«Игуанодоны медленно пробирались по за- росшей папоротниками лужайке. Их движения были плавными, покачивающимися из стороны в сторону. Вечерело. Взрослый самец, шедший впереди, вдруг остановился перед начинавшей простираться заболоченной низменностью, принюхался и издал резкий звук. Это было предостережение остальным. Не так давно вдалеке отчётливо прозвучал рёв самого страшного их врага – тираннозавра. Встреча с ним означала верную гибель от его мощных челюстей. Поэтому надо всегда быть начеку. Но впереди была ещё одна опасность – зыбкая трясина, которая затягивала любого, кто попадал в неё. Проклятая ловушка! Лапы игуанодона уже начало засасывать, когда из зарослей папоротника внезапно появился беспощадный убийца эпохи мелового периода. Он сразу же инстинктивно рванулся вперёд, но под тяжестью своего тела его мощные задние лапы провалились в яму, заполненную водой. Последний шанс для игуанодона! Собрав остатки сил, остроклювый рванул в сторону твёрдого участка суши, стараясь увернуться от смертельных зубов беспощадного убийцы. Это ему почти удалось, правда, несколько глубоких шрамов остались на его теле. Бежать, скорее бежать, пока свободен путь! Игуанодоны в спешке стали покидать опасную лужайку с предательски росшими здесь папоротниками. Вдогонку им доносился громкий рёв хищника, который пытался вырваться из зыбкой трясины. Через некоторое время ему это удалось, и незадачливый охотник очутился на относительно твёрдой поверхности. Одна из задних лап оказалась ушибленной и оцарапанной при падении. Есть надежда, что повреждение не опасно и скоро пройдёт. Даже у самого сильного плотоядного динозавра на Земле случались неудачи, которые могли сильно осложнить его жизнь в этой не знающей жалости доисторической эпохе борьбы за выживание».
Вернёмся к описываемым событиям. Моё первое знакомство с амурскими динозаврами произошло, как ни странно, в Москве, где я изучал политологию с целью в дальнейшем заняться общественной деятельностью. Даже получилось стать депутатом небольшого подмосковного городка, но через пять лет понял – не моё. Слишком честный. Инженером быть приятнее, больше уважения. Но это уже другая история. Мало кто отважится после сорока лет получать ещё одно образование, а тем более тратить на это свои собственные деньги. Но багаж знаний, приобретённый в Калининградском ВАТУ, образно говоря, поставил телегу впереди лошади. Жизнь охранника на шлагбауме мало привлекательна, хотя на этом поприще трудится значительная часть страны, обитающая за пределами Рублёвки и не летающая на выходные в Лондон или Куршевель. И если полетели бы, то в другой жизни. Но вернёмся к шлагбауму, вернее к бегству от него в мир политики. Никогда не знаешь, где выстрелит. Среди теорий идей Платона и законов диалектики Гегеля, преподаваемых в alma mater, внезапно проявился хвост, а потом и голова гадрозавра. Они обнаружились на листе ватмана, где были размещены фотографии с раскопок динозавров. Сам хвост выглядел неаппетитно в виде окаменелых позвонков, которые рассматривал какой-то мужчина с голым торсом, напоминавший завхоза. Археологи, а тем более палеонтологи, всегда представлялись этакими бородачами в кожаных куртках с молотком в руке и кольтом за широким поясом. Во рту они держали трубку или сигару. Так было во времена динозавровой лихорадки Коупа и Марша.
Но в нашем случае человек, внимательно изучающий останки позвонков, оказался руководителем Благовещенского раскопа динозавров. Он имел учёную степень кандидата наук, был известен в кругу палеонтологов, занимаясь изучением этих вымерших обитателей мезозоя большую часть своей жизни. Его диссертация была посвящена динозаврам Приамурья и с честью защищена во Владивостоке.
– Это Юра Болотский, – сообщил мне Паша, – зря я его сюда повесил. С таким голым животом студентов на раскоп не зазовёшь. Картинок бы из “Парка юрского периода” больше поместить не мешало.
– Или девчонок в купальниках, – подсказал рядом стоящий студент, – наука любит заманчивую неизвестность.
– Что под купальниками неизвестного? – пожал плечами его стоящий товарищ, – упорядочные цепочки атомов.
