам не к чему спешить. Пока наука достигнет нужного уровня, пока накопим необходимое состояние — как раз успеют достойно расплодиться. Тем более, вспомните, насколько непросто оказалось найти хотя бы тридцать слуг подходящей массы. Замечу, что поиски денежного мешка нужной комплекции так и не увенчались успехом.
— А не проще их скопом, не предупреждая, заставить дважды укусить? В сухом итоге же удвоение будет.
— А коим образом вы будете полученную ораву обучать и растить? Иван Карлович, с тридцатью бы совладать. Во время полной замены клеток нейронные связи между ними по понятным причинам нарушаются, полученные в результате особи банально не помнят и не понимают ничегошеньки. Да, они сохраняют свои склонности и повадки, но не разумность. Первые годы жизни крайне опасны — велик шанс непредумышленного вреда самим себе или прогулки на солнце, со всеми вытекающими.
Густав приблизился настолько, насколько позволяла пещера, чтобы не выдать их. В конце обнаружился довольно просторный грот без единого источника солнечного света или огня. Но своды его обильно поросли светящимся мхом и грибами, и этого хватало, дабы различить несколько деревянных столов по центру, множество контейнеров, большие пустые клетки и двух господ, ведших дискуссию. Покуда Марат изучал какую-то жидкость в бутыли, стоявший подле Иван Карлович продолжал спорить:
— Можно сохранить нескольких, для обучения и присмотра за молодняком, а остальных заставить…
— Поползут слухи. Всё живое боится смерти, подумайте сами — если вдруг выяснится, что ради некоей цели вы приносите в жертву им подобных, никто не даст гарантий покорности живущих в тени вашей милости «учителей». Если их накопится достаточное количество — даже нам не устоять.
Иван Карлович определенно был недоволен — так яростно начал ходить из угла в угол. Однако тему перевел:
— Он мог надышаться отравой от жены или тестя. Не помешает?
— Нет-нет. Для заражения я использовал местные возбудители, а они так же уязвимы к получившемуся продукту, как и родные клетки организма.
— Да, идею с болезнью ты реализовал быстро и хорошо. Заслужил возвращение домой.
Марата буквально передернуло от этих слов: по его лицу пошла странная рябь, словно на поверхности воды от брошенного в неё камня, но Иван Карлович разглядывал ящики, стоя к нему спиной, и ничего не заметил. А вот сам Марат внезапно встретился глазами с разгневанным Густавом и продолжил разговор совершенно тем же тоном, словно между прочим спросив:
— А если бы сей благоверный муж не нашел нас?
— Тогда он бы не стоил мороки, и мы бы искали другого. Приятно, однако, знать, что мой выбор — лучший. Послушный, умненький мечтатель при деньгах, да еще и легко внушаемый! Заставить такого работать на себя, убедить в добровольности произошедшего — плевое дело. С твоей сывороткой и его деньгами мы сможем создать прайд и прочно обосноваться. В конце концов, чтобы вернуться, нам понадобится еще много топлива.
Несмотря на прекрасное образование, Матильда понимала далеко не все произнесенные вампирами слова, однако улавливала общую суть — супругов обманули. Но как эти монстры собирались манипулировать Густавом? Он же не может просто взять и…
Словно прочтя её мысли, Марат распрямился и повернулся к Ивану Карловичу со странным приспособлением в руках.
— Готово. Один укол — и носитель напрочь забудет всё, что с ним было, а клетки полностью заменятся адаптивной формой между топливным и управляющими элементами. Дальнейшее размножение — самовпрыскиванием посредством укуса. И еще раз напоминаю об осторожности: субстанция чрезвычайно нестабильна, малейший солнечный отблеск приведет к возгоранию. Подготовить второй, для дамы?
Тот отмахнулся:
— Глупости какие. Ты её видел? Кожа да кости. Этого хотя бы в реактор потом спихнуть можно будет, а на ней в буквальном смысле далеко не уедешь. Умрет себе спокойно, похороним — и делов.
Густав медленно и тихо попятился, аккуратно унося жену прочь. Матильда боялась дышать, чтобы не спровоцировать приступ, и лишь смотрела и смотрела на лицо мужа. Да, последняя надежда явно не оправдалась. Весь путь обратно они хранили молчание, думая каждый о своем.
Добравшись до их комнаты, муж усадил Матильду на кровать, а сам начал переодеваться, причем явно в первую очередь думая об удобстве, а не о приличиях. Затем сменил наряд и ей и, завернув в перину, вновь взял на руки. Матильда тихо прошептала:
— Что мы будем делать?
— Спасаться. Хотелось бы добраться до города и сделать всё, дабы эти господа более нас не тревожили, но понимаю малую вероятность подобного исхода. Прости, любимая. Если бы не я, у нас была бы еще пара недель на то, чтобы как полагается попрощаться друг с другом. Эти твари…
Густава буквально трясло от злости. Она впервые видела мужа таким и невольно удивилась. Послушный, говорите? Ну что ж, пусть будет сюрпризом. Супруг продолжал, чуть ли не рыча:
— Они решили обворовать тебя!
— Не они первые, не они последние. Вспомни всех тех наглецов, которые терлись вокруг в девичестве…
Густав чуть улыбнулся, покачал головой и нежно поцеловал её в лоб.
— Ты не понимаешь. Дело не в деньгах даже. Они либо уже отобрали, либо собираются отобрать у тебя всё — отца, ребенка, имущество, жизнь, мужа и даже самую память о тебе! Не прощу. Никогда не прощу!
Она обняла его покрепче, а Густав продолжил:
— Не собираюсь я тебя забывать. И делать то, чего этим господам хочется, тоже. Вряд ли мы уйдем далеко, но даже попытка спасения лучше покорного жертвоприношения. Или рискнем и попробуем несколько расстроить их далеко идущие планы? Так сказать, усложним задачу, если они захотят использовать кого-то в следующий раз.
Он ждал ответа, и Матильда вдруг с удивлением поняла: он послушается, как бы она ни распорядилась. Велит остаться — останется. Велит бежать — побежит. Велит убить себя — убьет. Густав отдавался на милость её решения.
— А можем ли мы как-то помешать этим господам? Ведь они бессмертны…
— Еще светит солнце. По их же словам, хранимое в пещере его боится, и чем бы это ни было — его мало и оно им необходимо.
Матильда внимательно смотрела на мужа. Что ему важнее — призрачная надежда спасти свою жизнь или реальный шанс отомстить за семью? Тот же влюбленный взгляд, всё та же вечно выбивающаяся прядка… Но на дне его болотных глаз горел огонь. Она поняла главное — даже если они спасутся, после её смерти Густав непременно вернется мстить. И вряд ли сможет — его будут ждать. Принимая последнее важное решение в своей жизни, Матильда улыбнулась:
— Давай испортим хозяевам вечер.
Густав бодро шел мимо вампирьих слуг — интересно, знали ли те о сути своих хозяев и уготованной им судьбе? — с женой на руках, спокойно объясняя происходящее желанием моциона. Заодно справился, не возвращались ли Иван Карлович со спутником, и, получив отрицательный ответ, как будто бы безразлично пожал плечами.
