Глевеан молча вынимает из-под полы тренча тугой свёрток и бросает на столик перед Мордрейном. Тот с фальшивым удивлением вскидывает брови, закусывает папиросу уголком рта, подтягивает свёрток к себе и начинает разворачивать с энтузиазмом ребёнка, вскрывающего рождественский гостинец.
- Вау! - с нескрываемым сарказмом произносит он, докопавшись до содержимого, - Знакомая длань - эти безвкусные цацки я ни с чем не перепутаю.
Мордрейн поднимает с залитой засохшей кровью полиэтиленовой подкладки воскового цвета женскую кисть с предплечьем и машет ей, имитируя приветствие. В рассеянном свете курилки тускло поблескивают кольца и перстни, украшающие мёртвую конечность.
- Как я понимаю, Секретарь Толедо запомнит вашу встречу, - отбросив небрежно отпиленную руку, Мордрейн откидывается на спинку дивана и затягивается, - и сможет в красках донести своим работодателям все прелести нашей милой сатисфакции. Жаль, тебя утром объявят персоной нон-грата, но дело сделано, так что тебе нет нужды и дальше гнить в этом клоповнике.
- Ты доволен?
- Вполне. Твой счёт блокирован на входящие транзакции - дай мне доступ, и я с радостью переведу тебе твоё вознаграждение.
- В этом нет необходимости, - спокойно отвечает Глевеан.
- Ну, почему же? - возражает Мордрейн, - Любое хорошее дело должно быть вознаграждено. Да и что греха таить: просто приятно, когда на тебя работает календаарский Копьеносец...
Странная, едва заметная ухмылка в уголках губ маршала.
- Ты что-то спутал, Мордрейн. Аристократия не служит черни, а календаарцы - каладай.
Это сказано настолько безразличным тоном, что само по себе кажется оскорбительным - но Глевеан не заканчивает на этом:
- Не льсти себе, Мордрейн, - с холодным, бесчеловечным равнодушием говорит он, - Высокие не снисходят до черни, им нет дела до смертных: ни до гнева, ни до почитания. Они не выкажут презрения, потому что не испытывают его. Они вообще ничего не испытывают - на то они и Высокие. Совсем другое дело - смерд, едва выбившийся в кметы.
Маршал равнодушно смотрит на Мордрейна, тот лишь едва ухмыляется в ответ.
- Ты - не Высокий, не сверхсущество из хрустальных башен, ты - просто решала на службе мирового капитала. Тебя отправляют в эти миры, потому что ты - плоть от плоти их, а нет лучшего погонщика для рабов, чем бывший раб.
И, сказав это, маршал поворачивается и идёт прочь.
- Слушай, а что за пункт седьмой четвертой главы хартии о дипотношениях? - догоняет его в спину вопрос Мордрейна, - Какой-то вид дипломатической почты?
Глевеан останавливается и оборачивается через плечо. Несколько секунд смотрит на Мордрейна - кажется, того совершенно не тронули слова маршала, - а затем отвечает:
- Экзотические домашние животные.
Мордрейн откидывается на спинку дивана, запрокидывает голову и заливается громогласным пошлым хохотом.
- Отлично! - он хлопает в ладоши и тычет пальцем в Глевеана, - Мне нравится этот парень! Ты, главное, не забудь ей глистов протравить и от блох пролечить! А то знаешь, говорят, местные мандавошки - просто пираньи!
Ничего не говоря, Глевеан идёт прочь, оставляя Мордрейна в компании его телохранительниц и наедине с его весельем.
...Её нет в зале - Глевеан запрашивает Кейсару.
- Она спустилась вниз, на балкон.
Маршал кивает едва каким-то своим мыслям и не спеша спускается вниз, к балкону под навесом из металлических и хрустальных лепестков с панорамным видом на город. Она здесь - маленькая и хрупкая на фоне окружающих мегалитов, стоит, опираясь на перила и глядя на установленную слева от площади стелу из чёрного мрамора. Монументальное сооружение сорока футов в высоту и не менее полутора сотен в длину, подсвеченное рассеянным светом и окружённое декоративной растительностью. На чёрном мраморе горят позолоченные звёзды, набирает высоту ракета и улыбаются люди в скафандрах.
Глевеан подходит бесшумно и встаёт рядом, чем слегка пугает девушку.
- Я просил тебя подождать в зале, - без укора констатирует он.
- Прошу прощения, - поспешно извиняется Аделин, - такое больше не повторится.
- Не важно.
Маршал не желает, чтобы она воспринимала его замечание слишком близко к сердцу: достаточно простого понимания, что она ослушалась приказа. Кажется, она понимает - снова оборачивается и смотрит на стелу.
- Я... хотела проститься.
Аделин улыбается какой-то странной, осторожной улыбкой.
- "Per aspera ad astra", - ее тонкий изящный палец скользит в пустоте вдоль невидимой линии на стеле, - вся наша история. Юрий Гагарин - первый космонавт, Алексей Леонов - первый человек в открытом космосе, Нил Армстронг - первый человек на Луне. Николя Дюжарден - командир первой межзвездной экспедиции, Антон Бронски - основатель первой планетарной колонии и, наконец - Жан Батист Лебо, основатель и первый губернатор Альпики. Вся космическая экспансия.
Девушка опускает руку и снова улыбается своим мыслям.
- Я помню, как устанавливали этот монумент. Ощущение праздника и чего-то... большого. Неописуемого большого - точно сам Космос смотрел на меня. Это было такое... всепоглощающее чувство. Наверное, вам трудно это понять...
Она смотрит ему в глаза. Он едва заметно пожимает плечами:
- Почему же? Имперское величие - воплощенная в камне гордость народа за своё прошлое и свои достижения. Мне это... близко и понятно.