– Зато выглядит заманчиво, правда производительность труда падает.
– Согласен. Звонок на пару.
Паша – преподаватель, окончил МГУ и читает лекции по политологии. Необязательность ведения конспекта на его занятиях заменяется обязательным слушанием, о чём он говорит. А говорить сей товарищ может о многом и подолгу. Такая многочасовая машина речи, которую немногие выдерживают. Вот на одной из таких лекций мы и познакомились. Паша что-то уточнял про первый паровоз в России, даже не помню, каким образом мы перешли на разговор про Амурскую область. Далее последовало предложение посетить Благовещенский раскоп, что, однако, не отменило его трёхчасовую лекцию, вместившую в себя события от Любечского съезда князей на Руси до виски времён Уинстона Черчилля. И обязательного прочтения на пенсии Гюстава Лебона. Не раз я ещё с Пашей пересекусь: в Москве на защите диплома, в Хабаровске на берегу Амура и на самом раскопе за столом вместе с Юрой Болотским. Интересные встречи иногда преподносит жизнь. Одни заканчиваются простыми знакомствами. Другие образуют целую цепочку новых встреч. Таким звеном для меня оказался Павел Смоляков.
Итак, появилось заманчивое предложение, заключавшее в себе много интересного. Прикоснуться к палеонтологии, отдохнуть от классиков античной литературы, вновь побывать на Амурской земле. Была интересна и волнительна встреча с недавним прошлым. «Горка», где мы проживали. Аэродром, где от взлётов ракетоносцев дребезжали стёкла в жилом городке, заросшие сопки. А главное старые знакомые. Я знал, что полк дальней авиации уже расформирован и многие уехали, но не подозревал, что дом, в котором мы жили, разобран на кирпичи (как и другие). Что природа взяла своё, и многие места так заросли, что стали прибежищем коров, диких кабанов. Всё хорошее осталось в прошлом.
Об этом я думал, сидя с чемоданом на Ярославском вокзале поздним летним вечером 24 июня 2007 года, ожидая поезд «Москва – Хабаровск» и записывая первую страницу своего дневника. Как правило, новое всегда начинается с понедельника, утренней зари, пения птиц, ненависти к будильнику. Моё же начало недели плавно входило в ночь под стук колёс. «На дальней станции сойду…» – поётся в песне. До неё ещё было около 7750 км пути через сибирскую тайгу, величавый Байкал и каменные сопки, куда двести лет назад «жёны верные, рыдая, шли на каторгу вослед» своим мужьям-декабристам. Не все дороги проложены, как тротуар Невского проспекта, но и по ним можно перемещаться.
В ожидании поезда вспомнилась одна история сплава по дальневосточной реке, на которой я ещё не раз побываю.
– Почему вы позавчера не пришли на службу?
– Суббота, командир.
– Я ясно довёл, что будет парково-хозяйственный день.
– Нас не было на построении.
– Вы как «детские дети».
Этот афоризм командира специальной инженерной службы вошёл в почётный реестр его высказываний: «Перед вами майор в звании майора», «Там вам не здесь, здесь вам не тут», «Отпрашивайтесь у меня, но я всё равно не отпущу» и многие другие. Маленького роста, суетливый, с отпущенными рыжеватыми бакенбардами, он был любителем поработать по выходным. Флаг тебе в руки, но только тебе. С одной стороны, согласно утверждению отца-основателя коммунистической идеологии Фридриха Энгельса в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» это выглядело правильным отношением к бытию. С другой стороны, выходные созданы Творцом для того, чтобы отдыхать. Даже евреи не считают деньги по субботам, хотя кто их знает. Вышеописанный диалог произошёл утром после выходных. На Энгельса командир не походил, в евреи тоже не метил, а прищуренные чалдонские глаза выражали далеко не добродушный взгляд.
– Молчите?
Два друга радиста отлично знали, о чём идёт речь. Приходить на аэродром в субботу и заниматься непонятно чем, в то время, когда стояли последние погожие сентябрьские деньки, просто не укладывалось в голове. Да и пик сбора лимонника подходил к концу, нужно было торопиться, чтобы он не успел осыпаться. Поэтому было принято решение отправиться на его сборы, а не ехать на аэродром.
